Детская сексуальность. Телесные наказания в классических детских книгах

Педагогическая поэма

Здравствуйте!

Извините за безумное обращение, но я обращаюсь сразу ко всей редакции «КМ», а в Вашем лице, может быть, и ко всей аудитории, читающей Вашу великолепную газету.

Являюсь вашим давним и регулярным читателем и очень благодарен вам за то, что вы есть на свете с Вашим очень нужным издание.

У меня есть небольшой опыт общения с аналогичной редакцией – мои письма были напечатаны в газете «М-р Х», но честно говоря, ваша газета вызывает гораздо больший интерес. Дело в том, что я являюсь давним и убежденным поклонником садомазохизма, а точнее, самой классической, самой интересной, импульсивной и эмоциональной его формы – флагелляции. Тема флагелляции стал для меня не только увлечением, привлекающей своей пикантностью новизной, но превратилось в своего рода жизненный интерес, в хобби души и тела. Этому увлечению я не изменяю уже много лет и располагаю довольно приличным количеством информации, которая, в свою очередь, дает богатую пищу для размышлений и умозаключений, которых так же накопил бы приличное количество.

В сборе материалов на тему порки я не зацикливаюсь только на ее эротическом аспекте в самом распространенном вопросе: «Порка молодой девушки мужчиной ради чисто сексуального наслаждения».

Я собираю материалы по следующим аспектам флагелпяции:

1. Сексуально-эроитческий. Это порка для придания ощущений, новизны, пикантности в сексуальных взаимоотношениях. Это имеет огромное количество таких разнообразных форм и способов, что если перечислять, то этому надо посвятить отдельное письмо.

2. Педагогический аспект. Известный вопрос: «Порки детей – за и против», пороть или не пороть. Нельзя дать однозначный ответ, есть масса условностей и условий, которые в совокупности предопределяют правильность выбора. Но лично мое мнение однозначно – пороть! Приводить аргументы в пользу этого решения, высказывать свои мысли и обосновывать выводы тоже не буду – это получится целая статья.

3. Физический или физиологический аспект. Вкратце поясню свою позицию: порка безусловно является очень действенным и эффектным массажем и кроверазгоняющим средством. Следствие – укрепление мышечной системы (в какой-то степени – формирование фигуры, особенно у девушек), лечение кое-каких недугов (старинный русский народный метод), например импотенции, женских болезней и т.п. Здесь будет уместно сказать, что в процессе порки человек испытывает бездну острых физических и эмоциональных ощущений, что в свою очередь является бесспорным стимулятором развития (особенно у девушек) чувственности и эмоциональности, что мы, мужчины, так ценим в женщинах.

4. Порка – небольшой, но ярко выраженный элемент культуры у многих народов. Вы удивлены? Тогда давайте обратимся к истории. Например, Древняя Эллада. В Спарте, воспитывая воинов и просто мужчин, мальчиков регулярно пороли. Девочек и девушек, впрочем, не меньше. Во многих городах, в один из религиозных праздников приносили «жертву». Жертвоприношение – порка самой красивой юной девушки и самого красивого и сильного юноши на алтаре одной из богинь. Например публичная порка достигших совершеннолетия юношей и девушек на алтаре богини Артемиды. Данный аспект широко перекликается с эротическим и тем не менее...

5. Хочу выделить еще один аспект, который меня интересует. Он являет собой нечто среднее между эротикой и педагогикой, но я этот аспект выделяю отдельно. Это – классическая супружеская порка. Считаю, что при взаимном согласии, доверии и любви, сглаживание ссоры и выход из конфликтных ситуаций не путем ругани, оскорблений, обид (потом – довольно долго примирение), а с помощью старинного традиционного способа – ее величества Розги. Вариантов, способов, форм, стилей супружеской порки тоже огромное количество, перечислять не буду. Главное – цель, которой необходимо достигнуть, душевные ощущения перед любимым человеком, выплеск отрицательных эмоций, все это переходящее в эротическую фазу, а не ругань и битье посуды. По-моему, в данной ситуации, порка – неплохой вариант, альтернатива!?

Вот, вкратце, я вам изложил свою позицию, если так можно выразится, направления моего интереса, которое подогревает ваше издание – «КМ»!

Мне 33 года, офицер. Пишу эротические рассказы и очерки на тему флагеляции. Мои рассказы и очерки отчасти плод моих фантазий, отчасти – не выдуманные истории, услышанные, подслушанные или прочитанные, дофантазированные и обработанные.

Выставляю на ваш суд один из моих «шедевров»!

Вагон то и дело вздрагивал на стыках и метался из стороны в сторону на стрелках. Скорый поезд «Северная Пальмира» Адлер-Петербург уносил загорелых, утомленных черноморским солнцем отпускников все дальше от одного моря к другому. Володька, 25-летний, разбитной холостяк из Питера возвращался после трех недель бурного, насыщенного морем, солнцем, вином и любовными приключениями отдыха не турбазе в Кудепсте, домой – в Северную столицу.

Время было позднее и пассажиры вагона, напившись чая, начинали потихоньку угомоняться. Володенька продрых весь день и спать, невзирая на приближающуюся ночь, уже не хотелось. Он так и лежал на верхней полке с закрытыми глазами, пытаясь уснуть. Постепенно его внимание начал привлекать разговор двух его попутчиц, которые сидели за столиком и в полумраке светильника о чем-то беседовали.

Одну из них звали Светлана. Это была женщина 28-30 лет, судя по всему, не замужняя, разведенная, которая со своей 8-летней дочерью, мирно сопевшей на нижней полке за спиной матери, возвращалась из санатория в город Тулу. Ее собеседницей была темноволосая, широкобедрая, с узкой талией, великолепной грудью и потрясающе красивыми ногами женщина лет 38-40. Вначале женщины болтали о всякой ерунде. Постепенно разговор коснулся проблем педагогики и воспитания детей.

Светлана, как бы между прочим посетовала, что дочь растет без отца, что находить общий язык с ней становится все труднее и труднее, девочка иногда бывает просто неуправляемой, а наказывать, лишая каких-то детских удовольствий – улицы, мультиков – или просто отругав, совершенно не эффективно. Дочь довольно спокойно сносит подобные взыскания и порой даже делает назло. Но Галина Владимировна, а именно так звали собеседницу Светланы, вдруг очень живо отреагировала на это сетование.

Она вдруг как-то с очень сильным любопытством поглядела на Светлану, затем на ее мирно сопевшею проказницу, потом как-то очень осторожно, словно вспомнив что-то свое, очень далекое и в то же время очень близкое, улыбнулась, потом в упор посмотрела в глаза Светланы и сказала:

– Есть один очень действенный и верный метод воспитания, которому лет столько, сколько человечеству и есть один очень эффектный воспитатель всех времен и народов.

– Что же это за воспитатель такой и что за метод? – удивленно спросила Света.

– Воспитатель – это ее величество Розга. А метод воспитания с помощью с помощью такого воспитателя существует только один – это... порка.

– Но ведь это не цивилизованный, варварский метод воспитания – пороть ребенка. Это только озлобит, сделает его жестоким и грубым! – с жаром произнесла Света.

Галина опять внимательно посмотрела на свою собеседницу, опять чему-то улыбнулась и произнесла:

– Ведь испокон веков на Руси, да и не только на Руси, а во всем мире детей за провинности секли. И мир был намного добрее и человечнее. Не было таких жутких войн, как в наше время, да и чисто бытовые отношения между людьми были гораздо человечнее, не было такой жестокости, хамства, неуважения к старшим, к женщинам, и вообще между людьми было больше душевной теплоты. Никогда справедливая родительская порка не приносила вреда юному чаду. Я не буду приводить вам, милая Светлана исторические и литературные примеры пользы порки в воспитании детей. Расскажу лучше о себе.

И тут Галина опять про себя о чем-то улыбнулась.

– Неужели родители вас в детстве пороли?! – изумленно воскликнула Светлана.

– Да. Меня пороли, а точнее, секли в детстве, да и не только в детстве, мои родители, и я считаю, что в отношении меня это был самый правильный и верный способ, и я очень благодарна своим родителям за то воспитание, которое я получила в отчем доме. А те качества, которые они мне привили, и привили – надо сказать – неплохо, чему способствовал этот старый дедовский метод, эти качества мне помогли кое-чего добиться в этой жизни. Я в свои неполные сорок лет стала доктором наук, завкафедрой одного из питерских вузов. Имею прекрасную семью, и мои дети растут неплохими людьми может от части потому, что сызмальства знакомы с розгой и с тем, какие чудеса она творит при грамотном, умном и умелом использовании. Так что, Светлана, если вы еще не очень хотите спать и вам не надоел этот разговор, то я вами немного расскажу о себе и своем детстве, а вы сами делайте выводы.

– Что ж, с удовольствием послушаю ваш рассказ, Галина, может что полезного для себя и почерпну из него, – сказала Света, поудобнее устраиваясь на полке, рядом со спящей дочкой. – Интересно узнать, как вас и за что секли в детстве.

– Ну, что ж, коль интересно, то слушайте.

И Галина отхлебнув остывший чай, опять чему-то далекому улыбнувшись, начала свой рассказ.

– Родом я с Кубани, из-под Армавира. Росла и воспитывалась в казачьей станице по всем казачьим законам и традициям. Мои родители – сами выходцы из казачьих семей, поэтому и в моем воспитании строго соблюдали все традиции.

Одной и безусловной такой традицией в нашей семье было наказание за какие-либо провинности. И этим наказанием, как правило была порка. Это была классическая русская порка на широкой скамье по обнаженному телу розгой – ивовым прутом, вымоченном в воде, для лучшей гибкости. У моих родителей был свой дом с большим двором и баней, поэтому меня пороли, а точнее секли, обычно в пятницу или субботу после бани. Соседнюю половину дома занимала живущая с нами сестра моего отца – тетя Зоя с мужем дядей Николаем и их сыном Ромкой. С нами еще жила бабушка, мать моей матери.

Секли нас – меня, мою младшую сестру Елизавету и нашего двоюродного брата Ромку (они с Елизаветой ровесники) за какие-либо серьезные проступки. Но что за детство без шалостей, озорства, а значит, и без проступков? Бывали и проступки в виде плохих оценок, так что грехов к концу недели набиралось достаточно.

Не буду описывать все свои перепитии и мысли, свое состояние, когда придя из школы домой в субботу, я уже знала, что сегодня меня ждет порка. Все буквально вываливалось из рук, мысли постоянно возвращались к предстоящему! Надо сказать, что для подобного мероприятия, в нашей семье соблюдался довольно строгий ритуал.

Для этого собиралась на кухне вся наша семья: мать, отец, тетя Зоя с мужем, их сын Ромка, моя сестра Лиза и я. На середину кухни ставилась деревянная лавка, потемневшая от времени, на которой леживали под розгами моя прабабка, моя бабка Наталья Петровна, и моя мама в девичестве. А теперь мы с Лизой, да братец Ромка. Как я ненавидела эту скамью, и в то же время относилась к ней с каким-то странным уважительно-благоговейным трепетом, видя в ней некий символ, «алтарь очищения от грехов».

Но вот субботний вечер, готовая баня. Уже ушли туда на первый пар мужчины. Когда они напарившись возвращаются, туда идем мы – «женская половина». На время баньки все страхи улетучиваются, мысли, и те расслабляются, веник и пар создают такое душевное расслабление, а холодный ковшик с водой дополняют это удовольствие. Состояние души и тела невообразимо! После русской баньки – беда не беда. Но вот, ополоснувшись напоследок, выходим в предбанник. Бабушка хитро прищуривается, с ухмылкой, хлопнув нас с Лизой по голым попам своей ладонью изрекает: «Вы девчонки, трусики с майками оставьте, они вам нынче вечером без нужды. Халатики накиньте и в хату, а то время вечернее, а вас еще разговор ждет серьезный в хате». Лиза в эти минуты становилась белее мела, да и я, наверное, была такая же. В хате уже стояла эта злополучная скамья, выставленная на середину кухни. Отец Ромки, дядя Николай, вынимал из металлического корыта длинные мокрые прутья, пропуская их сквозь сжатый кулак, стряхивая воду, затем взмахивал ими, со свистом рассекая воздух, проверяя на гибкость. На ватных от страха ногах мы с Лизой заходили на кухню и садились на стулья, где уже сам не свой от страха с бледным, зареванным лицом ожидал своей участи Рома.

Бабушка и тетя Зоя суетились около скамьи, на которой нас должны будут сечь – они накрывали ее домотканным покрывалом, готовили длинные льняные рушники, которыми перед поркой обычно привязывали нас к скамье – одним через подмышки за шею, а другим – ноги у лодыжек или за коленями.

Отец брал в руку розгу, взмахивал ею с устрашающим свистом? От которого холодело внутри, и все как бы обрывалось. Потом он не спеша произносил: «Ну, девоньки-припевоньки, за удовольствие скверно вести себя расплата одна – лозой тело погладить!» Затем обращался ко мне: «Что, Галина свет-Владимировна, тебе, как старшей, первой ответ держать!»

Пока отец, мать и бабушка решают вопрос о строгости наказания, которое обычно сводилось к обсуждению количества ударов, я на подгибающихся ногах стою, низко опустив голову. Но вот количество розог определено. В зависимости от степени вины и серьезности проступка, мне обычно полагалось от 20 до 50 ударов. Отец, прищурясь, произносил: «Итак, сударыня, на старт!».

Тетя Зоя в это время отворачивала голову Ромки, чтоб не видел нашей с сестренкой наготы. Я дрожащими руками развязываю поясок на халате, мамины руки снимаю его с моих плеч. Бабушка подходила, крестила меня, целовала в лоб и произносила: «Смелей, казачка, смелей. Телу страданье, душе очищение. С богом!» И поощрительно хлопнув меня пониже спины, подталкивала к скамье.

Я совершенно отрешенно, хотя и с чувством огромного стыда, медленно подходила к скамье и со вздохом вытягивалась на ней. Нежные, но очень сильные руки бабушки в изголовье, мамины – у лодыжек крепко, так что не пошевелить ни ногами, ни головой, (хотя попой и бедрами можно было крутить сколько угодно!) привязывали к скамье. Отец стоял слева от меня и держал в руке прут, слегка хлопал им по ладони.

Итак порка начиналась...

Галина Владимировна сделала паузу в своем рассказе, отпила немного остывшего чая и спросила не проронившую за все это время Светлану:

– Ну, как, интересно, Света, слушать мою исповедь?

– Очень интересно! Я вот сижу, слушаю, затаив дыхание и думаю: «Неужели такое бывает?»

– Очень даже бывает. Это ведь наши исконно русские традиции, а традиции надо поддерживать, и многие семьи эти традиции поддерживают.

Володька лежал на верхней полке боясь пошевелиться и с вожделением слушал каждое слово, доносившееся с низу.

Галина между тем продолжала свой рассказ.

– Итак порка начиналась. Отец несколько раз со свистом взмахивал розгой, затем почти нежно провел не сколько раз розгой по моему телу, от лопаток до пяток, сильно прижимая плашмя прут к телу.

Затем еще раз со свистом взмахнув прутом, отец говорил: «Я сейчас, сударыня, претерпевай!». И высоко над головой подняв прут, он со свистом опускал его на мои ягодицы. Боль бала такая, будто это была не ивовая лоза, а докрасна раскаленная стальная проволока. Еще до начала порки я решала, что буду терпеть и, закусив нижнюю губу, сжимала зубы. Но не выдержав «жгучего поцелуя» розги, я отчаянно взвивалась, дернувшись всем телом.

Через несколько мгновений резкая боль чуть-чуть отступала, давая место острому жжению, переходящему в зуд. Но это, кстати довольно странное, почти приятное ощущение длилось всего несколько секунд, как опять раздавался свист ненасытной розги, и «раскаленный стальной пруток» расчеркивал своим невероятным ожогом мое тело, но уже не ягодицы, чуть по ниже лопаток. Задохнувшись от боли, я дернувшись, выгибаюсь назад, но привязь врезается в мое тело, не давая оторвать грудь от скамьи и приподнять голову.

Боль опять переходит в саднящий зуд, но через несколько мгновений раздается свист лозы и я буквально взвиваюсь от непереносимой боли, но уже в верхней части моих полушарий. И опять свист и безумный по своей остроте «ожег» ощущаю на своем теле. От непереносимой боли я отчаянно виляю задом, пытаюсь запрокинуть назад голову и через несколько минут, когда привязь немного ослабевает от моих неистовых метаний, мне удается запрокинуть назад голову, сопровождая это движение протяжным стоном, даже скорее воплем. Когда розга ложится поперек ягодиц, я судорожно сжимаю их, делая их почти каменными, одновременно подаваясь телом вперед, выгибаясь при этом, выпячиваю вверх свой зад.

Если розга ложится поперек спины, то я запрокидываю голову и пытаюсь свести вместе попытки, сопровождая это протяжным стоном, визгом и воплями. Бабушка всегда учила, что между ударами надо полностью расслаблять все тело, как бы растекаясь по скамье, так легче перенести боль. Но когда чувствуешь этот «жгучий поцелуй» свистящей над тобой лозины, то уже не до этой науки, тут просто извиваешься, как уж, стараясь хоть как-то увернуться от этой свистящей, жалящей розги, стараясь заглушить эту нестерпимую боль отчаянными стонами и криками.

Просить о пощаде, умолять о прощении, перекладывать свою вину на сестру или брата категорически не приветствовалось в нашей семье. За это можно было схлопотать «добавку» в виде дюжины розог.

Где-то после 20-25 розог, отец останавливает экзекуцию, давая возможность перевести дыхание. Пока отец выдирает новые розги для продолжения порки, бабушка поправляет мою привязь, которой мое тело прихвачено к скамье. Затем бабушка наклонившись, опять, как перед началом порки целует меня в лоб, гладит по голове и говорит: «Терпи Галка, терпи. Еще малость и твоим страданиям конец».

Отец уже приготовил розгу, опять свист и опять я задохнувшись от адского пламени боли, дергаюсь и извиваюсь всем телом...

Как в тумане вижу бабушку и маму, вернее чувствую их нежные руки, которые освобождаю меня от держащих меня на скамье пут, помогают встать со скамьи. Бабушка берет ковш с холодной водой, дает мне напиться. Я пью судорожными глотками, вперемешку со слезами и зубы стучат о край ковшика – рыдания еще душат меня.

Затем бабушка умывает мое зареванное лицо и помогает надеть халатик. Отец поощрительно улыбается, подходит, целует меня и говорит: «Молодцом была, Галинка, прощена». Бабушка с мамой, придерживая меня под локти, подводят к стулу и я, сморщиваюсь от боли (зад и спина пылают огнем) сажусь на край стула. Скамья пустует не долго.

Бледная как полотно Елизавета, обнажившись, вытягивается, плотно смыкает ноги и опустив вниз, вдоль ножек скамьи руки. Теперь бабушка с мамой привязывают ее. Я невольно ловлю себя на мысли, что мне хоть и безумно жаль сестру, но если бы в этот момент ей каким-нибудь образом удалось избежать порки, то я была бы безумно разочарована. И вот с вожделением созерцаю на порку сестры.

Взмах розги, короткий свист, хлопающий шлепок розги по голому телу и отчаянный взвизг сестры. Сейчас вспоминая это, Светлана, я как наяву вижу обнаженное тело сестры, жаркие метания беззащитного девичьего тела под свистящей лозиной, ее взвизги и вопли, вспыхивающие, красные, потом багровеющие полоски поперек спины, ягодиц и той части, что в простонародье мы называем ляжками. Но вот и порка сестры позади.

К моему безумному сожалению, нам не позволяют видеть, как секут нашего брата его родители. Мама с бабушкой уводили нас с сестрой в нашу комнату, мы ложились на живот в кровати, а мама с бабушкой нежно и ласково смазывали гусиным жиром, специально приготовленным для этого, наши исстрадавшиеся спины, ягодицы и бедра, в общем те места, по которым вволю погуляла отцовская розга.

На следующий утро день начинался как обычно, со всеми его заботами и забавами, ни кто не вспоминал о вечернем, только бабушка хитро улыбалась, видя как мы с Лизой морщимся от боли, садясь на завтрак за стол...

Перед самым Питером, когда за окном мелькали корпуса Завода. Володя, улучив минутку, признался Галине Владимировне в том, что подслушал ее рассказ. Она только улыбнулась и сказала: «Я знаю это. Отчасти этот рассказ был и для тебя. Вот тебе моя визитка. Будет желание и интерес – звони. Мне есть, что рассказать, а быть может и... показать!» Больше она не произнесла ни слова.

В Питер поезд пришел по расписанию, который встретил его мелким моросящим дождиком и свинцовым небом. В Туле вышла Светлана с дочерью, ставшая после рассказа Галины задумчивой и смотревшей на дочь, будто что-то решая для себя. У перрона Галину Владимировну встретил ее муж и они уехали на темно-вишневом «Фольксвагене».

Володя ехал в вагоне метро рассматривая визитку с золотым тиснением: «Яковенко Галина Владимировна, доцент, доктор филологических наук». И с твердым решением позвонить и продолжить это взволновавшее его знакомство.

Андрей, 33 года.

Поклонник домостроя и флагеляции.

В этой статье я хочу рассмотреть, как физическое насилие освещалось в книгах, которые были написаны для детей или стали частью детской культуры. И начну я, пожалуй, с классических произведений.

Вряд ли кто-то поспорит с тем, что физическое насилие над ребенком - это плохо. Но почему-то многие люди не хотят включать в понятие «насилие» телесные наказания. Хотя я не вижу между этими двумя вещами никакой разницы.

В литературе - и детской, и взрослой, - много примеров телесных наказаний. Это была неотделимая часть жизни детей - они подвергались наказаниям дома, в школе, на барском дворе, да и просто на улице. Мне пришлось ограничиться в этой статье только русской литературой, и она все равно получилась очень большой. На мой взгляд, примеров из русской классики вполне достаточно для создания полной картины. К тому же большая часть приведенных здесь книг - автобиографические. Что освобождает нас от ненужной дискуссии о том, что переживания героев - это художественный вымысел и в жизни так не бывает.

Хочу предупредить читателей, что приведенные в статье цитаты могут вызвать триггеры. Триггер - от английского слова «trigger» - спусковой крючок (в данном случае имеется в виду «trauma trigger » - травматичный триггер) - это внешний раздражитель, который форсирует воспоминания о пережитом травматичном опыте.

Также хочу сразу сказать, что подробнейший список произведений, в которых упоминаются телесные наказания, я нашла на БДСМ-форуме. Участники с теплотой вспоминали моменты из книг и фильмов, которые тогда, в детстве, пробудили их сексуальность. В этом нет ничего удивительного - сексуальность некоторых людей связана с насилием в той или иной форме. В викторианской Англии, где телесные наказания были общепринятым и одобряемым способом воспитания детей, порка была одной из популярных эротических фантазий взрослых. Об этом можно подробней почитать в блоге b_a_n_s_h_e_e . Детские психологи часто пишут о том, что у обоих участников процесс порки может вызвать вот такой вот отклик психики, который очевидно не должен возникать между родственниками. И тем более между ребенком и взрослым.

Как писатели изображают наказания

Во истину ужаснейшие холодящие кровь сцены «наказаний» подарил нам Горький в автобиографической повести «Детство»:

«В субботу, перед всенощной, кто-то привел меня в кухню; там было темно и тихо. Помню плотно прикрытые двери в сени и в комнаты, а за окнами серую муть осеннего вечера, шорох дождя. Перед черным челом печи на широкой скамье сидел сердитый, не похожий на себя Цыганок; дедушка, стоя в углу у лохани, выбирал из ведра с водою длинные прутья, мерял их, складывая один с другим, и со свистом размахивал ими по воздуху. Бабушка, стоя где-то в темноте, громко нюхала табак и ворчала: - Ра-ад... мучитель... Саша Яковов, сидя на стуле среди кухни, тер кулаками глаза и не своим голосом, точно старенький нищий, тянул: - Простите христа-ради... Как деревянные, стояли за стулом дети дяди Михаила, брат и сестра, плечом к плечу. - Высеку - прощу, - сказал дедушка, пропуская длинный влажный прут сквозь кулак.-Ну-ка, снимай штаны-то!.. Говорил он спокойно, и ни звук его голоса, ни возня мальчика на скрипучем стуле, ни шарканье ног бабушки, - ничто не нарушало памятной тишины в сумраке кухни, под низким закопченным потолком. Саша встал, расстегнул штаны, спустил их до колен и, поддерживая руками, согнувшись, спотыкаясь, пошёл к скамье. Смотреть, как он идет, было нехорошо, у меня тоже дрожали ноги. Но стало ещё хуже, когда он покорно лёг на скамью вниз лицом, а Ванька, привязав его к скамье под мышки и за шею широким полотенцем, наклонился над ним и схватил чёрными руками ноги его у щиколоток. - Лексей, - позвал дед, - иди ближе!.. Ну, кому говорю? Вот, гляди, как секут... Раз!.. Невысоко взмахнув рукой, он хлопнул прутом по голому телу. Саша взвизгнул. - Врешь, - сказал дед, - это не больно! А вот эдак больней! И ударил так, что на теле сразу загорелась, вспухла красная полоса, а брат протяжно завыл. - Не сладко? - спрашивал дед, равномерно поднимая и опуская руку.-Не любишь? Это за наперсток! Когда он взмахивал рукой, в груди у меня все поднималось вместе с нею; падала рука - и я весь точно падал. Саша визжал страшно тонко, противно: - Не буду-у... Ведь я же сказал про скатерть... Ведь я сказал... Спокойно, точно псалтирь читая, дед говорил: - Донос - не оправданье! Доносчику первый кнут. Вот тебе за скатерть! Бабушка кинулась ко мне и схватила меня на руки, закричав: - Лексея не дам! Не дам, изверг! Она стала бить ногою в дверь, призывая: - Варя, Варвара! Дед бросился к ней, сшиб ее с ног, выхватил меня и понес к лавке. Я бился в руках у него, дергая рыжую бороду, укусил ему палец. Он орал, тискал меня и, наконец, бросил на лавку, разбив мне лицо. Помню дикий его крик: - Привязывай! Убью! Помню белое лицо матери и ее огромные глаза. Она бегала вдоль лавки и хрипела: - Папаша, не надо!.. Отдайте... Дед засек меня до потери сознания, и несколько дней я хворал, валяясь вверх спиною на широкой жаркой постели в маленькой комнате с одним окном и красной, неугасимой лампадой в углу перед киотом со множеством икон. Дни нездоровья были для меня большими днями жизни. В течение их я, должно быть, сильно вырос и почувствовал что-то особенное. С тех дней у меня явилось беспокойное внимание к людям, и, точно мне содрали кожу с сердца, оно стало невыносимо чутким ко всякой обиде и боли, своей и чужой».

1938 года

В рассказе Бажова «Каменный цветок» тоже есть эпизод, когда «учитель» так распаляется в процессе наказания, что подвергает жизнь ребенка опасности.

«Расправа тогда известно какая была. За всякую вину спину кажи. На грех еще одна-то корова из приказчичьего двора была. Тут и вовсе спуску не жди. Растянули сперва старика, потом и до Данилушки дошло, а он худенький да тощенький. Господский палач оговорился даже. - Экой-то, - говорит, - с одного разу сомлеет, а то и вовсе душу выпустит. Ударил все ж таки - не пожалел, а Данилушко молчит. Палач его вдругорядь - молчит, втретьи - молчит. Палач тут и расстервенился, давай полысать со всего плеча, а сам кричит: Я тебя, молчуна, доведу... Дашь голос... Дашь! Данилушко дрожит весь, слезы каплют, а молчит. Закусил губенку-то и укрепился. Так и сомлел, а словечка от него не слыхали».

Есть пример физического наказания и в романе «Детство Темы» Гарина-Михайловского. Если в предыдущих примерах поркой занимались купец и крестьянин, то здесь палачом выступает дворянин, генерал. Как и в жизни, ведь, согласно статистике, насилие происходит в семьях из абсолютно всех социальных слоев.

«Двери кабинета плотно затворяются. Мальчик тоскливо, безнадежно оглядывается. Ноги его совершенно отказываются служить, он топчется, чтобы не упасть. Мысли вихрем, с ужасающей быстротой несутся в его голове. Он напрягается изо всех сил, чтобы вспомнить то, что он хотел сказать отцу, когда стоял перед цветком. Надо торопиться. Он глотает слюну, чтобы смочить пересохшее горло, и хочет говорить прочувствованным, убедительным тоном: - Милый папа, я придумал... я знаю, что я виноват... Я придумал: отруби мои руки!.. Увы! то, что казалось так хорошо и убедительно там, когда он стоял пред сломанным цветком, здесь выходит очень неубедительно. Тема чувствует это и прибавляет для усиления впечатления новую, только что пришедшую ему в голову комбинацию: - Или отдай меня разбойникам! - Ладно, - говорит сурово отец, окончив необходимые приготовления и направляясь к сыну. - Расстегни штаны... Это что-то новое?! Ужас охватывает душу мальчика; руки его, дрожа, разыскивают торопливо пуговицы штанишек; он испытывает какое-то болезненное замирание, мучительно роется в себе, что еще сказать, и наконец голосом, полным испуга и мольбы, быстро, несвязно и горячо говорит: - Милый мой, дорогой, голубчик... Папа! Папа! Голубчик... Папа, милый папа, постой! Папа?! Ай, ай, ай! Аяяяй!.. Удары сыплются. Тема извивается, визжит, ловит сухую, жилистую руку, страстно целует ее, молит. Но что-то другое рядом с мольбой растет в его душе. Не целовать, а бить, кусать хочется ему эту противную, гадкую руку. Ненависть, какая-то дикая, жгучая злоба охватывает его. Он бешено рвется, но железные тиски еще крепче сжимают его. - Противный, гадкий, я тебя не люблю! - кричит он с бессильной злобой. - Полюбишь! Тема яростно впивается зубами в руку отца. - Ах ты змееныш?! И ловким поворотом Тема на диване, голова его в подушке. Одна рука придерживает, а другая продолжает хлестать извивающегося, рычащего Тему. Удары глухо сыплются один за другим, отмечая рубец за рубцом на маленьком посинелом теле».

Кадр из фильма «Детство Темы» 1990 года

Мы снова видим ситуацию с мужчиной, который слишком распалился в процессе. И во многом из-за того, что мальчик сопротивлялся. Как и Алеша Пешков, Тема укусил своего мучителя. Реакция защищаться и бить в ответ - совершенно естественная и, более того, считающаяся в обществе более правильной, чем другой ее вариант - замереть и не двигаться. Однако в этом случае дети оказываются наказаны с большей силой именно из-за того, что посмели проявить свою гордость и попытаться защитить собственное тело.

У деда в горьковском «Детстве» эта двойственность вылилась в странную двуликую логику. Насильник перекладывает вину за случившееся на жертву - это типичнейшее поведение абьюзера - и одновременно требует от ребенка быть ему благодарным за «науку».

«Я тебя тогда перетово, брат. Разгорячился очень; укусил ты меня, царапал, ну, и я тоже рассердился! Однако не беда, что ты лишнее перетерпел - взачет пойдет! Ты знай: когда свой, родной бьет - это не обида, а наука! Чужому не давайся, а свой ничего!»

Кадр из фильма «Детство Горького»

Мы знаем, что несмотря на то, что отец больше никогда не притронулся к Теме, их отношения были подорваны. Дистанцию между ними уже никогда не удалось сократить. Да и у Алеши с дедом хороших отношений не вышло.

Все тренинги по управлению гневом учат людей не давать выход своим эмоциям в физических проявлениях. Потому что это не освобождает человека от гнева, а только усиливает его. Многие родители и теперь оправдывают физическое насилие, которое произошло «в момент сильных эмоций», говоря, что это гораздо лучше, чем холодное расчетливое избиение ребенка. Мне сложно представить ситуацию, в которой эмоции могут быть оправданием причинению боли гораздо более слабому и беззащитному существу, которое не может тебе ответить.

Отношение взрослых героев к телесным наказаниям

Во многих произведениях, где встречаются описания наказаний, есть противопоставление взглядов. Авторы вкладывают в уста одних героев гуманистические мысли о том, что физическое насилие - недопустимый метод воспитания. И яростно с ними спорят другие герои - защитники кулаков и розог.

В «Детстве Темы» протагонистом выступает мать. Она врывается в разгар наказания, потому что больше не может выносить криков сына.

«- Довольно, довольно! - кричит она, врываясь в кабинет. - Довольно!!. - Полюбуйся, каков твой звереныш! - сует ей отец прокушенный палец. Но она не видит этого пальца. Она с ужасом смотрит на диван, откуда слезает в это время растрепанный, жалкий, огаженный звереныш и дико, с инстинктом зверя, о котором на минуту забыли, пробирается к выходу. Мучительная боль пронизывает мать. Горьким чувством звучат ее слова, когда она говорит мужу: - И это воспитание?! Это знание натуры мальчика?! Превратить в жалкого идиота ребенка, вырвать его человеческое достоинство - это воспитание?!»

Кадр из фильма «Детство Темы»

В романе «Детство» Льва Толстого тоже есть упоминание телесных наказаний. На балу происходит разговор между отцом и бабушкой героя и княгиней, их дальней родственницей. Княгиня поддерживает идею физических наказаний, а бабушка героя с ней спорит:

«И княгиня, наклонившись к папа, начала ему рассказывать что-то с большим одушевлением. Окончив рассказ, которого я не слыхал, она тотчас засмеялась и, вопросительно глядя в лицо папа, сказала: - Каков мальчик, mon cousin? Он стоил, чтобы его высечь; но выдумка эта так умна и забавна, что я его простила, mon cousin. И княгиня, устремив взоры на бабушку, ничего не говоря, продолжала улыбаться. - Разве вы бьете своих детей, моя милая, - спросила бабушка, значительно поднимая брови и делая особенное ударение на слове бьете . - Ax, ma bonne tante [моя добрая тетушка ], - кинув быстрый взгляд на папа, добреньким голоском отвечала княгиня, - я знаю, какого вы мнения на этот счет, но позвольте мне в этом одном с вами не согласиться: сколько я ни думала, сколько ни читала, ни советовалась об этом предмете, все-таки опыт привел меня к тому, что я убедилась в необходимости действовать на детей страхом. Чтобы что-нибудь сделать из ребенка, нужен страх... не так ли, mon cousin? А чего, je vous demande un peu [я вас спрашиваю ], дети боятся больше, чем розги? При этом она вопросительно взглянула на нас, и, признаюсь, мне сделалось как-то неловко в эту минуту. - Как ни говорите, а мальчик до двенадцати и даже до четырнадцати лет все еще ребенок; вот девочка - другое дело. "Какое счастье, - подумал я, - что я не ее сын". - Да, это прекрасно, моя милая, - сказала бабушка, свертывая мои стихи и укладывая их под коробочку, как будто не считая после этого княгиню достойною слышать такое произведение, - это очень хорошо, только скажите мне, пожалуйста, каких после этого вы можете требовать деликатных чувств от ваших детей? И, считая этот аргумент неотразимым, бабушка прибавила, чтобы прекратить разговор: - Впрочем, у каждого на этот счет может быть свое мнение. Княгиня не отвечала, но только снисходительно улыбалась, выражая этим, что она извиняет эти странные предрассудки в особе, которую так много уважает».

Из сериала «Детство, отрочество, юность» 1973 года

Дед-садист Горького спорит со взглядами образованного и гуманного отца Алеши.

«И снова спросил меня: - Тебя отец сёк? Не понимая, о чём он говорит, я промолчал, а мать сказала: - Нет. Максим не бил его, да и мне запретил. - Это почему же? - Говорил, битьем не выучишь. - Дурак он был во всем, Максим этот, покойник, прости господи! сердито и четко проговорил дед».

Описание или намек на порку встречается в многочисленных произведениях Владислава Крапивина. В одном из них герою предоставляется возможность наказать ребенка, и он испытывает по этому поводу целую гамму чувств - сначала злорадное удовольствие, а потом - раскаянье. Он все-таки понимает, что не способен причинить боль ребенку.

«- Ты что? - растерялся Корнелий. - Десять горячих, господин воспитатель, - полушепотом сказал мальчик. - За то, что во время сна держал руки под одеялом. Корнелий озадаченно посмотрел на Антона. Тот, глядя в сторону, механически шагнул, протянул широкую лаковую линейку (откуда она появилась?). Корнелий взял ее - тяжелую и странно липкую. Опять взглянул на провинившегося - на его темя и затылок в крупных кольцах волос. - Тебя как зовут? - Илья, господин воспитатель, - проговорил он с полувыдохом. Розоватые ладони с очень тонкими пальцами вздрогнули. Странное чувство испытал Корнелий. Недоумение, что он - приговоренный к смерти арестант - может кого-то наказать или помиловать. И… по правде говоря, какое-то удовольствие от этой мысли. И - тут же! - брезгливую неловкость: вспомнился Пальчик - он тоже любил казнить или миловать послушных одноклассников. И холодновато-любопытный вопрос к себе: ты что, в самом деле сумел бы ударить линейкой вот по этим дрожащим ладошкам, по тонкому запястью с голубой жилкой, по этим почти прозрачным пальцам? «Какой скрипач, наверно, мог бы получиться из мальчишки…»

В.Крапивин, «Гуси-гуси га-га-га»

Как дети реагируют на телесные наказания

В книгах, где повествование ведется от лица ребенка, хорошо показано, что физическая расправа приносит не только телесную, но и душевную боль. Порка унизительна для личности. Она создает давящую атмосферу в семье и еще долго потом, во взрослой жизни, возвращается триггерами.

Случайно сломав любимый цветок отца, Тема очень живо представляет себе картину наказания:

«Но цветок по-прежнему лежит на земле... Время идет... Вот отец, встающий раньше матери, покажется, увидит, все сразу поймет, загадочно посмотрит на сына и, ни слова не говоря, возьмет его за руку и поведет... Поведет, чтоб не разбудить мать, не через террасу, а через парадный ход, прямо в свой кабинет. Затворится большая дверь, и он останется с глазу на глаз с ним. Ах, какой он страшный, какое нехорошее у него лицо... И зачем он молчит, не говорит ничего?! Зачем он расстегивает свой мундир?! Какой противный этот желтенький узенький ремешок, который виднеется в складке синих штанов его. Тема стоит и, точно очарованный, впился в этот ремешок. Зачем же он стоит? Он свободен, его никто не держит, он может убежать... Никуда он не убежит. Он будет мучительно-тоскливо ждать. Отец не спеша снимет этот гадкий ремешок, сложит вдвое, посмотрит на сына; лицо отца нальется кровью, и почувствует, бесконечно сильно почувствует мальчик, что самый близкий ему человек может быть страшным и чужим, что к человеку, которого он должен и хотел бы только любить до обожания, он может питать и ненависть, и страх, и животный ужас, когда прикоснутся к его щекам мягкие, теплые ляжки отца, в которых зажмется голова мальчика».

Эта картина толкает Тему, с одной стороны, на оттягивание всеми силами момента расплаты, а с другой, на приближение неминуемого. Мальчик неудержимо шалит, гораздо больше обычного. Как бы утверждая необходимость наказания. Ведь цветок был сломан случайно, и получить порку за поступок, из-за которого мальчик сам ужасно переживает, было бы невыносимо.

В четвертой части автобиографической тетралогии «Инженеры» повзрослевший Тема возвращается в отчий дом со своей невестой и они вместе вспоминают самые болезненные переживания детства:

«- Вот и здесь меня раз высек отец... Господи, я, кажется, только и вспоминаю, как меня секли. Боже мой, какая это ужасная все-таки вещь - наказание. Около двадцати лет прошло, я любил папу, но и до сих пор на первом месте эти наказания и враждебное, никогда не мирящееся чувство к нему за это... Тебя, конечно, никогда не наказывали? - Нет... Меня запирали одну, и я такой дикий страх переживала... На лице Аделаиды Борисовны отразился этот дикий страх, и Карташев совершенно ясно представил ее себе маленьким, худеньким, испуганным ребенком, с побелевшим лицом, открытым ртом без звука, которого вталкивают в большую пустую комнату. - А, как это ужасно! Деля, милая, мы никогда пальцем не тронем наших детей. - О, боже мой, конечно, нет!»

Алеша из книги «Черная курица, или подземные жители» именно из-за страха перед розгами раскрывает секрет о существовании волшебной страны. И когда его все-таки высекли, мальчик чувствует не столько боль, сколько унижение.

Кадр из фильма «Черная курица, или подземные жители» 1980 года

Сережа Багров - герой романа «Детские годы Багрова внука» тяжело переживает первое столкновение с физическим насилием, которое произошло в народном училище:

«Задав урок, Матвей Васильич позвал сторожей; пришли трое, вооруженные пучками прутьев, и принялись сечь мальчиков, стоявших на коленях. При самом начале этого страшного и отвратительного для меня зрелища я зажмурился и заткнул пальцами уши. Первым моим движением было убежать, но я дрожал всем телом и не смел пошевелиться. <…> Приехав домой, я ужасно встревожил свою мать сначала безмолвным волнением и слезами, а потом исступленным гневом на злодейские поступки Матвея Васильича. <…> Успокоить и утешить меня сначала не было никакой возможности; в эту минуту даже власть матери была бессильна надо мной. Наконец, рассказав всё до малейшей подробности мною виденное и слышанное, излив мое негодованье в самых сильных выражениях, какие только знал из книг и разговоров, и осудив Матвея Васильича на все известные мне казни, я поутих и получил способность слушать и понимать разумные речи моей матери. Долго она говорила со мной и для моего успокоения должна была коснуться многого, еще мне не известного и не вполне мною тогда понятого. Трудно было примириться детскому уму и чувству с мыслию, что виденное мною зрелище не было исключительным злодейством, разбоем на большой дороге, за которое следовало бы казнить Матвея Васильича, как преступника, что такие поступки не только дозволяются, но требуются от него как исполнение его должности. <…> Я долго не мог успокоиться, а от Матвея Васильича получил такое непреодолимое отвращение, что через месяц должны были ему отказать».

Мальчик протестует всей душой против любого насилия, включая и то, что совершается самыми близкими людьми:

«Вдруг неожиданный случай так отдалил меня от бабушки, что я долго ходил к ней только здороваться да прощаться. Один раз, когда мы весело разговаривали с бабушкой, рыжая крестьянская девчонка подала ей свой клочок пуха, уже раз возвращенный назад; бабушка посмотрела на свет и, увидя, что есть волосья, схватила одною рукою девочку за волосы, а другою вытащила из-под подушек ременную плетку и начала хлестать бедную девочку... Я убежал. Это напомнило мне народное училище, и я потерял охоту сидеть в бабушкиной горнице, смотреть, как прядет она на самопрялке и как выбирают девчонки козий пух».

Иллюстрция Д.А.Шмаринова

Даже дети, которые сами никогда не сталкивались с телесными наказаниями, остро чувствуют неправильность этого процесса. Николенька Иртеньев из «Детства» Толстого после услышанного разговора о порке не может отделаться от мысли о том, что его тетушка бьет своего сына:

«Я, целуя маленькую, сухую ручку княгини, с чрезвычайной ясностью воображал в этой руке розгу, под розгой - скамейку, и т. д.»

Из сериала «Детство, отрочество, юность»

И, встретив сына княгини, он тоже не перестает думать о том, что этого мальчика дома порют розгами.

Лев Тослстой в созданной им яснополянской школе детей, разумеется, не бил.

Если вернуться к цитате из «Детства» Горького, которую я привела в начале статьи, то можно увидеть, какие эмоции испытывает Алеша, да и все остальные дети в комнате, когда видят, как бьют их товарища:

«Когда он взмахивал рукой, в груди у меня все поднималось вместе с нею; падала рука - и я весь точно падал».

Кадр из фильма «Детство Горького»

Ужас и отвращение - не единственная реакция на порку, которая есть в классической литературе. Часто писатели чрезмерно романтизируют реакцию детей. Например, в произведениях Крапивина все выдерживают наказания так, будто они маленькие святые мученики:

«- Все… Все твое вранье, - с отчаянной грубостью, но тихо сказал Славка, глядя ей прямо в лицо.- Ты все врешь. Ты едешь из-за Него. Ни разу в жизни он так не говорил с мамой. Ее щеки побелели. На столике лежала пустая авоська, с которой Славка обычно бегал на рынок и в магазин. Этой авоськой, вытянутой в тяжелый жгут, мама хлестнула его по лицу. И еще, еще! В кожу впились твердые узелки. Славка не увернулся и не защитился. Он только прикрыл глаза, но не от страха, а машинально. Он расстегнул пряжку и выдернул из петель флотский ремень. - Возьми, - сказал он.- Пряжкой можно пробить до кости. Не бойся, шрамы придают мальчикам мужественный вид. Мама бросила сетку и выскочила в другую комнату. Славка увидел, как она плачет у окна. Но он не пошел за ней. У него горели от ударов щеки».

В. Крапивин. «Трое с площади Карронад».

Сережа Багров с удивлением обнаружил, что выпоротые мальчики из народного училища, кажется, вовсе не травмированы этим фактом:

«Когда утихли крики и зверские восклицания учителя, долетавшие до моего слуха, несмотря на заткнутые пальцами уши, я открыл глаза и увидел живую и шумную около меня суматоху; забирая свои вещи, все мальчики выбегали из класса и вместе с ними наказанные, так же веселые и резвые, как и другие».

Его товарищ Андрюша - студент училища - понимает реакцию Сережи и объясняет, почему другие мальчики относятся ко всему проще - ведь насилие давно стало нормой их жизни. А у детей есть свойство выращивать сильные защитные механизмы.

«"Что, понравилось ли вам училище? - спросил он (Андрюша), заглядывая мне в лицо. И, не получая от меня ответа, прибавил: - Никак, напугались? У нас это всякий день"».

Иллюстрация к рассказу Чехова «Ванька Жуков» В.Л.Гальдяева

Еще один пример более легкого отношения героя к порке можно найти в книге Марка Твена «Приключения Тома Сойера». Том Сойер стоически выносит наказания за дело, неважно, исходят они от учителя или тети. Они, тем не менее, заставляют его попереживать и подуться на тетю и свою судьбу, но не оставляют серьезного следа в его душе. Зато на несправедливое наказание он реагирует глубочайшей обидой и даже уходит из дома. Даже в этом случае связь между ребенком и взрослым не обязательно должна оборваться навсегда. Но сохранить отношения можно только если взрослый раскаивается и просит у ребенка прощения.

Нам всегда стоит помнить о том, что все мы - разные. И на одни и те же события мы можем реагировать по-разному. Есть популярный аргумент, который используют сторонники телесных наказаний - «меня пороли и я человеком вырос». Его использует, например, и дед-садист Горького:

«Ты думаешь, меня не били? Меня, Олёша, так били, что ты этого и в страшном сне не увидишь. Меня так обижали, что, поди-ка, сам господь бог глядел - плакал! А что вышло? Сирота, нищей матери сын, я вот дошёл до своего места, - старшиной цеховым сделан, начальник людям».

Горький «Детство»

Но в одной и той же семье с одним и тем же воспитанием могут вырасти совершенно разные дети. И, как показывает опыт миллионов людей, чтобы «вырасти человеком» совершенно не обязательно быть избитым.

Еще один популярный аргумент за порку - это то, что «дети сами напрашиваются». Видимо, в глазах многих и многих людей все провинившиеся дети сливаются в единый образ нахального хулигана, показанный в «Ералаше». Он кичится своей неуправляемостью и сам признает, что единственный способ с ним совладать - бить его.

Хотя и здесь очевидно, что мальчик только бравирует, и идея железной руки ему самом на самом деле совсем не нравится.

«Пожалей розги своей, и ты испортишь сына». И в это до сих пор свято верят многие отцы и матери. Они прилежно хлещут розгой, называя это любовью. Стоило бы разузнать, каково было детство тех действительно «испорченных сыновей», тех диктаторов, тиранов, притеснителей и мучителей, которых сейчас так много на земле. Я уверена, что за спиной почти каждого из них стоит отец-тиран или воспитатель с розгой или плеткой в руке».

Из речи Астрид Линдгрен при поучении Премии Мира в Германии в 1978 году

Юмористическое освещение порки в литературе

Наказания, порка могут встречаться в литературе в юмористическом контексте. Но, чаще всего, шутки эти если и кажутся смешными, то только взрослым.

Пожалуй, единственный пример не страшной штуки про порку я нашла в книге Астрид Линдгрен «Мадикен и пимс из Юнибаккена» в главе «Рикард».

Первоклассница Мадикен придумывает «воображаемого врага» - мальчика Рикарда, на которого сваливает все свои шалости и проступки. Когда ее младшая сестра Лисабет слышит о проказах Рикарда, она всегда заявляет: «Выпороть надо Рикарда», потому что девочка в обиде на него за то, что он съел ее леденцы. В конце концов правда раскрывается, и фраза Лисабет «Выпороть надо Рикарда» звучит для Мадикен совсем не радостно.

Все же из контекста мы понимаем, что родители Мадикен и Лисабет не практикую телесные наказания. И «порка», «взбучка» здесь являются аналогами слова «наказание». И именно это делает этот рассказ смешным, а не страшным и грустным.

Кадр из фильма «Ты с ума сошла, Мадикен» 1979 года

Астрид Линдгрен выступала против физического насилия над детьми и повлияла на принятие закона, криминализирующего насилие над детьми в Швеции.

Но в семьях, где порка действительно практикуется, эти шутки могут звучать издевательстки и садистически. Например, в «Детстве» Горького от «шуток» деда бегут мурашки по телу:

«Дед купил себе большой интересный дом на Полевой улице, с кабаком в нижнем каменном этаже, с маленькой уютной комнаткой на чердаке и садом, который опускался в овраг, густо ощетинившийся голыми прутьями ивняка. - Розог-то! - сказал дед, весело подмигнув мне когда, осматривая сад, я шел с ним по мягким, протаявшим дорожкам. - Вот я тебя скоро грамоте начну учить, так они годятся...»

Впрочем, нерипятный оттенок все-таки сохраняется даже в более «невинных» шутках про порку. Например, вот от этого видео Ералаша веет подвалом.

Это ощущение - того, что шутки про порку ни капли не смешны - хорошо удалось ухватить Григорию Остеру в его «вредном совете»:

«Ничего прекрасней детства Человеку не дано. Свет его сквозь годы мчится В подрастающей душе. Знай, что в каждом взрослом сердце Есть заветный уголок, Там калачиком свернулся Папин старенький ремень».

Здесь и ирония над тем, что детство принято считать самой счастливой порой жизни, хотя в нем есть моменты величайшего унижения и бессилия, которые не грозят взрослым. И что каждый из нас, кто испытывал телесные наказания, травмирован ими. Эта боль может найти разные выходы - либо в продолжении насилия, либо в полном отказе от него. Нам выбирать.

«Двое братьев-сирот на свой страх и риск бежали в Швецию, где их поймали на центральном вокзале Стокгольма. Они собирались поселиться в Швеции, у удивительной Астрид Линдгрен, которая заявила, что детей бить нельзя».

Родители или люди, занимающиеся воспитанием ребенка, сами того не осознавая, являются для него теми волшебниками, которые способны как "заколдовать" на успех в жизни, так и "наслать проклятие". Как это происходит, нам рассказала психолог, кандидат в транзактные аналитики в области психотерапии Влада Березянская, www.vashpsiholog.com.ua.

Представьте себе успешного человека. У каждого из вас – это свой особенный образ, но в основном вы представляете себе целеустремленного человека , у которого получается все, что он задумал. При этом, как показывает практика, чтобы быть успешным, необязательно иметь много денег . Важно, чтобы была гармония внутри, ощущение, что вы живете счастливой жизнью. В то же время есть люди, которые, как ни стараются, постоянно сталкиваются с неудачами. Ощущение что они являются магнитами для всего наихудшего в мире. Или иногда до победы остается один шаг, а человек ломается, бросает дело, без особых на то причин. Таких людей в обществе называют неудачниками .

Сценарий неудачника, как и победителя, закладывается в детстве, до 6 лет. И делают это родители либо родительские фигуры (няни или бабушки, воспитатели). Однотипные сценарии передаются из поколения в поколение, и происходит это неосознанно, под видом правильного воспитания и искреннего желания добра своим детям. Как родители накладывают на детей запреты, прививая неудачные сценарии, покажем на нескольких примерах.

Запрет достигать . Девочка мечтает получить в подарок на Новый год плюшевого медведя. Этот подарок для нее очень важен. Но отец убежден, что конструктор дочери будет полезнее в плане развития, поэтому покупает ребенку конструктор и дарит его. Но когда девочка показывает свое разочарование, он говорит ей: "Зачем же ты плачешь? Ведь конструктор – это так замечательно!"

Последствия . Девочка убеждается, что ее желания не исполняются, она не способна контролировать их исполнение. Кроме этого, она не может показывать свое разочарование от того, что ее желание не исполнилось, ведь родители будут расстроены. В этом случае отец налагает на ребенка следующие запреты: не чувствуй, не желай и не достигай.

Запрет "быть собой" или "быть важным". Дети, играя, веселятся и шумят. Родители с целью призвать их к порядку, дают такие запреты: "Не пой", "Громко не смейся", "Веди себя прилично".

Последствия . Ребенок получает запрет быть важным и ценным, проявлять свои эмоции и чувства, быть естественным. Вырастая, он не сможет, находясь в обществе, быть самим собой, он не будет понимать, что с ним происходит. Если подобные запреты рассерженный папа дает дочери, у нее во взрослой жизни не получается быть близкой с мужчинами, ведь когда она в детстве вела себя естественно, ее не любили, не принимали, не одобряли.

Запрет "не чувствуй" . Мальчик расстроен и плачет. Родители говорят ему: "Ты же мальчик, будущий мужчина. Ты должен быть сильным, не должен плакать . Ни к чему эти телячьи нежности".

Последствия . Мужчины, которым в детстве запрещали проявлять эмоции, постоянно находятся в невротическом состоянии. Внешне они могут выглядеть вполне благополучными, но они не умеют чувствовать свое тело, не понимают, как это – любить, жить полной жизнью. Сценарий, который прививается родителями в данном примере, называется "Без чувств". Очень часто мальчикам, которым родители выражали подобные запреты, в жизни прекращают чувствовать потребности своего тела, не умеют любить и принимать любовь. Иногда они используют допинги, которые помогают добиваться измененного состояния сознания, получая радость посредством наркотиков, кофе, сигарет, алкоголя.

У женщин есть подобный сценарий, который называется "Без любви" . Мамы не показывали им, что можно быть любимой и любить. Особенно часто мамы дают девочкам запрет на близость, если сами пережили развод или были несчастливы в браке. Вместо того чтобы проработать расставание с психотерапевтом, негативные чувства по отношению к мужчинам переносятся на ребенка, передавая информацию невербально (без слов, посредством мимики, интонации, жестов) – "Любить мужчину по-настоящему больно". Повзрослев, дочь большую часть своей жизни либо одинока, либо не может построить нормальные отношения. Это приводит к депрессиям, к тяжелым переживаниям, вплоть до трагического конца – самоубийства.

Запрет на мужественность . Мама развелась со своим супругом, который ее бил. Подрастающему сыну она постоянно твердит: "Ты у меня такой славный, такой нежный, добрый, совсем не такой, как твой папа".

Последствия . Ребенок получает родительское предписание: чтобы радовать маму, нельзя проявлять качества, присущие мужскому полу. У такого неагрессивного мальчика, как правило, потом не складываются отношения со сверстниками, потому что его таким не принимают. Возможен также исход, который называют "навязанным гомосексуализмом", когда мужчина с несвойственным мужчине сценарием нежности вступает в половые отношения не с женщинами, а с мужчинами.

Как изменить сценарий

Родителям самостоятельно очень тяжело произвести анализ и понять, какие именно предписания и запреты они своим детям внушают посредством воспитания. И тем более тяжело спрогнозировать, вырастет ли ребенок неудачником. И для того чтобы ребенку дать сценарий победителя, нужно определить и изменить свой собственный. А в этом поможет психотерапевт с опытом работы в транзактном анализе. Это очень тяжелый процесс, ведь пока человек живет по сценарию, заложенному в детстве, он чувствует себя "окейным", он думает, что он хороший и все делает правильно. Важно проанализировать и научиться осознавать, что ты действуешь в рамках своего сценария.

Вне зависимости от сценария, для того чтобы ориентировать ребенка на успех, важно понимать следующее:

Вы – ОК, и ваш ребенок – ОК, у него тоже есть мысли, чувства и желания, порой не похожие на ваши. И это нормально.

Любите, хвалите и доверяйте своим детям – тогда они смогут любить во взрослой жизни.

Не лгите детям – иначе они начнут лгать вам, когда вырастут.

Не оставляйте детей на няню, если есть возможность быть с ребенком. Ни одна няня не заменит маму. На консультирование чаще приходят дети, воспитанные нянями или бабушками. Подумайте, какой сценарий закладывает няня в голову вашего ребенка и какие запреты она передает. Нет ничего удивительного в том, что дети успешных родителей, воспитанные няней, не такие успешные, как их родители.

Ребенку необходимо уделять искреннее внимание. Важно веселиться, играть, заниматься творчеством вместе с детьми и поддерживать их в начинаниях. Внимательно прислушивайтесь к желаниям своих детей.

Чтобы ребенок был успешен в отношениях с противоположным полом, покажите, что вы искренни со своим супругом, продемонстрируйте интимность в ваших отношениях (душевную близость, любовь, доверие).

Если вы достигаете успеха на работе, необходимо показывать, что вы умеете не только работать, но и отдыхать. Это покажет вашим детям возможность совмещения работы, отдыха и личной жизни. И они будут здоровы.

Очень важно любить своих детей от всей души, давать им самые лучшие предписания и пожелания, ведь это является огромным родительским благословением.

Татьяна Корякина

Слишком часто мне приходится слышать истории о взрослых, которые не замечали, что происходит с их ребенком, или объясняли тревожные перемены в его поведении темпераментом, возрастом. Поэтому я перечислю 11 психических проблем, с которыми часто сталкиваются дети, ставшие жертвой сексуального насилия или домогательств.

Этот список не руководство по диагностике и не может заменить консультацию профессионала. Я попыталась объединить вместе типичные симптомы, которые заставляют людей обращаться за помощью терапевта. Список далеко не полон, и каждый симптом по отдельности может быть вызван и другими причинами. В зависимости от возраста, особенностей пережитой травмы, темперамента и стойкости каждого человека, симптомы могут проявляться по-разному.

1. Диссоциация (ощущение отчужденности от самого себя) - наверное, самый распространенный защитный механизм, с помощью которого психика пытается оградить себя от травмы, вызванной сексуальным насилием. Разум словно сбегает из тела в ситуациях экстремального стресса, ощущения бессилия, сильной боли и страданий.

2. Самоповреждение. Люди, пережившие тяжелую травму, причиняют себе физический вред, пытаясь справиться с мучающей их эмоциональной и психологической болью. Как показывают исследования, порезы приводят к выбросу эндорфинов, дающих временное ощущение покоя и умиротворения.

3. Тревога и страх. У переживших сексуальное насилие система реакции организма на стресс часто чересчур активна. Это проявляется в сильнейших приступах страха, социальной фобии, панических атаках. Организм словно постоянно находится настороже и не может расслабиться.

4. Кошмары. Жертв насилия, так же как и ветеранов войн, мучают навязчивые болезненные воспоминания и ночные кошмары.

5. Алкоголизм и наркомания. Пережившие тяжелые психические травмы люди часто пытаются найти утешение в алкоголе и наркотиках. Эксперименты с наркотиками в подростковом возрасте нельзя считать нормальными, особенно если подросток знает о возможных последствиях.

6. Гиперсексуальность. Это типичная реакция на ранний и травмирующий сексуальный опыт. Если ребенок очень рано начинает регулярно мастурбировать, проявлять сексуальный интерес (в играх или в жизни), чаще всего это признак того, что он был свидетелем или участником каких-то сексуальных действий взрослых. В юношеском и во взрослом возрасте гиперсексуальность может проявляться в беспорядочных половых связях, занятиях проституцией, съемках в порнографических фильмах.

7. Психотические проявления. У переживших сексуальное насилие в детстве нередко возникает паранойя, возможны галлюцинации и кратковременные психозы.

8. Перепады настроения, вспышки гнева, раздражительность. Детям часто трудно выразить свои чувства словами, поэтому они проявляют их через действия. Иногда так ведут себя и взрослые. Люди, пережившие тяжелые психические травмы, часто страдают от перепадов настроения, раздражительности и нарушений в работе мозга, которые могут приводить к депрессии, мании, тревоге и вспышкам гнева.

9. Проблемы в отношениях, трудности в поддержании долговременных дружеских или романтических отношений. Жертвы домогательств часто перестают доверять другим, начинают опасаться людей, поэтому им трудно поддерживать долговременные отношения, основанные на взаимном доверии.

10. Регрессия (в основном у детей). Энурез (ночное мочеиспускание в постель) и энкопрез (непроизвольная дефекация) у ребенка, которого приучили к горшку, внезапные и необъяснимые истерики или вспышки гнева, необычная импульсивность или навязчивая потребность во внимании и другие резкие перемены в поведении часто могут быть признаком того, что случилось нечто ужасное.

11. Физиологические, психосоматические и аутоиммунные расстройства. Многие врачи и психотерапевты писали о том, что воспоминания о травме словно хранятся в нашем теле, поскольку разум отталкивает их. В психоанализе они называются бессознательными, поскольку они зачастую проявляются незаметно для самого человека. Когда случается немыслимое, разум спасается, используя тело для выражения переживаний, которые нельзя выразить словами.

Об авторе

Психолог-консультант, психоаналитик, работает с детьми и подростками. Ее сайт .

До недавнего времени в общественном укладе многих стран считалось, что родительская любовь состоит в строгом отношении к детям, а любое телесное наказание подразумевало пользу для самого ребенка. И вплоть до начала ХХ века порка розгами была обыденным делом, а в некоторых странах и до конца столетия это наказание имело место. И что примечательно у каждой народности своя национальная методика порки, выработанная веками: в Китае - бамбук, в Персии – плеть, в России – розги, а в Англии – палка. Шотландцы же предпочитали ремень и угревую кожу.

Один из известных общественных деятелей России говорил: «Вся жизнь народа проходила под вечным страхом истязания: пороли родители дома, порол учитель в школе, порол помещик на конюшне, пороли хозяева ремесел, пороли офицеры, становые, волостные судьи, казаки».

Розги, будучи средствами воспитания в учебных заведениях, находились замоченными в кадке, установленной в конце класса и всегда были готовы к применению. За различные детские шалости и провинность было четко предусмотрено определенное количество ударов розгами.

Английская "методика" воспитания розгами

Народная английская пословица гласит: "Пожалеешь палку – испортишь дитя". Палок на детей в Англии действительно никогда не жалели. Чтобы оправдать применение телесных наказаний в отношении детей, англичане часто ссылались на Библию, в особенности на притчи Соломона.

Относительно же знаменитых итонских розг ХIХ века, то они вселяли жуткий страх в сердца учеников. Это была метелка из пучка толстых прутьев, прикрепленных к ручке длиною в метр. Заготовку таких розг проводил директорский слуга, каждое утро приносивший в школу целую охапку. Деревьев на это изводилось огромное множество, но как считалось игра - стоила свеч.

За простые провинности, ученику регламентировалось 6 ударов, за серьезные проступки их число увеличивалось. Секли иногда до крови, а следы от ударов не сходили неделями.

Провинившихся же девочек в английских школах ХIХ века секли гораздо реже, чем мальчиков. В основном их били по рукам или плечам, лишь в очень редких случаях с воспитанниц снимали панталоны. В исправительных же школах для "трудных" девочек с большим усердием применяли розги, трость и ремень-тоуз.

И что примечательно: телесные наказания в государственных школах Британии были категорически запрещены Европейским судом в Страсбурге, вы не поверите, лишь в 1987 году. Частные же школы еще 6 лет после этого прибегали к телесным наказаниям учеников.

Традиция суровых наказаний детей на Руси

Много веков в России массово практиковались телесные наказания. Причем если в рабоче-крестьянских семьях родители могли запросто накинуться на ребенка с кулаками, то детишек из среднего класса чинно секли розгами. В качестве средств воспитания также применялись трости, щетки, тапки и все на что была способна родительская изобретательность. Частенько в обязанности нянек и гувернанток входило сечь своих воспитанников. В некоторых же семьях папаши "воспитывали" своих детишек сами.

Наказание детей розгами в учебных учреждениях практиковалось повсеместно. Били не только за провинности, но и просто в «профилактических целях». А учащихся элитных учебных заведений били еще посильнее и почаще, нежели тех, кто посещал школу в родной деревне.

И что совсем шокирует, так это то, что родители за свое изуверство подвергались наказанию лишь в тех случаях, если случайно убивали своих детей в процессе "воспитания". За это преступление они приговаривались к году тюрьмы и церковному покаянию. И это при том, что за любое другое убийство без смягчающих обстоятельств полагалась в то время смертная казнь. Из всего этого следовало, что мягкое наказание родителям за их преступление способствовало развитию детоубийства.

"За одного битого - семь небитых дают"

Высшая аристократическая знать совсем не гнушалась чинить рукоприкладство и пороть своих детей розгами. Это было нормой поведения в отношении отпрысков даже в царских семьях.

Так к примеру, будущего императора Николая I, также как и его малолетних братьев, их наставник генерал Ламсдорф порол нещадно. Розгами, линейками, ружейными шомполами. Иногда в ярости он мог схватить великого князя за грудь и стукнуть об стену так, что тот лишался чувств. И что было ужасным, что это не только не скрывалось, но и записывалось им в ежедневный журнал.

Иван Тургенев вспоминал о жестокости матери, поровшей его до самого совершеннолетия, сетуя на то, что часто он и сам не знал, за что бывал наказан: «Драли меня за всякие пустяки, чуть не каждый день. Раз одна приживалка донесла на меня моей матери. Мать без всякого суда и расправы тотчас же начала меня сечь, - и секла собственными руками, и на все мои мольбы сказать, за что меня так наказывают, приговаривала: сам знаешь, сам должен знать, сам догадайся, сам догадайся, за что я секу тебя!»

Телесным наказаниям подвергались в детстве Афанасий Фет и Николай Некрасов.

О том как был бит до потери сознания маленький Алеша Пешков, будущий пролетарский писатель Горький, известно из его повести «Детство». А судьба Феди Тетерникова, ставшего поэтом и прозаиком Федором Сологубом, полна трагизма, так как в детстве был нещадно бит и «прикипел» к битью так, что физическая боль стала для него лекарством от боли душевной.

Жена Пушкина - Наталья Гончарова, никогда не интересовавшаяся стихами мужа, была строгой матерью. Воспитывая в дочерях чрезвычайную скромность и повиновение, за малейшую провиность безжалостно хлестала их по щекам. Сама же будучи обворожительно красивой и выросшая на детских страхах, так и не смогла блистать в свете.

Опережая время, еще при своем правлении Екатерина II в своем труде "Наставление к воспитанию внуков", призывала отказаться от насилия. Но лишь во второй четверти XIX столетия взгляды на воспитание детей стали серьезно меняться. И в 1864 году при правлении Александра II появился «Указ об изъятии от телесных наказаний учащихся средних учебных заведений». Но в те времена пороть учеников считалось настолько естественным, что подобный указ императора многими воспринялся как слишком либеральный.

За отмену телесных наказаний выступал граф Лев Толстой. Осенью 1859-го он открыл в принадлежавшей ему Ясной Поляне школу для крестьянских детей и заявил, что "школа бесплатная и розг в ней не будет". А в 1895-м написал статью «Стыдно», в которой протестовал против телесных наказаний крестьян.

Эта пытка официально была отменена лишь в 1904 году. В наши дни в России официально наказания запрещены, однако в семьях рукоприкладство нередко, а отцовского ремня или розги по-прежнему боятся тысячи малышей. Так розга, начав историю с Древнего Рима, живет и в наши дни.

О том как школьники Великобритании подняли восстание под лозунгом:
можно узнать