Что говорит церковь о браке. Православный брак и семья

Мария Старицкая, Мария Владимировна, княжна старицкая, королева ливонская, в постриге инокиня Марфа (ок. 1560-1597, Подсосенский монастырь или до 17 июля 1612, 1614 или 1617 года, Новодевичий монастырь) - дочь Владимира Андреевича, князя Старицкого (двоюродного брата Ивана Грозного) и княгини Евдокии Одоевской (двоюродная сестра князя Андрея Курбского), жена Магнуса, короля Ливонии, принца датского. Родители Марии, и, возможно, часть её братьев и сестёр были казнены по приказу Ивана Грозного.

Биография
Брак
С апреля 1569 года Иван IV рассматривал план создания в Ливонии буферного государства, возглавляемого датским принцем, герцогом Магнусом, в качестве вассала царя. Магнуса этот проект заинтересовал, и в сентябре он отправил своих посланников в Москву. Было достигнуто предварительное соглашение, и 27 ноября посланники получили от царя в Александровской слободе грамоту, содержащую условия для создания вассального Ливонского государства.

10 июня 1570 года Магнус прибыл в Москву и был принят с великой торжественностью. Он был официально провозглашён королём Ливонии, дал клятву верности царю и был помолвлен с княжной Евфимией (Евдокией) Старицкой, дочерью князя Старицкого - ближайшей кровной родственницей царя, не имевшего дочерей. (К этому времени князь Старицкий в октябре 1569 года вместе с почти всей своей семьей уже был «истреблён»). В приданое обещали, помимо «рухла всякого» пять бочек золота. Магнус начал военные действия против шведов, владевших желанными территориями, но они шли не очень успешно.

20 ноября 1570 года внезапно умерла невеста Магнуса княжна Евфимия Старицкая. Иван IV предложил 30-летнему герцогу руку её младшей 10-летней сестры - Марии. Свадьба состоялась 12 апреля 1573 года в Новгороде. Разность верований была обойдена со свойственной Ивану Грозному резкой простотой: он повелел венчать княгиню по русскому православному обычаю, а жениха - согласно его вере. О данной свадьбе сохранилась и другая информация:

Кощунственным озорством выглядело поведение Ивана на свадьбе герцога Магнуса Ливонского и Марии Старицкой: вместе с молодыми иноками царь плясал «под напев Символа веры св. Афанасия», отбивая такт пресловутым своим жезлом - по головам сотрапезников.

Королеве было около 13 лет, её супругу - 33 года. Роль посаженного отца на свадьбе выполнял брат невесты Василий Старицкий - последний из оставшихся в живых двух детей князя Старицкого. Перечисление гостей на свадьбе сохранилось. Однако вместо ожидаемого королевства и богатого приданного получил лишь городок Каркус и несколько сундуков с бельём невесты.

Английский посланник Джером Горсей, впрочем, называя невесту Еленой, называет другое приданое:

…царь выдал свою племянницу Елену (Llona) за герцога Магнуса, дав в приданое за нее те города, крепости и владения в Ливонии, которые интересовали Магнуса, установив его власть там, титуловал королём (Corcell) Магнусом, а также дал ему сотню богато украшенных добрых лошадей, 200 тысяч рублей, что составляет 600 тысяч талеров деньгами, золотые и серебряные сосуды, утварь, драгоценные камни и украшения; богато наградил и жаловал тех, кто его сопровождал, и его слуг, послал с ним много бояр и знатных дам в сопровождении двух тысяч конных, которым было приказано помочь королю и королеве утвердиться в своих владениях в их главном городе Дерпте в Ливонии.

Магнус уехал в новообретенный город, откуда перебрался в Оберпален. В 1577 году Магнус начал тайные переговоры с королём Польши Стефаном Баторием (См. также Ливонская война). Военная удача не была благосклонной к Магнусу, и его планы не увенчались успехом. Иван Грозный захватил Венден, где обосновался Магнус, который в конце концов был помилован и отпущен, но сложил с себя королевский титул и признал над собой польский суверенитет. Не хорошо складывалась и его личная жизнь: «Он растратил и отдал своим приятелям и названным дочерям большинство тех городов и замков, драгоценностей, денег, лошадей и утвари, которые получил в приданое за племянницей царя; вел разгульную жизнь», пишет Горсей.

Дети
1.Мария Ольденбург (июль 1580-1597) - в русских источниках не фигурирует.
2.Евдокия Ольденбург (январь 1581- 18 марта 1589). Родилась в г. Пильтене Курляндской губернии.

Кроме того, по указаниям дореволюционного историка Д.Цветаева, в Каркусе Мария «взяла на себя заботливое попечение о двух малютках-приемышах, оставшихся круглыми сиротами после одного знатного трагически погибшего ливонского семейства». Но возможно, это были дети, рождённые ею вне брака.

Вдовство и возвращение в Россию

После войны в 1583 году Магнус умер в Пильтене, «в нищете, оставив королеву и единственную дочь в бедственном положении». Вдобавок к своим несчастьям, после смерти брата Василия в 1571 году Мария Владимировна оказалась следующей по крови в линии престолонаследия после своих троюродных братьев - бездетного Фёдора Иоанновича и царевича Дмитрия.

Узнав о смерти Магнуса, 23 мая 1583 года Стефан Баторий отправил его вдове письмо с соболезнованиями. Он писал, что готов поспособствовать её возвращению на родину, если она, конечно, того пожелает, а также советовал иметь полное доверие к Станиславу Костке, посланному к ней с некими тайными поручениями. Местом пребывания Марии определили Рижский замок, выделили скромное содержание из королевской казны, содержали фактически под домашним арестом.

В 1585 году с 25-летней красавицей-вдовой по дипломатическому поводу общался Джером Горсей, о чём оставил следующее сообщение:
(я прибыл) в Ригу, столицу провинции, в которой я имел дело к королеве Магнуса, ближайшей наследнице московского престола; она жила в замке Риги в большой нужде, существуя на маленькое жалованье, выдаваемое ей из польской казны. Я мог получить разрешение видеть её только от кардинала Радзивилла, крупного прелата княжеского рода, охотника до общества ливонских леди, самых прекрасных женщин в мире, который жил случайно в это время там.

Вдовствующая королева проживала под контролем Польши, придерживавшей её как козырь в политической игре и потенциальную наследницу, что, естественно, не устраивало русских, пытавшихся склонить её к возвращению на родину. Горсей передал ей предложение царя:
Когда меня привели к Елене, вдове короля Магнуса, я застал её за расчёсыванием волос своей дочери, девятилетней девочки, очень хорошенькой. (…) я продолжил:
- Царь Федор Иванович, ваш брат, узнал, в какой нужде живете вы и ваша дочь, он просит вас вернуться в свою родную страну и занять там достойное положение в соответствии с вашим царским происхождением, а также князь-правитель Борис Федорович , изъявляет свою готовность служить вам и ручается в том же. (…)

Вы видите, сэр, меня держат здесь, как пленницу, содержат на маленькую сумму, менее тысячи талеров в год. (…) Меня особенно тревожат два сомнения: если бы я решилась, у меня не было бы средств для побега, который вообще было бы трудно устроить, тем более что король и правительство уверены в возможности извлечь пользу из моего происхождения и крови, будто я египетская богиня, кроме того, я знаю обычаи Московии, у меня мало надежды, что со мною будут обращаться иначе, чем они обращаются с вдовами-королевами, закрывая их в адовы монастыри, этому я предпочту лучше смерть.

Получив послание от Горсея, что Мария согласна на отъезд, русские эмиссары начали действовать: «королева с её дочерью была извещена и очень хитроумно выкрадена и проехала через всю Ливонию, прежде чем её отсутствие было обнаружено». Историк Н. И. Костомаров писал, что Мария «убежала из Риги и прибыла в Москву на почтовых лошадях, нарочно расставленных для этого Борисом». По другой версии, ливонская королева была тайно переправлена на борт английского судна, доставившего её в устье Невы.

Есть также мнение, что в данном случае состоялся не побег, а соглашение с польским правительством о её выдаче.

Затем Горсей пишет, что по своем возвращении из Англии он нашёл королеву живущей в большом поместье, она имела свою охрану, земли и слуг согласно своему положению. Но года через два она и её дочь были помещены в женский монастырь:

« …в женский монастырь, среди других королев, где она проклинала то время, когда поверила мне и была предана, но ни она не видела меня, ни я ее. Я очень угодил этой услугой русским, но сильно раскаиваюсь в содеянном. (Джером Горсей) »

Встречается версия, что Горсей вступил с королевой в любовную связь и таким образом склонил влюблённую женщину к возвращению на родину (ср. историю княжны Таракановой), но такое толкование кажется бездоказательным и достаточно бульварным. Также предполагают, что ухудшение положения Марии связано с влиянием царицы Ирины Годуновой, испытывавшей к ней неприязнь.

Тем не менее, никаких данных о конкретной причине ссылки и насильного пострига нет, хотя очевидно, что он помешал ей выйти во второй раз замуж и доставить какому-либо претенденту права на русский престол: со смертью царевича Дмитрия в Угличе, а затем царя Фёдора Иоанновича королева Мария остаётся последней из потомков Калиты. Предположительно, Марию пытались использовать в различных боярских интригах, как фигуру, имеющую право на престол.

В постриге

В 1-й половине 1588 года Марию, постриженную под именем Марфа, заключили вместе с дочерью в Подсосенский монастырь, находившийся на правом берегу р. Торгоши, в 7 верстах от Троице-Сергиевой лавры на её земле. Монастырь был небольшой - в 1590 году в нём было 30 монахинь.

Имеется грамота от 7 августа 1588 года, выданная Марие на её владения: царь Федор Иоаннович пожаловал ей во владение село Лежнево с деревнями. До 1612 года село оставалось во владении инокини Марфы. В этот период она выстроила в селе церковь в честь Знамения Божией Матери и женский монастырь, существовавший до 1764 года.

18 марта 1589 года скоропостижно умирает её дочь Евдокия (существует версия об отравлении по приказу Годунова). Погребена в Троицкой Лавре.

Джильс Флетчер пишет:

Кроме лиц мужского пола, есть ещё вдова, имеющая право на престол, сестра покойного и тетка теперешнего царя, бывшая замужем за Магнусом, герцогом Голштинским, братом короля Датского, от которого была у нее дочь. Эта женщина, по смерти мужа, вызвана в Россию людьми, жаждущими престола более, нежели любящими ее, как оказалось впоследствии, потому что сама она с дочерью, тотчас же по возвращении в Россию, была заключена в монастырь, где дочь в прошедшем году умерла (во время моего пребывания там) и, как предполагали, насильственной смертью. Мать пока все ещё находится в монастыре, где (как слышно) она оплакивает свою участь и проклинает день своего возвращения в Россию, куда была привлечена надеждой на новый брак и другими лестными обещаниями от имени царя.

В 1598 году Подсосенский монастырь получил от царя Бориса Годунова (в первый же год его правления) жалование: царь велел давать на монастырь ежегодно деньги из казны и продовольствие рожью и овсом из ближайших дворцовых сел.

Смутное время

В Подсосенках с 1605 года компанию Марии составит злосчастная Ксения Годунова (в иночестве Ольга). В сентябре 1608 года обе женщины сбежали из неукреплённого женского монастыря от поляков в Троицу, поселившись там надолго во время знаменитой осады, когда монастырь, выдержав 16-месячную осаду польско-литовских интервентов под предводительством Сапеги и Лисовского, стал одним из оплотов Второго ополчения Минина и Пожарского.

В 1609 году, по донесению старцев Троицкого монастыря царю Василию Шуйскому, она «мутит в монастыре, называет вора братцем, переписывается с ним и с Сапегой» - то есть ведёт себя изменщически.

В 1610 году, после отхода поляков от Троицы, женщины обосновались в Новодевичьем монастыре, который через некоторое время был взят казаками под предводительством Ивана Заруцкого: «они черниц - королеву княж Владимирову дочь Андреевича и царя Борисову дочь Ольгу, на которых преж сего и зрети не смели - ограбили донага».

Из «Актов Исторических» видно, что она была ещё жива в 1611 году. Скончалась в Новодевичьем монастыре в 1612, 1614 или 1617 году, до 17 июля, погребена в Успенском соборе Троице-Сергиевой Лавры рядом с дочерью Евдокией в северо-западном углу. Надпись на надгробии, как считается, указывает неверный год смерти.

Конспирологическая теория

год смерти:
Согласно надгробию в Троицко-Сергиевой Лавре, Мария скончалась в июне 1597 года: «Лета 7105 июня 13 дня преставися благоверная королева-инока Марфа Владимировна». Тем не менее, её упоминают как свидетеля намного более поздних событий Смутного времени, где она составляла компанию Ксении Годуновой. Вопрос звучит так: «Кто же умер в Подсосенках в 1597 году? Не было ли это уловкой, дабы обмануть Бориса Годунова и сохранить жизнь последней из рода Старицких?». Также существует версия, что существовали две ливонки, постриженные под именем Марфа. Согласно другим данным, она скончалась после 1612 года в Новодевичьем, а надпись банально неверна.

внебрачные дети:
Людмила Таймасова в своей книге «Трагедия в Угличе» (2006), посвящённой смерти царевича Дмитрия и появлению Самозванца, излагает следующую теорию: согласно ей, Самозванец - не Григорий Отрепьев, а незаконный сын Марии Старицкой и короля польского Стефана Батория, родившийся в 1576 году.

Таймасова также считает, что благодаря Горсею сюжет о русской принцессе, влюблённой в монарха иной страны, проник в английскую литературу: «В пьесах таких классиков, как Роберт Грин, Кристофер Марло, Томас Лодж и Вильям Шекспир, используется сюжет о русской принцессе, влюблённой в правителя соседней страны, которую обвиняют в неверности и подвергают страданиям».

Томас Лодж, «Маргаритка Американская»: история любви фантастического южно-американского императора к «дочери московского короля».

Шекспир, «Бесплодные усилия любви»: история дочери «московского» короля, влюблённой в правителя соседней страны, обвиненной в неверности и претерпевшей за это страдания.

Тем не менее, этот и иные доводы, приводимые Таймасовой, достаточно натянуты, а фигурирование какого-либо сюжета в литературе ничуть не свидетельствует об его достоверности.

А вот что пишет Людмила Таймасова:
http: // www.ladoga-news.ru/news?id=10326
http://www.ladoga-news.ru/news?id=10326
Русская «железная маска», или 400 лет спустя - 19.03.2015

Читателям, конечно, хорошо известен роман Дюма о загадочном узнике, лицо которого скрывала железная маска. Это произведение основано на исторических событиях, происходивших во Франции в XVII веке. Но мало кто знает, что на Руси в конце XVI века существовала собственная «железная маска». На протяжении многих лет за глухими стенами девичьего монастыря хранила тайну своего происхождения одна из представительниц дома Рюриковичей.

Брак по разряду
В русских документах можно найти лишь глухие намеки на эту загадочную женщину, которая являлась наследницей двух корон – русской и датской. Столь же немногословны и весьма противоречивы иностранные источники, но благодаря последним известно ее имя: Мария, дочь двоюродной племянницы Ивана Грозного княжны Марии Владимировны Старицкой и Магнуса, герцога Голштинского и короля Ливонии.
Несчастная судьба узницы была предопределена обстоятельствами заключения брака ее родителей. Этот династический брак преследовал исключительно политические цели и не предусматривал рождение наследника. Предлагая брату датского короля руку своей осиротевшей племянницы, Иван Грозный рассчитывал получить послушную марионетку – правителя Ливонии, связанного по рукам и ногам компрометирующими документами. А тщеславный Магнус польстился на королевскую корону, пять бочек золота и «ливонскую вотчину» государя.
По обычаю того времени, накануне свадебных торжеств был составлен «разряд». В документе оговаривался порядок совершения бракосочетания. Предусматривалось, что каждый из супругов останется в своей вере. Мария Владимировна исповедовала православие, а Магнус – протестантство. Венчание молодых должно было состояться в Новгороде 12 апреля 1573 года в православной церкви.
Прибыв в Новгород, жених узнал, что при такой межконфессиональной форме заключения брака он будет лишен юридического права на владение приданым своей жены. Согласно русским традициям, супруг мог вступить в такое право только после брачной ночи. Однако в православии женщинам строго запрещалось вступать в интимную связь с мужьями-иноверцами. Итак, чтобы получить пять бочек золота, Магнусу следовало разрешить это противоречие. Для этого или жениху предстояло принять православие, или невесте перейти в протестантство.
Трудность состояла в том, что царь был против перехода племянницы в протестантство, а Магнус не желал предавать веру отца. Выход из создавшейся ситуации был найден с помощью бюрократической «лазейки»: заключить брак в Новгороде по межконфессиональному обряду, а на бумаге представить его как совершенный по православному или протестантскому обряду. Царские дьяки потратили целую неделю для составления всех трех разновидностей документов. Внося небольшие изменения в текст, они добились того, что содержание «разряда» можно было интерпретировать по-разному: для свадьбы по межконфессиональному обряду (жених и невеста не меняют своего вероисповедания), по православному обряду (жених переходит в православие) и по протестантскому обряду (невеста переходит в протестантство).
Царь пошел на уступку жениху, так как подтасовка документов таила в себе «подводные камни» для неискушенного в бюрократии Магнуса. В зависимости от того, какой документ извлекался из архива, сожительство супругов то запрещалось, то разрешалось. Магнус то получал право на приданое, то лишался его. Рожденные в таком браке дети являлись то легитимными, то незаконнорожденными. С таким набором документом Иван Грозный мог легко управлять своей «ливонской марионеткой».

«Дитя порока»
После венчания молодожены уехали в Ливонию, в городок Каркус – свадебный подарок царя. Магнус не торопился с консуммацией брака, так как «ливонскую вотчину» еще предстояло завоевать. К тому же 33-летний супруг искренне полагал, что его жене всего 13 лет. На самом деле племяннице царя исполнилось уже лет 19 (родилась около 1554 г.), но была она малого роста и страдала слабостью в ногах, к венцу ее несли на руках. Через два года консуммация состоялась. А девять месяцев спустя, летом 1576 года (по другим данным – в июле 1580 г.) королева Ливонии родила девочку. Ее назвали Марией, в честь матери.
Увы, Магнус не получил приданое супруги. Иван Грозный извлек из архива «разряд» для межконфессионального бракосочетания, и ребенок оказался рожденным в блуде. Этот юридический казус предопределил трагическую судьбу русской «железной маски». Все стороны были заинтересованы в том, чтобы сохранить рождение девочки в тайне и избежать огласки. В первую очередь – Мария Владимировна, которая «согрешила», родив ребенка «в блуде».
Потеряв надежду получить приданое, Магнус сложил с себя королевский титул и перешел в услужение к польскому королю Стефану Баторию. С мужем в январе 1578 года сбежала и Мария Владимировна. Она опасалась, что вместе с дочерью ее заточат в монастырь. Беглецы поселились в замке Пильтен, принадлежавшем Магнусу.
От польского короля Магнус не получил тех привилегий, на которые рассчитывал. Он разочаровался в своем новом покровителе и предпринял попытку договориться с Иваном Грозным. Он уехал в ливонский замок Смилтен, где находился русский гарнизон, оставив Марию Владимировну в замке Пильтен. В это время одинокой красавице, «соломенной вдове», стал оказывать особое покровительство Стефан Баторий.
В июле 1580 года Мария Владимировна родила дочь Евдокию. Магнус узнал о своем отцовстве от поляков и был вынужден признать этого ребенка. Польский королевский отряд захватил замок Смилтен и доставил Магнуса в Пильтен под конвоем. Девочку окрестили в протестантской церкви замка. После этого Марию Владимировну с дочерьми отправили в замок Донданген, купленный на деньги Батория. Здесь она находилась под присмотром королевского наместника, а сам король Польши утратил к ней интерес.
Попытка Магнуса договориться с Иваном Грозным провалилась. Он уехал в замок Пильтен, вел разгульную жизнь и обнищал, раздаривая приятелям свое богатство. Весной 1583 года Мария Владимировна узнала, что ее супруг тяжело болен. Под предлогом визита к больному мужу она приехала в Пильтен. 18 марта Магнус скончался. Баторий потребовал передать замок Пильтен польской короне. Пильтенцы, под давлением Марии Владимировны, оказали военное сопротивление, но коронная армия подавила мятеж. Вдову с детьми отправили в Ригу, тогда – владение польского короля. Марию Владимировну поместили в Рижский замок под строгий надзор.

Бедные родственницы
Два года спустя, в августе 1585-го, уже при царе Федоре Ивановиче, русское правительство озаботилось вопросом возвращения троюродной сестры бездетного государя из польского плена. Деликатные переговоры вел посредник – английский купец и дипломат Джером Горсей. Он оставил мемуары, в которых рассказал о своем знакомстве с «ближайшею наследницею московского престола». Горсей застал королеву за расчесыванием волос дочери и удостоился чести дружески пожать руку ребенку. По его словам, это была хорошенькая девочка 9-ти лет (этой ремаркой Горсей подчеркнул, что родилась она около 1576 г.).
Переговоры увенчались успехом, и в 1586 году Мария Владимировна вернулась на родину. Здесь ее окружили большим почетом, величали «королевой», наделили поместьями, землями, дали охрану, слуг, «приличное ее званию содержание» и даже обещали выдать замуж за достойного человека. Из детей в русских источниках упоминается только одна дочь – королевна Евдокия Магнусовна.
Еще в Риге, предчувствуя беду, королева сказала Горсею: «…я знаю московские обычаи и мало имею надежды, чтобы там поступили со мной иначе, как обыкновенно поступают с царскими вдовами, запирая их в отвратительные монастыри; это мне было бы хуже смерти». Летом 1588 года судьба Марии Владимировны круто изменилась. Ее лишили всех привилегий и заточили в Подсосенский монастырь, что стоял рядом с Троице-Сергиевским монастырем. По словам Горсея, она проклинала то время, когда поверила ему и была обманута.
В документах ее называли «королева-старица Марфа, дочь Владимировича». Причиной пострига, вероятно, послужил «случайно» обнаруженный в царском архиве «разряд», подтверждавший, что ее брак с Магнусом был заключен по межконфессиональной форме. Следовательно, Евдокия была рождена в блуде. Вскоре Евдокия умерла – как раз в годовщину кончины Магнуса – 18 марта 1589 года. Как говорили, девочка скончалась от яда. Ее похоронили в церкви Троицкого монастыря. Мать пережила ее на восемь лет.
13 июня 1597 года вдовствующая королева Ливонии скончалась. Тело ее положили рядом с дочерью. И с этого момента на исторической сцене появляется вторая «королева-старица Марфа» – загадочная личность, из-за которой разразилось несколько громких скандалов. Старшая дочь Мария унаследовала иноческое имя и королевский титул матери.
Царское окружение было заинтересовано в том, чтобы не объявилась с претензиями на власть эта родственница тяжело больного государя Федора Ивановича (он умер полгода спустя). Шапку Мономаха уже примерял на себя Борис Годунов. Полностью сохранить тайну не удалось. Скандал разразился, когда объявился во плоти «царевич Дмитрий Иванович» – сын Ивана Грозного от Марии Нагой.

Монахиня и Самозванец
Для понимания последующих событий следует сделать небольшое биографическое отступление. Внучатая племянница Ивана Грозного – княжна Мария Владимировна Старицкая – по женской линии происходила из рода Нагих. Ее родственница – Мария Александровна Нагая – являлась последней женой Ивана Грозного. В 1591 году, после гибели царевича Дмитрия, Марию Александровну Нагую постригли под именем Марфы и заточили в Горицкий Воскресенский монастырь, что вблизи Кирилло-Белозерского монастыря. Горицкий монастырь основала бабка Марии Старицкой – княгиня Евфросинья Андреевна Старицкая. По традиции, туда ссылали опальных представительниц царской семьи. Особо отметим, что в источниках этот монастырь фигурировал как «Горицкий» или просто «Горы».
Мать царевича Дмитрия в 1605 году узнала, что ее сын «воскрес». Накануне своего воцарения Лжедмитрий I вызвал «мать» в Москву. Самозванцу требовались свидетели для подтверждения его права на шапку Мономаха. По дороге в столицу Мария Нагая посетила Троицкий монастырь. Здесь, возможно, состоялась встреча двух дальних родственниц: «царицы-старицы Марфы» и «королевы-старицы Марфы». Одна скрывала правду о смерти своего сына, вторая – историю своего происхождения. «Царица-старица Марфа» подтвердила царское происхождение Самозванца, а в мае 1606 года он был убит. Шапка Мономаха оказалась на голове Василия Шуйского. Он клятвенно заверил, что лично видел в Угличе убитого царевича Дмитрия. «Царицу-старицу Марфу» из Москвы не выпустили.
Останки Самозванца сожгли и рассеяли, но он тут же объявился в образе Лжедмитрия II. Чтобы доказать свое царское происхождение, ему также требовалось свидетельство «царицы-старицы». Первый поход на Москву «Тушинский вор» предпринял в июне 1608 года. Его постигла неудача. Тогда он попытался связаться с другой своей родственницей. Войско Лжедмитрия осадило Троицкий монастырь, куда спешно перевели насельниц Подсосенского монастыря. Осенью 1608 года Самозванцу удалось связаться с «королевой-старицей Марфой». В том ей помогал монастырский казначей Иосиф Девочкин.
«Измена» вскрылась только в марте 1609 года. Троицкие монахи сообщили царю Василию Шуйскому, что «королева-старица Марфа» «мутит в монастыре, называет вора братцем, переписывается с ним и Сапегой (литовский гетман. – Л. Т.)». Тогда же вскрылись и другие скандальные подробности. Монахи доносили, что Марфа «мирволит казначею Иосифу Девочкину, посылает к нему с пирогами и медами, а люди ее еженедельно топят на него баню по ночам». Монахиня, очевидно, пустилась «во все тяжкие», полюбив молодого и красивого казначея. Тот был схвачен. Не выдержав пыток царских дознавателей, Иосиф скончался. Какому наказанию подверглась своевольная Марфа, осталось неизвестным, но переписка ее с Самозванцем прекратилась.
«Тушинский вор» предпринял в июле 1610 года второй поход на Москву, но и эта попытка не увенчалась успехом. В Москве произошел дворцовый переворот, Шуйский был свергнут, а власть перешла к Семибоярщине. Бояре избрали царем польского королевича Владислава. Самозванец же был убит в декабре 1610 года, а полгода спустя в Москве скончалась его «мать» – «царица-старица Марфа». Тело ее положили в церкви Вознесенского монастыря.

Имя под запретом
После снятия осады из Троицкого монастыря «королеву-старицу Марфу» привезли в Москву и поместили в Новодевичий монастырь. Тогда же обитель была взята казаками под предводительством Ивана Заруцкого. Казаки «черниц – королеву княж Владимирову дочь Андреевича и царя Борисову дочь Ольгу, на которых преж сего и зрети не смели – ограбили донага». В Москве королева пробыла совсем недолго, и, по сообщению летописца, ее сослали во Владимирский Княгинин монастырь.
Ссылка ее из столицы во Владимир пришлась на тот период, когда царский престол занял молодой Михаил Романов. Его наследственное право могло быть оспорено, так как он приходился родней Рюриковичам по женской линии. В жилах же узницы Княгинина монастыря текла кровь Рюриковичей мужской линии. Этим обстоятельством могли воспользоваться враги новой династии, «внезапно» обнаружив нужный «разряд» о ее рождении в легитимном браке. «Королеву-старицу Марфу» надлежало спрятать как можно надежнее. Наилучшим выходом стала бы «нужная» смерть, но во Владимирском Княгинином монастыре могила отсутствует.
В 1614 году монахи Троицкого монастыря сделали следующую запись: «…июля в 17 день после государыни королевы старицы Марфы Владимировны взято ея денег 100 рублев, что были поставлены в казне за ее печатью». На какие цели предназначались эти деньги, не сказано.
На этом известия о второй «королеве-старице Марфе» из русских источников исчезают. Но о ней не забыли на Западе.
В самом начале XVIII века сведения о старшей дочери Марии Владимировны и Магнуса появляются в трудах европейских историков, изучавших архивы герцогов Голштинии и Мекленбурга. Две дочери Магнуса, принцессы Мария и Евдокия Ольденбург, упомянуты в генеалогическом справочнике королевского дома Дании, опубликованном в конце XIX века. Тогда же в Риге появилась журнальная статья о Магнусе, написанная местным краеведом. Опираясь на архивные документы, он сообщил, что в 1586 году Мария Владимировна уехала из Рижского замка с двумя детьми.
В России в печати никаким образом не комментировались столь интересные сведения о биографии последней представительницы дома Рюриковичей. Царское правительство хранило полное молчание. Как видно, нежелательным являлось любое упоминание о наследнице русского трона, носившей всю жизнь «железную маску».
В 1880-х годах в Оружейной палате получили щедрый подарок от датского мецената: точную копию прижизненного портрета Марии Старицкой в платье «польского образца». Оригинал находился в Розенборгском королевском замке. Об этом портрете заговорили было на страницах столичных исторических журналов, но интерес быстро иссяк, а сам портрет таинственным образом исчез. В отчетности Оружейной палаты никаких данных о нем не сохранилось. По сведениям директора Государственных музеев Московского Кремля Е. Ю. Гагариной, переданным в приватной беседе, «портрета не было, и нет».
Однако история «железной маски» а-ля русс на этом не заканчивается. Новые научные открытия, или – хорошо забытые старые, позволяют сделать предположение, что последняя представительница дома Рюриковичей – внучатая двоюродная племянница Ивана Грозного прожила при власти Михаила Романова восемь лет и скончалась 14 января 1622 года (см.: Лермонтова М. Тайна Царицыной горы // Ладога. 2015, 14 марта).
Скорее всего, летом 1614 года из Княгинина монастыря ее перевезли в Горы, но не в знаменитую обитель на реке Шексне, а в маленький монастырь (или скит) в сельце Горы Никольского Ярвосольского погоста Водской пятины. Здесь ее спрятали под именем покойной родственницы – «царицы-старицы Марфы», лишив тем самым права престолонаследия. Сумма в 100 рублей из шкатулки за «печатью», возможно, предназначалась на обустройство монахини на новом месте. В затерянном в болотах русского севера монастыре она доживала свои дни. А когда умерла, тело ее положили у стен монастырской церкви. Из Москвы привезли необычную массивную плиту из белого камня. Со временем монастырь захирел, могильный камень разбился, надпись на нем почти стерлась, а место это обросло легендами, получив название «Царицына гора». Говорили, что похоронена здесь последняя царица из рода Нагих…

От редакции. Сведения о Царицыной горе войдут в книгу Л. Ю. Таймасовой – биографическое исследование о Марии Старицкой (с рабочим названием «Терновый венец королевы Ливонии: политика и династический брак в эпоху Ивана Грозного»).

Рассматривал план создания в Ливонии буферного государства , возглавляемого датским принцем, герцогом Магнусом, в качестве вассала царя. Магнуса этот проект заинтересовал, и в сентябре он отправил своих посланников в Москву . Было достигнуто предварительное соглашение, и 27 ноября посланники получили от царя в Александровской слободе грамоту, содержащую условия для создания вассального Ливонского государства.

Магнус уехал в новообретенный город, откуда перебрался в Оберпален. В 1577 году Магнус начал тайные переговоры с королём Польши Стефаном Баторием (См. также Ливонская война ). Военная удача не была благосклонной к Магнусу, и его планы не увенчались успехом. Иван Грозный захватил Венден, где обосновался Магнус, который в конце концов был помилован и отпущен, но сложил с себя королевский титул и признал над собой польский суверенитет. Не хорошо складывалась и его личная жизнь: «Он растратил и отдал своим приятелям и названным дочерям большинство тех городов и замков, драгоценностей, денег, лошадей и утвари, которые получил в приданое за племянницей царя; вел разгульную жизнь», пишет Горсей.

Дети

1. Мария Ольденбург (июль -) - в русских источниках не фигурирует.
2. Евдокия Ольденбург (январь - 18 марта ). Родилась в г. Пильтене Курляндской губернии.

Кроме того, по указаниям дореволюционного историка Д.Цветаева, в Каркусе Мария «взяла на себя заботливое попечение о двух малютках-приемышах, оставшихся круглыми сиротами после одного знатного трагически погибшего ливонского семейства ». Но возможно, это были дети, рождённые ею вне брака.

Вдовство и возвращение в Россию

Узнав о смерти Магнуса, 23 мая 1583 года Стефан Баторий отправил его вдове письмо с соболезнованиями. Он писал, что готов поспособствовать её возвращению на родину, если она, конечно, того пожелает, а также советовал иметь полное доверие к Станиславу Костке, посланному к ней с некими тайными поручениями. Местом пребывания Марии определили Рижский замок , выделили скромное содержание из королевской казны, содержали фактически под домашним арестом.

Вдовствующая королева проживала под контролем Польши, придерживавшей её как козырь в политической игре и потенциальную наследницу, что, естественно, не устраивало русских, пытавшихся склонить её к возвращению на родину. Горсей передал ей предложение царя:

Когда меня привели к Елене, вдове короля Магнуса, я застал ее за расчесыванием волос своей дочери, девятилетней девочки, очень хорошенькой. (…) я продолжил:
- Царь Федор Иванович , ваш брат, узнал, в какой нужде живете вы и ваша дочь, он просит вас вернуться в свою родную страну и занять там достойное положение в соответствии с вашим царским происхождением, а также князь-правитель Борис Федорович [Годунов], изъявляет свою готовность служить вам и ручается в том же. (…) - Вы видите, сэр, меня держат здесь, как пленницу, содержат на маленькую сумму, менее тысячи талеров в год. (…) Меня особенно тревожат два сомнения: если бы я решилась, у меня не было бы средств для побега, который вообще было бы трудно устроить, тем более что король и правительство уверены в возможности извлечь пользу из моего происхождения и крови, будто я египетская богиня, кроме того, я знаю обычаи Московии, у меня мало надежды, что со мною будут обращаться иначе, чем они обращаются с вдовами-королевами, закрывая их в адовы монастыри, этому я предпочту лучше смерть.

Получив послание от Горсея, что Мария согласна на отъезд, русские эмиссары начали действовать: «королева с ее дочерью была извещена и очень хитроумно выкрадена и проехала через всю Ливонию, прежде чем ее отсутствие было обнаружено ». Историк Н. И. Костомаров писал, что Мария «убежала из Риги и прибыла в Москву на почтовых лошадях, нарочно расставленных для этого Борисом ». По другой версии, ливонская королева была тайно переправлена на борт английского судна, доставившего её в устье Невы.

Есть также мнение, что в данном случае состоялся не побег, а соглашение с польским правительством о её выдаче.

Затем Горсей пишет, что по своем возвращении из Англии он нашёл королеву живущей в большом поместье, она имела свою охрану, земли и слуг согласно своему положению. Но года через два она и её дочь были помещены в женский монастырь:

Сестра Марии Владимировны, одна из дочерей князя Старицкого. Отравлена вместе с отцом в возрасте 9 лет - в том же возрасте, что умерла её племянница Евдокия Магнусовна. Реконструкция по черепу

Встречается версия, что Горсей вступил с королевой в любовную связь и таким образом склонил влюбленную женщину к возвращению на родину (ср. историю княжны Таракановой), но такое толкование кажется бездоказательным и достаточно бульварным. Также предполагают, что ухудшение положения Марии связано с влиянием царицы Ирины Годуновой , испытывавшей к ней неприязнь.

Тем не менее, никаких данных о конкретной причине ссылки и насильного пострига нет, хотя очевидно, что он помешал ей выйти во второй раз замуж и доставить какому-либо претенденту права на русский престол: со смертью царевича Дмитрия в Угличе, а затем царя Фёдора Иоанновича королева Мария остается последней из потомков Калиты. Предположительно, Марию пытались использовать в различных боярских интригах, как фигуру, имеющую право на престол.

В постриге

Кроме лиц мужского пола, есть еще вдова, имеющая право на престол, сестра покойного и тетка теперешнего царя, бывшая замужем за Магнусом, герцогом Голштинским, братом короля Датского, от которого была у нее дочь. Эта женщина, по смерти мужа, вызвана в Россию людьми, жаждущими престола более, нежели любящими ее, как оказалось впоследствии, потому что сама она с дочерью, тотчас же по возвращении в Россию, была заключена в монастырь, где дочь в прошедшем году умерла (во время моего пребывания там) и, как предполагали, насильственной смертью. Мать пока все еще находится в монастыре, где (как слышно) она оплакивает свою участь и проклинает день своего возвращения в Россию, куда была привлечена надеждой на новый брак и другими лестными обещаниями от имени царя .

В г. Подсосенский монастырь получил от царя Бориса Годунова (в первый же год его правления) жалование: царь велел давать на монастырь ежегодно деньги из казны и продовольствие рожью и овсом из ближайших дворцовых сел.

Смутное время

Новодевичий монастырь

В Подсосенках с 1605 года компанию Марии составит злосчастная Ксения Годунова (в иночестве Ольга). В сентябре 1608 года обе женщины сбежали из неукреплённого женского монастыря от поляков в Троицу , поселившись там надолго во время знаменитой осады, когда монастырь, выдержав 16-месячную осаду польско-литовских интервентов под предводительством

Мария Старицкая оказалась заложницей политических игр мужчин, раз за разом предававших ее.

Мария Старицкая. Портрет работы неизвестного художника XVI века из датского замка Розенборг. / репродукция

Принадлежность к великокняжескому роду на Руси не сулила гарантированного счастья. Наоборот, наличие некоторых прав на верховную власть могло стать проклятием. Человек, даже не мечтавший о шапке Мономаха, становился заложником своего происхождения, не имея возможности самостоятельно определять свою судьбу.

Князья Старицкие: репрессированные родственники Ивана Грозного

Женщинам приходилось тяжелее, чем мужчинам. Их, ненужных и неугодных, отправляли в монастырь, где девушкам предстояло состариться и умереть, не познав радостей обычной человеческой жизни. Судьба княжны Марии Старицкой , королевы Ливонской, получилась еще более драматичной. Она оказалась заложницей политических игр, которые вели мужчины. Их уверения в верности и щедрые посулы всякий раз оказывались ложью.

Отцом Марии был князь Владимир Андреевич Старицкий , внук Ивана III , двоюродный брат Ивана IV Грозного.

Отец Владимира Андрей Старицкий поднял неудачный бунт после смерти своего брата Василия III, пытаясь отобрать власть у малолетнего Ивана IV, которому не было и семи лет.

Мятежного князя Андрея бросили в тюрьму вместе с семьей, где он и скончался через несколько месяцев. Владимиру Андреевичу в тот момент было всего четыре года.

В 1541 году князя освободили, вернув ему отцовский удел. И дальше жизнь Владимира Андреевича протекала со взлетами и падениями, словно на качелях. То Иван IV осыпал его милостями, поручая командовать войском, то подвергал опале, подозревая в планах завладеть троном.

Развязка драмы наступила в 1569 году, когда после очередного доноса Иван Грозный заставил князя принять яд. Вместе с ним отравили и его супругу Евдокию Одоевскую.

Юная невеста для принца Датского

К моменту смерти отца и матери княжне Марии было девять лет. У Ивана Грозного на девочку были далеко идущие планы.

Русский царь вынашивал планы создания Ливонского королевства на землях, отвоеванных в ходе Ливонской войны. Вассальным по отношению к России королевством должен был повелевать датский принц Магнус , брат короля Фредерика II Датского . Магнус горел желанием обрести королевство и готов был пойти на все условия русского царя.

Закрепить союз с Магнусом Иван Грозный намеревался при помощи брачных уз. Женой датского принца должна была стать княжна Евфимия Старицкая , старшая сестра Марии. Однако в 1570 году невеста внезапно скончалась.

«Не беда», — решил Иван Грозный и предложил в жены Магнусу Марию. Герцогу на тот момент было 30 лет, а русской княжне — 10.

Свадьбу, правда, сыграли позднее, когда невеста больше стала походить на девушку, а не на ребенка.

В 1573 году в Новгороде 13-летняя Мария стала женой датского принца. То, что жених и невеста принадлежали к разным конфессиям, царя не смутило. Он приказал венчать княгиню по русскому православному обычаю, а жениха — согласно его вере. На торжествах Иван Грозный веселился от души: «Кощунственным озорством выглядело поведение Ивана на свадьбе герцога Магнуса Ливонского и Марии Старицкой: вместе с молодыми иноками царь плясал под напев „Символа веры св. Афанасия“, отбивая такт пресловутым своим жезлом по головам сотрапезников».

Ненадежный Магнус

Английский посланник Джером Горсей писал: «Царь выдал свою племянницу за герцога Магнуса, дав в приданое за неё те города, крепости и владения в Ливонии, которые интересовали Магнуса, установив его власть там, титуловал королём Магнусом, а также дал ему сотню богато украшенных добрых лошадей, 200 тысяч рублей, что составляет 600 тысяч талеров деньгами, золотые и серебряные сосуды, утварь, драгоценные камни и украшения; богато наградил и жаловал тех, кто его сопровождал, и его слуг, послал с ним много бояр и знатных дам в сопровождении двух тысяч конных, которым было приказано помочь королю и королеве утвердиться в своих владениях в их главном городе Дерпте в Ливонии».

репродукция

Военное счастье, однако, изменило русским, и положение короля Магнуса стало шатким. В 1577 году он начал тайные переговоры с королём Польши Стефаном Баторием , после которых уступил трон роду Батори. В обмен на предательство Магнус рассчитывал получить небольшие владения под защитой польского короля.

Однако Иван Грозный не ослабел настолько, чтобы прощать предательство. Прибывшие в Ливонию русские войска штурмом взяли крепость, в которой укрывался Магнус, и арестовали его.

Датский принц, потеряв остатки собственной чести, на коленях молил Ивана IV о прощении. И, как ни странно, вымолил его. А вскоре снова предал русских, присоединившись к полякам.

Тайный роман

А что же Мария, королева Ливонская? Отношения с мужем у нее не сложились, зато ей живо заинтересовался польский король. Ряд историков не просто приписывают Стефану Баторию связь с Марией, но и утверждают, что королева Ливонская имела от него детей.

От законного мужа у Марии была дочь, которую назвали Евдокией. Ребенку было около двух лет, когда Магнус умер, промотав практически все имевшееся у него состояние, а также приданое супруги.

Король Стефан Баторий прислал Марии письмо с соболезнованиями, пообещав ей помощь в возвращении в Россию, если она того захочет. Если же у вдовствующей королевы не будет такого желания, она может жить в Рижском замке и ей будет выделяться содержание из королевской казны.

В Россию Мария не рвалась, помня о судьбе отца, и догадываясь, что ничего хорошего в Москве ее не ждет. Но и в Риге жизнь была несладкой: Марию с дочерью держали под домашним арестом, ограничив общение с внешним миром.

Рижский замок. Фото: Commons.wikimedia.org

Миссия мистера Горсея

Дело в том, что Мария Старицкая неожиданно стала претенденткой на русский престол. После смерти Ивана Грозного на трон взошел его сын Федор , больной и бездетный. Был еще младший сын Ивана Грозного Дмитрий, однако он считался незаконнорожденным, поскольку брак царя с Марией Нагой не был признан церковью.

Третьей в списке претендентов на трон шла Мария. И если в России женщина на престоле оставалась экзотикой, то для Европы это было совершенно нормальным делом. Поляки были не прочь разыграть комбинацию, сделав Марию русской царицей, зависимой от Речи Посполитой.

В Москве тоже видели эту опасность и решили действовать на опережение.

Эмиссаром Кремля в переговорах с Марией стал уже упоминавшийся англичанин Джером Горсей. Его общение с вдовствующей королевой не вызывало у поляков серьезных опасений.

Горсей передал Марии, что ее с дочерью ждут дома, царь Федор и его «правая рука»Борис Годунов обещают королеве жизнь, достойную ее статуса.

Мария откровенно призналась, что в Риге ее держат как пленницу, однако у нее есть серьезные сомнения и относительно России: «Если бы я решилась, у меня не было бы средств для побега, который вообще было бы трудно устроить, тем более что король и правительство уверены в возможности извлечь пользу из моего происхождения и крови, будто я египетская богиня, кроме того, я знаю обычаи Московии, у меня мало надежды, что со мною будут обращаться иначе, чем они обращаются с вдовами-королевами, закрывая их в адовы монастыри, этому я предпочту лучше смерть».

От пострига не уйдешь

Историки расходятся во мнениях о том, что произошло дальше. Горсею все-таки удалось убедить Марию, что с ней в России обойдутся хорошо. Некоторые источники пишут, что русские договорились с поляками о переезде Марии Старицкой, другие убеждены, что произошел побег и исчезновение королевы из Риги стало для поляков полной неожиданностью.

Как бы то ни было, Мария Старицкая и ее дочь прибыли в Москву. Поначалу обещания царя и Годунова с делом не разошлись: ей выделили большое поместье, охрану и слуг.

Но через два года королева и ее дочь оказались-таки в женском монастыре. Мария была пострижена в монахини под именем Марфы и помещена в Подсосенский монастырь в 7 верстах от Троице-Сергиевой лавры.

В том же 1588 году царь Федор Иоаннович пожаловал ей во владение село Лежнево с деревнями.

Четкого объяснения, что произошло, нет. Скорее всего, в Марии слишком многие стали видеть потенциальную царицу. 28-летняя красавица выигрышно выглядела на фоне всех других претендентов. А постриг в монахини был равносилен смерти: в мирскую жизнь вернуться было невозможно.

В 1589 году умерла дочь Марии Евдокия. В смерти девочки тоже усматривают злой умысел, но доказательств этого нет. А с учетом уровня смертности среди детей в ту эпоху данная ситуация вряд ли может считаться из ряда вон выходящей.

Жизнь после «смерти»

Последующая жизнь инокини Марфы полна загадок. В Троице-Сергиевой лавре есть надгробие, надпись на котором гласит: «Лета 7105 июня 13 дня преставися благоверная королева-инока Марфа Владимировна». Это означает, что несчастная женщина умерла летом 1597 года.

Однако в 1598 году Борис Годунов, только что ставший царем, велел выдавать деньги из казны и продовольствие из дворцовых сел для нужд Подсосенского монастыря, куда ранее поместили Марию Старицкую. С чего бы вдруг такая забота о небольшой обители, если там уже нет инокини Марфы?

Ряд источников указывает, что инокиня Марфа была участницей событий, происходивших спустя много лет после ее предполагаемой «кончины». Более того, она некоторое время жила вместе с дочерью Бориса Годунова Ксенией , насильственно постриженной в монахини после смерти отца.

Умерла Мария Старицкая, скорее всего, где-то между 1612 и 1617 годами, когда на первый план вышли совсем другие герои.

«Лучше хорошей жены ничего не бывает на свете. И ничего не бывает страшнее жены нехорошей», — писал древнегреческий поэт Гесиод. Прав ли он? Неужели действительно самое горькое в жизни человека — неудачное супружество?

Люди приходят в церковь со своими проблемами, скорбями, горем, радостью… И, должен сказать, что подавляющее большинство этих проблем связано с жизнью человека в семье, с отношениями между мужем и женой, между детьми и родителями, тещей, свекровью и т.д. Ведь любой согласится: если здесь что-то не в порядке, то оказывается не в порядке вся жизнь.

Прежде чем стать священником, я работал в школе учителем русского языка и литературы. В предпоследний год моего учительства мне было предложено провести в одном из старших классов факультативный курс «Этика и психология семейной жизни». Курс был новый, но не было никаких конкретных методик и программ, учителю предлагалось самому решить, о чем и как говорить с детьми. Я взялся за дело с большим интересом и, признаться, с большой самонадеянностью. Казалось — все ясно. Классическая литература, которой я занимался, предлагала такое обилие материала, такое множество ситуаций! Достаточно познакомить с ними старшеклассников, грамотно построить обсуждение, и эти уроки никого не оставят равнодушными. Ничего хорошего у меня, однако, не вышло. Школа наша была по тем временам довольно либеральной, и в конце учебного года мы проводили среди учеников анонимное анкетирование, где среди прочего предлагали им выставить оценки учителям по всем преподаваемым предметам. Так вот мне за этот курс почти все ученики выставили двойки. И это вовсе не потому, что они ко мне плохо относились, ведь эти же самые дети поставили мне пятерки за преподавание литературы. Просто мне дали понять, что взялся не за свое дело.

Тогда было очень грустно и непонятно, почему то, что предполагалось быть таким интересным, оказалось вовсе неинтересным. Однако теперь, мне кажется, все понятно. Есть один самый важный на свете вопрос — вопрос о смысле человеческой жизни. Все остальные жизненные вопросы решать надо в связи с этим, главным.

Я думаю, что любой вопрос мы только тогда можем решать по-настоящему, когда станем рассматривать его в контексте более важных вопросов о том, ЧТО ЕСТЬ ЧЕЛОВЕК, В ЧЕМ ЕГО ПРИЗВАНИЕ, ДОСТОИНСТВО, ЧТО ВОЗВЫШАЕТ ЧЕЛОВЕКА И ЧТО, НАОБОРОТ, ЕГО УНИЖАЕТ, и т.д.

И уже с этой высоты становится понятной роль семьи.

Если семья является чем-то самоценным, то это одно, а если семья является частью какого-то более широкого служения человека в жизни, то ее роль становится совсем иной. Поэтому, повторю, прежде чем говорить о семье, нужно говорить о смысле человеческой жизни.

Господь Иисус Христос сказал: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6:33). То есть все остальное, все земные проблемы решатся, если человек главным усилием своей жизни сделает поиск Царства Божия и правды Его. Об этом же, но немного по-другому говорил Серафим Саровский: «Цель человеческой жизни — стяжание благодати Святого Духа». На первый взгляд, это совсем другой ответ, но на самом деле Царство Божие и есть Царство благодати Святого Духа, пребывание в благодати Святого Духа. «Царство Божие внутрь вас есть» (Лк. 17:21), — говорит Господь, а Оно тогда в нас, когда в нас пребывает благодать Святого Духа. Уже в этой земной жизни мы соприкасаемся с Царством Божиим.

Есть в православном богословии такое понятие — «обожение». Это такое соединение с Богом, когда Человек и Бог становятся единым целым — человек пребывает в Боге и Бог в человеке. Прекрасно выразил суть этого состояния апостол Павел: «И уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал.2:20). Вот та высшая цель, к которой может стремиться любой из нас.

И все-таки, что это такое — обожение? Как может человек соединиться с Богом? Ключ к пониманию находим у апостола Иоанна Богослова: «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» (1 Ин. 4. 16). Поэтому обожение и есть такое состояние, когда любовь становится господствующей в человеке. В какой мере человек научится любить, в той мере он пригоден для вечности. Если любовь не стала главным содержанием человеческого сердца, главным содержанием его души, то нечего делать ему в вечности. Не потому, что его туда не пустят, но потому, что ему самому там нечего делать. Как человеку с расстроенным зрением нельзя смотреть на яркий свет и он вынужден ходить в темных очках, так же и человеку, не способному любить по-настоящему, болезненно, невозможно находиться в области того Света, Который есть Бог, есть Любовь.

Выходит, главная задача человека в этой земной жизни — НАУЧИТЬСЯ ЛЮБИТЬ. А значит, ценность приобретает все то, что способно его этой любви научить, то есть каждый эпизод человеческой жизни, каждая ситуация, каждое событие, каждая встреча — это и есть, с одной стороны, урок для человека, а с другой, в то же время и экзамен, потому что именно здесь мы проверяем, насколько по-настоящему научились любить. И самым строгим, самым лучшим экзаменатором здесь становится для человека семейная жизнь.

Чем дальше человек находится от нас, тем легче проявлять к нему любовь. Не так трудно совершать добрые дела, говорить слова любви человеку, с которым встречаемся время от времени. Чем человек становится ближе, тем делать это уже сложнее. Каждый стремится выглядеть перед другим в выгодном для себя свете, стараясь прикрыть негативные стороны, не выставлять их напоказ, а близкие нам люди оказываются перед нами наиболее открытыми, все их недостатки высвечены, потому-то их гораздо труднее терпеть и прощать.

Любить дальнего гораздо легче, чем любить ближнего. Но любовь к дальнему не может быть глубокой. Получается странный парадокс: семья должна быть основана на любви ее членов друг к другу.

И любовь здесь должна расти и совершенствоваться. Но в то же время именно в семье она подвергается исключительным испытаниям. Никакая лютая ненависть не сравнится с той, которая порой царит между членами семьи, утратившими любовь. Очень метко заметил Герцен: самое свирепое животное в своей норе со своими детенышами бывает кротким и ласковым; человек же, наоборот, именно в своей семье становится хуже самого свирепого животного. Слава Богу, так бывает не всегда, но все-таки часто. Почему?

И снова повторим Гесиода: «Лучше хорошей жены ничего не бывает на свете, и ничего не бывает страшнее жены нехорошей». Оговорюсь, чтобы не обидеть женщин: если бы это был не поэт, а поэтесса, то слова звучали бы так: «Лучше хорошего мужа ничего не бывает на свете, и ничего не бывает страшнее мужа нехорошего». Не так складно, но так же верно.

То, что я говорил до сих пор, относится к любой семье, а мы теперь поговорим о том, что в корне отличает православную семью от неправославной. Давайте представим себе, что кому-то пришлось жить с такой женой или с таким мужем, страшнее которых нет ничего на свете. Что делать? Разводиться? Чаще всего люди так и поступают, тем более что сейчас это сделать довольно легко. Если в давние времена развод был связан с какими-то очень большими проблемами, сложными даже чисто технически, то сейчас такие проблемы сведены к минимуму.

В Православной же Церкви все иначе. Раз женился — живи. Жена у тебя плохая, страшнее нее нет ничего на свете, а ты живи с ней! Трудно? Конечно. В подтверждение можно и Священное Писание привести. В Книге Притчей Соломоновых, например, говорится: «Лучше жить в углу на кровле, нежели со сварливою женою в пространном доме» или: «Лучше жить в земле пустынной, нежели с женою сварливою и сердитою» (Пр. 21:9 × 19). И тем не менее, Господь Иисус Христос категорически запретил развод. Единственное условие, по которому развод возможен, это если один из супругов не верен другому, прелюбодействует. И то не потому разрешил, что эта причина является уважительной для развода, а потому что развод фактически уже состоялся — измена сама разрушает брак. Достаточно трудно требовать от людей, чтобы они сохраняли то, чего уже фактически нет.

Что же делать, если жена, скажем, сварливая или муж алкоголик или деспот страшный? Как терпеть? Ведь когда люди женятся или выходят замуж, в большинстве случаев им представляется, что они любят друг друга; они совершенно не предполагают, ЧТО обнаружат в супруге после того, как поживут некоторое время вместе. Поэтому очень часто невеста, которая представлялась прекраснейшей женой в будущем, становится той самой нехорошей женой, страшней которой, по словам Гесиода, нет ничего на свете. Так как же быть, когда любовь умерла? Стоит ли мучить друг друга? И ради чего?

Снова вспомним слова апостола Иоанна Богослова: «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» (1 Ин. 4:16). И если я связан с каким-то человеком чувством долга, но в то же время любви к нему не чувствую, то это не значит, что ее и не будет. Хочу ли я, чтобы любовь появилась во мне или не хочу? С тем, что в семье нужна любовь, согласятся и верующие, и неверующие, а вот к тому, как быть, если ее не хватает, у них подход различный. Для неверующего: раз нет любви, надо разбегаться; а для верующего: раз нет любви, ее надо добиться, сделать все, чтобы она появилась.

Очень горько, невыносимо тяжело бывает человеку обнаружить что тот, кто стал самым близким человеком на самом деле совсем не близок, что от былых чувств не осталось и следа. Что делать? Сразу же следует для себя решить: как бы там ни было, но других вариантов нет и быть не должно. О них даже запрещено мечтать. Сам Господь тебя свел с этим человеком. На вопрос фарисеев «Позволительно человеку разводиться с женою своею?», Спаситель ответил: «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мф. 19:6).

Только Сам Господь может тебя разлучить с тем человеком, с которым свел, если увидит, что это нужно, и Он найдет способ изменить для этого что-то в нашей жизни. Наши же усилия должны быть направлены только на то, чтобы научиться любить своего супруга какой-то новой любовью, уже не той, которая была раньше. Ведь очень часто человек до брака любит не того, кто перед ним, а того, кого он создал в своем воображении, и того, кем тот пытался казаться. А теперь обнаруживается, что это другой человек, и этого другого человека нужно любить, а любви-то и нет. Вот какую любовь нужно просить у Бога.

В связи со сказанным мне вспоминается один мой знакомый. Несколько лет назад он женился. Человек верующий, православный, и жена у него верующая. Все у них было, как положено: и влюбленность была, и даже перед тем, как расписаться и обвенчаться, они ездили к старцу брать благословение. А потом, когда брак состоялся, в семье сложилось все, как описано выше, и мой знакомый от всего сердца мог бы повторить слова Иисуса сына Сирахова: «соглашусь лучше жить со львом и драконом, нежели жить со злою женою» (Сир.25:18) Спустя год я его спросил: «Как дела в семье?» Он ответил: «Лучше не спрашивай — так тяжело! Ничего у нас не клеится». Интересуюсь: «Насчет развода были мысли или нет?» Он отвечает: «Если бы я был неверующим, неправославным, то даже вопроса не возникло — разошлись бы». Он даже рассмеялся: «С такой радостью разошлись бы! Но ведь мы венчаны — нельзя!»

И что вы думаете? Прошло несколько лет, и сейчас у них очень хорошая семья. Все эти нестроения преодолелись, они сумели понять друг друга, Господь открыл им какие-то новые источники любви, и сейчас там и речи не идет ни о каком разводе. Есть дети. Конечно, наверное, проблемы возникают, как и у всех время от времени, но в общем-то они уже понимают, что друг без друга не смогут. А ведь посмотрите, на самом деле их сдержало только осознание христианского долга, понимание, что если тебя Господь связал с этим человеком, то ты теперь за него отвечаешь и никуда от ответа не убежишь. Я думаю, что если бы именно такое отношение к браку было у всех людей, сколько бы семей сохранилось!

Создавая семью, воистину «семь раз отмерь, а один отрежь», но если ты «отрезал», то уже все: теперь ты знаешь, что, как бы там ни сложилось, жить с этим человеком тебе придется всегда. Ты можешь добиваться, чтобы в тебе снова появилась любовь. И она появится, если просить у Того, Кто Сам есть Любовь.

Продолжая разговор, я хотел бы посмотреть на вопрос с еще одной стороны.

Несколько лет назад я случайно посмотрел по телевизору одну из бесед ныне покойного профессора Ю. Лотмана. На меня большое впечатление произвел рассказ о том, как воспитывались в девятнадцатом веке русские мальчики из дворянских семей. Что было для них самым страшным?

Оказывается, самой страшной была перспектива прожить жизнь, не совершив ничего выдающегося, прожить заурядно. Жизнь должна быть яркой и неповторимой. Возможно, такие настроения были не у всех, но все же они были типичными для большинства дворянского юношества.

Хорошо ли это с христианской точки зрения?

Как посмотреть… С одной стороны, это выглядит гордостью и тщеславием. Но ведь совсем не обязательно смотреть с этой стороны. Не лучше ли вспомнить о том, что мы призваны жить для Славы Божией. А что это такое, Слава Божия? Мне особенно по душе определение, которое дал святой мученик Ириней Лионский: Слава Божия — это человек, живущий полной жизнью.

Иначе говоря, чем большего совершенства достигает человек, тем более верен он Тому, Кто сказал: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф.5:48).

Стремление к совершенству… Многим ли из нас оно присуще? Много ли мы делаем, чтобы жажда совершенства пробудилась в наших детях? Когда я спрашиваю об этом на исповеди, чаще всего наталкиваюсь на непонимание. Как же мы позорно занизили планку своего духовного роста!

Если человек те дарования, что дал ему Бог, развивает в полную меру, это и есть Слава Божия. Когда-нибудь каждый из нас предстанет пред Господом и узнает, чего Господь ожидал от него, увидит ту меру, в которую должен был вырасти, и как же горько будет нам обнаружить разницу между тем, кем мы стали, и тем, кем могли бы стать, а точнее — должны бы стать.

Если же у человека пробудилась такая спасительная жажда, с чего начать ему свое «восхождение»? Прежде всего — с самопознания. Научиться видеть себя таким, какой ты есть.

А на этом пути семья — самая великолепная школа. Психологи пишут, да и по своему опыту мы знаем, что человек практически никогда, за редким исключением, не бывает тем, что он есть на самом деле. Еще Шекспир сказал, что весь мир театр, а мы в нем актеры, и это действительно так. Человек все время играет какую-то роль, и даже не одну: одну — с друзьями, другую — на работе, третью — с соседями. И это вовсе не всегда лицемерие!

И наедине с самим собой он играет роль. А вот разобраться, чем на самом деле является человек, часто не могут не только окружающие, но и он сам. Это знает лишь Бог. И еще… семья! Потому что в семье человек долго играть не может. Здесь он в конце концов проявляется тем, кто есть в действительности.

Так вот, если ты действительно хочешь знать себе цену, понять, чего ты стоишь на самом деле, не раздражайся на то, что говорят жена и дети, — ибо они тебе дают истинную оценку, они действительно знают, чего ты стоишь. Конечно, бывает очень обидно, и гордый обижается: для всех он пророк, а в своей семье не пророк. Но если человек действительно стремится к совершенству, то должен понять: именно в семье ему укажут, над чем ему еще надо работать. Тот опыт, который человек получает в семье, бесценен.

Православное учение говорит, что человечество в том виде, в каком оно есть сейчас, — падшее, что люди повреждены, несовершенны. Эта наша поврежденность выражается, среди прочего, в разобщенности. В идеале человек должен быть в единении со всеми другими людьми, со всем миром, он должен воспринимать себя не как нечто самодовлеющее, а как часть единого организма. Быть единым не только со всем человечеством, но, более того, и со всей природой — с растительным и животным миром, живым и даже с неживым, потому что мы действительно составляем единое целое.

Это ни в коем случае не ведет к растворению нас в окружающем мире. Здесь некая прекрасная антиномия. С одной стороны, человек сохраняет неповторимость своей личности, с другой — чувствует свое единение со всем сущим. Именно грехопадение привело к разобщенности, и, может быть, трагедия мира состоит в том, что люди перестали воспринимать себя единым целым друг с другом, единым целым со всем творением. В Евангелии от Иоанна говорится, что Сын человеческий пришел, чтобы «рассеянных чад Божиих собрать во едино» (Ин. 11:52). И опять же в Евангелии от Иоанна в 17-й главе Господь молится Отцу об оставляемых Им учениках: «Да будут все едино; как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино» (Ин. 17:21).

Именно в единении — спасение. Не во внешнем каком-то единении, а действительно в таком единении, когда чужая радость становится твоей радостью и чужая боль становится твоей болью. Ты уже не мыслишь себя чем-то отдельным не только от твоих современников, но и от прошлого, и от будущего. И таким организмом, призванным к объединению людей, является Церковь. Здесь, за Божественной литургией мы все причащаемся из единой чаши единого Тела Христова, единой Его Крови для того, чтобы в этом Таинстве соединиться с Богом и друг с другом в Боге.

Иногда забывают об этом единении, о том, что оно является призванием человека. Но как раз семья, где муж и жена действительно плоть единая, и есть первая ступень такого объединения. Идеал единения, идеал любви — это когда двое становятся единым целым. Семья и есть тот организм, в котором две личности, два существа, бывшие изначально чужими друг другу, становятся единым целым, с единым сердцем, с едиными мыслями, с общей радостью и общей болью, по образу Святой Троицы, при этом не утрачивая своей личной неповторимости, но сохраняя ее, обогащая и дополняя друг друга. Это гармоничное целое и есть самое прекрасное, что может быть на свете. И в основе этого лежит любовь.

Любой разговор о Боге, о вере, о жизни верующего человека — это разговор о любви. Мы говорим о любви Бога к человеку — Любви распятой и воскресшей; о любви человека к Богу — любви покаянной и благодарной; о любви человека к человеку, которая является образом отношений между человеком и Богом.

Именно так: на первый взгляд, размышления о семье — размышления о любви человека к человеку. Но любая земная любовь, в том числе и супружеская — образ тех отношений, которые должны сложиться между Господом и человеком. В службе Таинства брака читаются слова апостола Павла, напоминающие о том же. Особенно же ярко и поэтично говорится об этом в ветхозаветной Песне Песней. Но сейчас я хотел бы подойти к вопросу совершенно с иной стороны. Далеко не все люди имеют опыт общения с Богом, зато подавляющее большинство взрослых людей любят или любили кого-то и были любимы кем-то. Здесь опыт у человечества гораздо богаче. И, может быть, именно этот опыт, опыт человеческой любви, приоткроет нам возвышенную тайну Любви Божественной.

Всех, кто любит или любил (я говорю о человеческой любви), я попросил бы вспомнить, с чего эта любовь начиналась. Сейчас наша речь идет не о любви безответной, неразделенной, а о взаимной, той, которая лежит в основе каждой счастливой семьи. Я бы предложил счастливым, любящим друг друга супругам вспомнить, как случилось, что между ними возникла любовь. Уверен, что мы практически не обнаружим таких случаев, когда любовь родилась одновременно в двух сердцах. Наверное, и такое бывало, но исключительно редко. Почти всегда сначала любит кто-то один, другой же — либо равнодушен к этому человеку, либо даже не догадывается о его чувстве. Когда, в конце концов, и он, другой, ощутит в себе любовь к первому, то это будет ответное чувство. Короче говоря, сначала полюбит один, а потом, в ответ, полюбит его другой. Надо заметить в скобках, чаще всего инициатива в любви принадлежит мужчине, а женщина, узнав о ней и оценив ее, тоже отвечает любовью. Или не отвечает. Тогда любовь остается безответной. Но при этом она, если это настоящая любовь, не исчезает, а продолжает ждать и надеяться. Мы сами знаем примеры, и об этом написано множество книг, когда люди вступали в брак, не имея взаимной любви, когда один уступал чувству другого и создавалась семья. Люди годами жили вместе, и один (одна) терпеливо и преданно продолжал любить другого, с другой же стороны не было ничего, кроме доброжелательного отношения и уважения, а иногда и полного равнодушия.

Есть ли смысл в таком браке? Не обречена ли любовь, не скрепленная ответным чувством, на угасание?

Конечно, всякое бывает, но все же (и таких случаев немало) долгая и преданная любовь одного из супругов делает свое дело, пробуждая к ответной любви сердце, казалось бы, неспособное к ней.

И порой эта «вторая» любовь становится не менее сильной и пламенной, чем та, ответом на которую она явилась.

И вот все это очень похоже на наши отношения с Господом.

У людей на вопрос, почему ты полюбил его, один человек из двух почти всегда ответит: потому что он (она) полюбил меня. Но есть отличия. Иногда первыми любим мы, иногда — нас. Любовь же человека к Богу — ВСЕГДА ответ на любовь Бога к человеку. И часто эта Любовь остается долгое время безответной и неразделенной, а порой и неизвестной любимому. Бог любит человека, а человек не знает об этой любви или, даже узнав, не верит в нее, не ценит ее, остается к ней равнодушным. А Бог продолжает любить и ждать. И Любовь Его сильнее, пламеннее, терпеливее и постояннее самой сильной человеческой любви!

Как радостно осознавать это! Когда мы время от времени ощущаем в сердце прилив любви к Богу, когда усиливается в душе стремление к Истине, Добру, Вечной Красоте, как восхитительно осознавать, что это лишь слабое отражение Божией любви к нам, что мы никогда не полюбили бы Бога, если бы Он прежде не возлюбил нас. «Не вы Меня избрали, а Я вас избрал…» (Ин. 15:16), — говорит Христос Своим ученикам, которыми являемся и мы. «В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас…» (1 Ин. 4:10), — созвучен Своему Учителю Иоанн Богослов.

Существуют в мире, в котором мы живем, самые разные законы. Я имею в виду не юридические законы, а закономерности, на которых строится вся жизнь. Ну, например, существуют физические законы: притяжения, всемирного тяготения и т.д. — мы все их помним со школы. Существуют математические законы, биологические, химические. Каждая наука занимается тем, что эти закономерности открывает. И уже знание этих законов помогает людям правильно вести себя и не нарушать их. Если, например, я захочу пойти погулять, понятно, что с балкона пятого этажа я этого делать не буду, потому что знаю, что сработает известный закон, и прогулка закончится после первого шага. Только совершенно безумный человек может понадеяться, что закон не сработает.

Благодаря науке многие такие законы уже известны, многие будут когда-нибудь открыты. Но есть еще законы духовные. И Церковь эти законы знает. Божественное Откровение и есть, среди прочего, Откровение об этих законах. Тот, Кто создал землю, материальный мир и духовный, Он же нам и раскрыл закономерности, на которых строится и материальная, и духовная жизнь, а наша проповедь — это попытка, усилие донести их до людей. Беда заключается в том, что законы духовной жизни не так очевидны, как законы, о которых мы только что говорили — физические, химические, математические. Ведь мир духовный — мир таинственный, поэтому действие этих законов бывает, во-первых, повторю, не очевидно, а, во-вторых, не мгновенно. Вот если, допустим, я с пятого этажа шагну с балкона, то закон сработает сразу и очевидно. А если я нарушу какой-то духовный закон, то результат будет замечен не сразу. Именно поэтому у человека может создаться иллюзия, что этого закона или вообще нет, или он просто не действует.

И вот тут-то человеку можно опереться только на веру, на доверие Богу, Который говорит: так будет. И еще на опыт. Достаточно внимательно посмотреть на опыт человечества, на близких наших, на знакомых, на тех, о ком мы читаем в книгах, на исторические личности, и мы увидим, что законы эти действуют неукоснительно.

Таких законов немало, но мне хочется в заключение нашего разговора о семье особенно заострить внимание на таком правиле: «Блаженней дающий берущего» или «Блаженнее давать, нежели принимать» (Деян. 20:35).

Блаженней значит счастливей. Хотя слова «счастье» и «блаженство» не совсем синонимы, но все-таки эти понятия очень близки. То есть тот, кто дает, счастливей того, кто берет.

В более широком смысле, «давать» означает «служить». Сам Господь сказал: «Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих» (Мф.20:28). И когда Он умывает ноги Своим ученикам, то дает нам пример, как надо строить свои отношения с другими: не ждать, чтобы тебе служили, а самому служить.

Разумеется, это не так просто. Мы хотим и ждем, чтобы служили нам, чтобы заботились о нас, помогали нам.

Ведь мы уже говорили о том, что человеческая природа падшая, то есть поврежденная со времен грехопадения. И одно из проявлений этой падшести заключается в том, что человек чаще всего бывает эгоистичен, он больше настроен на то, чтобы ему служили, а не на то, чтобы самому служить. И вот снова возвращаемся к семье. Семья — это как раз и есть тот организм, члены которого служат друг другу. Если я смотрю на семью как на то, что доставляет мне определенное удобство, преимущество, комфорт — то есть служит мне, — моя семья будет несчастной. Если же семья — это объединение тех, кто намерен не брать себе, а отдавать себя, — то здесь возможно подлинное счастье.

Мне вспоминается такой забавный случай: когда меня рукополагали в диаконы, у меня на правой руке было кольцо. Я тогда еще не знал, что в Православной Русской Церкви не принято священнослужителям носить обручальные кольца, и поэтому свое кольцо не снял. И уже в алтаре, после того, как произошло рукоположение, и меня поздравляли с ним, Владыка Ювеналий указал мне на кольцо и сказал: «У нас в Русской Православной Церкви есть такая традиция, что священнослужители не носят колец». Несмотря на его замечание, я почему-то не догадался снять кольцо сразу. Думал: сниму после службы. Но после службы как-то забыл об этом. И вот уже хожу в подряснике, такой счастливый — сбылось самое заветное желание! А это было в Новодевичьем монастыре. И вот входит туда какая-то иностранная группа туристов, и я тут же стою рядом. Экскурсовод что-то говорит, говорит не по-русски, а потом вдруг подходит ко мне, указывает на мое обручальное кольцо и спрашивает: «Скажите, пожалуйста, почему у вас, православных, принято обручальное кольцо носить на правой руке, а у нас, католиков, на левой? Ведь именно левая рука идет от сердца!» Я, конечно, внутренне посетовал на себя, что вовремя не догадался снять кольцо. Но тут надо было как-то выкручиваться, и я выкрутился, может быть, не лучшим образом. Я сказал: «В браке человек должен давать. Поэтому кольцо на правой руке, ведь обычно даем мы правой».

Туристам мои слова очень понравились, хотя ответ, возможно, и был не очень умным, ведь берем-то мы тоже правой рукой. Тем не менее, в данный момент это сработало. Я, конечно, кольцо тут же снял, пока кто-нибудь еще каких вопросов не задал. Но все же от этих своих слов не откажусь: действительно, в семье мы должны научиться отдавать. Замечательному подвижнику Георгию Задонскому один человек написал письмо, где жаловался, что его никто не любит. Георгий ответил: «А разве есть такая заповедь, чтобы нас любили? У нас есть заповедь, чтобы мы любили».

Конечно всем нам, и мне тоже, очень хочется, чтобы меня любили, но это — как получится, за это с меня особо не спросится, когда придет Суд всей моей жизни. А вот о том, как я любил, — спросится. Семья как раз и является тем местом, где есть возможность научиться любить. В одной древней молитве есть такие слова: «Господи, удостой меня понимать, а не искать понимания; утешать, а не искать утешения; любить, а не искать любви». Мне кажется — чудесные слова! В том-то наша и беда, что мы сетуем на то, что нас не понимают, мы ищем утешения, мы хотим любви, а Церковь, Христос нам говорят, что должно быть как раз наоборот: сам утешай, сам понимай, сам люби!