"Бей жен к обеду, чтоб щи были горячи!". О домострое, женском воспитании и мужском инфантилизме

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

Как посуду всякую хранить
в полном порядке, и все, что в избе,
и все хоромы содержать хорошо
в чистоте; как хозяйке в том слуг
наставлять, а мужу за женой в этом
приглядывать, поучать ее
и страхом спасать

Стол и блюда, и поставцы, и ложки, и всякие сосуды, ковши и братины, избу затопив с утра и воды согрев, перемыть, и вытереть, и высушить. После обеда и вечером также. А ведра, и ночвы, и квашни, и корыта, и сита, и решета, и горшки, и кувшины, и корчаги также вымыть и выскрести, и вытереть, и высушить, и положить в чистом месте, где положено им быть. Сосуды всякие и утварь всегда должны быть чисты и сосчитаны, а по лавкам, и по двору, и по хоромам посуду бы не разносили, поставцы, и блюда, и ложки, и ковши, и братины на лавке и по избе не валялись бы, но лежали бы там, где положено, - в чистом месте, опрокинутые ниц. А если в посудине осталось что из еды или питья, так то покрыто бы было чистоты ради, и вся посуда с едой, и с питьем, и с водою, и квашня замешанная, - всегда бы все было накрыто, а в избе и завязано - от сверчков и от всякой нечистоты. А поставцы, и блюда, и ложки, и братины, и ковши, и всякие сосуды лучшие - серебряные, оловянные, деревянные - держать под замком и в надежном месте, и коли гости или праздник - для добрых людей к столу вынимать. После пира же пересмотреть, перемыть, пересчитать и снова убрать под замок, а повседневную посуду хранить, как прежде писано.

А в избе и стены и лавки, пол и окна, и двери, и скамьи , и в сенях, и на крыльце точно так же все вымыть, и вытереть, и вымести, и выскрести, чтобы чисто было всегда. И лестница, и нижнее крыльцо тоже были б чисты, а перед нижним крыльцом соломы положить, чтобы грязные ноги отирать, тогда и лестница не загрязнится; а у сеней войлок положить с той же целью, грязь обтирать. В грязную погоду у нижнего крыльца солому сменять, грязную убирать и новую класть, да и у сеней велеть войлок прополоскать и высушить, и снова туда же положить. Вот потому-то у добрых людей, у хозяйственной жены всегда дом чист и прибран.

Во дворе и перед воротами на улице слуги всегда подметают сор, а в грязь расчищают, а зимой снег разгребают. А щепки и опилки и прочий хлам прибирать, чтобы всегда все было в порядке и чисто. В конюшне же, и в хлеву, и в остальных всех службах устроено все как следует, упрятано и вычищено и подметено. В такой ухоженный и устроенный дом к добрым людям входишь, как в рай.

За всем тем и за всем порядком следить должна жена да наставляла бы слуг, и добром и лихом, а коли не понимают слова - и ударить не грех. А увидит муж, что непорядок у жены и у слуг, или не так все, как в книге этой изложено, сумел бы свою жену вразумлять да учить полезным советом; если внемлет и так все и делает, - любить и жаловать, но если жена науке этой, наставлению его не последует и того всего не исполняет, о чем в этой книге сказано, и сама ничего из сказанного не знает и слуг не учит, должен муж жену свою наказывать, наедине вразумлять ее страхом, а, наказав простить и приласкать, и любовью наставить и рассуждением, но при этом мужу на жену не гневаться, а жене на мужа - жить им всегда в любви и в согласии.

А слуг также, по вине смотря и по делу, учить и наказывать и раны возлагать, а наказав, пожалеть. Госпоже же пристало за слуг просить во всем мужа рассудительно, тогда у слуг и надежда есть. Но если слову жены, или сына, или дочери слуга не внимает, наставление отвергает, не слушает и не боится их, и не делает того, чему муж, или отец и мать его учат, то плетью постегать, по вине смотря, да не перед людьми, наедине поучить, поучив же, поговори с ним и пожалей, но никогда не гневаться вам друг на друга. Ни за какую вину ни по уху, ни по лицу не бить, ни кулаком под сердце, ни пинком, ни посохом не колоть, ничем железным и деревянным не бить. Когда в сердцах или с кручины так бьют, многие беды от того случаются: слепота и глухота, и руку и ногу и палец вывихнут, наступают головные боли и боль зубная, а у беременных женщин и дети в утробе повреждаются.

В наказание бить плетью, - и разумно и больно, и страшно и здорово. Если же вина велика, и за ослушание и небрежение - рубашку снять и, за руки держа, плетью высечь, сколько нужно по вине смотря, да побив, поговорить по-доброму. И сделать все так, чтобы и гнева не было, и люди бы о том не слыхали, и жалобы бы о том не было. Да никогда бы не было брани, и побоев, и гнева на слуг по оговору из-за вражды без должного розыску. Если будет донос, или расскажет кто о неправедном, или свои у тебя подозрения, - виновного наедине допроси по-хорошему: искренне покается, без всякого лукавства - с милостью накажи, да прости, по вине смотря; но если в деле не виноват, оговорщикам уж не попустительствуй, и впредь вражды такой чтобы не было. А если по вине и по справедливому розыску виновный не кается и не плачется о грехе своем и о вине, тут уж наказание должно быть жестокое, чтобы был виновный в вине, а правый в правде, а всякому греху покаяние.

В XVI в. укрепился государственный строй Московии и окончательно сложился семейный обиход, окружавший обитательниц теремов и проповедуемый постниками и книжниками.

А на Западе наступило время полного расцвета и первых итогов Возрождения рядом с мощной работой Реформации. Наша соседка Польша вовлеклась в общее религиозное брожение; протестантизм достиг больших успехов в Литве, а по всей стране распространились разнообразные секты. При всем отчуждении москвитян от иноверцев слабые отзвуки умственного движения на Западе достигали и до них. В Москву проникали через Польшу в отрывках и сборниках литературные произведения более светского характера, понемногу смягчавшие прежнее суровое отношение к радостям земной жизни.

С другой стороны вытеснялись и задачи национальной культуры. Московское православие создавало собственное церковное предание, собирало сведения о собственных святых угодниках, заступниках за Русь перед престолом Всевышнего; среди них, по примеру восточной церкви, должны были занять место и праведные женщины. В эту пору составили, наконец, жития св. Ольги, св. Евфросинии, княжны Полоцкой, св. Евфросинии, княжны Суздальской, св. Февронии.

В эту же пору оживления религиозной и литературной мысли появилось в Москве руководство к семейной жизни, как жить мужу с женой и воспитывать детей, как вести хозяйство и доходы собирать - известный Домострой. Подобные поучительные произведения являются необходимой принадлежностью каждой европейской литературы; обыкновенно они полны мелочных правил и советов, от регулирования религиозных обязанностей до рецептов приготовления квасов, браги, варенья; они составлялись по образцам, заимствованным от соседей или от более древних литературных эпох, но всегда носили отпечаток своей эпохи и характера страны, где издавались. У нас Домострой запоздал своим появлением. На Западе сборники нравоучений и советов появлялись еще в XIII в., может быть, и ранее. Отражая современные им и общераспространенные взгляды и понятия на общественную и семейную жизнь, на личность женщины, на воспитание детей, эти сборники при общих чертах сходства значительно различаются по духу морали, по широте миропонимания. Западные Домострои, даже самые ранние, выгодно отличаются от нашего более развитым чувством общественности, большим уважением к человеческой личности, в том числе и женской; они носят более мирской характер.

В начале XIV в. получил известность трактат монаха Эгидия Колонны, наставника французского короля Филиппа Красивого. Муж и отец - глава семьи; он имеет естественную власть над сыном, но не над женой. Муж не должен так распоряжаться женой, как слугами, потому что природа женщины создана не на служение, а на иное… Кто обходится с женою, как с рабой или со своею дочерью, тот действует безрассудно, как сумасшедший или безумный. Между мужем и женой должно быть равенство. Муж имеет власть потому, что обладает большим умом и рассудком, объясняет Колонна, но рекомендует занимать ум женщин, чтобы они имели отдохновение и благородные удовольствия, ибо ум их нуждается в занятиях, иначе оне могут думать о дурном. Рассуждение об управлении семьи, очень популярное в XV в., влагает в уста мужа наставление:

«Советую тебе, жена, для твоей чести быть заботливой в делах домашних»…

Честь в каждой женщине всегда была дороже всех красот. Всегда необходимо, чтобы жена была уважаема. Домострой Запада считались с женщиной, как членом общества; им предлагались советы и правила не только относительно их поведения дома, в кругу семьи, но и как вести себя в обществе, как занимать свой ум.

Наш Домострой стоит на религиозной точке зрения и узкопрактических расчетах и занят исключительно семейным бытом; он не касается общественных отношений, значения дружбы, взаимных услуг; нет в нем и сознательно-патриотических предписаний, понятий об обязанностях к отечеству, что внимательно отметил его исследователь Некрасов. И все-таки, если вчитаться в него, то нельзя не заметить, что он является известным шагом вперед в умственной жизни общества сравнительно с литературой аскетического характера. По его воззрениям, женщина не «дьявол цвет», не «трясовица неоставляющая» и не «хоругвь адова», а государыня дома, пример нравственной выдержки, скромности и трудолюбия для детей и челядинцев. Хотя после Бога, она во всем подчинена государю-супругу, но первая его заместительница в семье и доме. Перед детьми они равны, как отец и мать; «по Бозе» им от детей одинаковые честь и уважение. В Домострое нет ни одного резкого выпада против женщин, напротив, автор его как будто желает поднять женщин в их собственных глазах среди их унижения и затворничества. О самом затворничестве Домострой не говорит ни слова, потому что в его время это явление в Москве уже налицо; удаление женщин от общества - совершившийся факт, нечто, что само собою разумелось в пору составления сборника.

Одна глава сборника учит, что жены должны обо всем спрашивать мужей своих, во всем советоваться с ними, как душу спасти и как хозяйство вести; другая предписывает и мужу советоваться с женой о домашнем устроении, но умалчивает относительно совещаний о душе: в деле религии муж один глава и представитель семьи перед Творцом; здесь он навсегда уподоблен Христу в союзе с церковью. Он руководит общим ведением дома. Жена должна с любовью принимать его наказы, со страхом внимать и творить по ним. Своим добрым разумом и указаниями мужа хозяйка должна сама знать всякое дело в доме и уметь всему слуг научить.

Дома муж с женой молятся вместе и с домочадцами, справляют вечерню всенощную и часы. В церковь же на литургию жены должны ходить, сообразуясь с обилием своих занятий, как позволят обязанности, по совету с мужем или с его разрешения. Тут наставник странно уступчив; он политично уклоняется от прямой постановки вопроса: христианка обязана посещать церковь, слушать литургию и другие службы, но он уступает власти мужей, которые не любят выпускать жен из дома, особенно в места, где оне непременно встретят посторонних.

Домострой строго запрещает женам самовольно ходить в гости и к себе принимать; на все это необходимо разрешение мужа. В гостях женщины должны быть внимательными, отмечать и запоминать все полезное, что услышат или увидят; если же у жены станут что-либо выведывать, то следует отговариваться незнанием. Печальная мораль и печальную картину общественной жизни рисует она: вместо умения ценить людей, дружбу, взаимные услуги, уважать круг лиц, к которому принадлежишь, внушается недоверие к тем немногим близким людям, кого могла посещать затворница терема; умей высматривать и слушать, а сама не проговаривайся - учит Домострой, как будто человек, выйдя за калитку дома, уже оказывается во враждебном лагере или в среде тонких дипломатов; чувство общественности, развивающее духовно и поднимающее личность, как будто и не существовало среди московских моралистов XVI в.

И муж, и жена обязаны учит детей страху Божию (благочестию и добрым нравам; про грамоту - ни слова) и даже с нанесением им ран; не щадить наказуемых, так как отвечают за детей перед Богом, с них взыщется за послабления. При такой обязательной суровости в обращении с детьми, старинные матери все-таки умели ласкать, жалеть и нежить. Другие памятники той же эпохи говорят о «матернем обычае», с каким они встречали детей своих, отличая его от обычая отцов, на чьей совести лежала главная ответственность за строгий чин воспитания. Матерям полагалось, конечно, приучать к труду главным образом дочерей; подрастающие сыновья руководились отцами.

Домострой считает особенно важным строгий присмотр за дочерьми, чтобы без пороку замуж выдать; и с ними по-видимому, родителям было больше хлопот, чем с сыновьями. И это понятно - дочерей готовили к выходу в другой род; а там по ней судили о благочестии и нравственности её семьи. Показная сторона жизни играла в старину огромную роль. Как только родится дочь, следует тотчас приступить к откладыванию ей на приданое части от всяких доходов, от полотен, платья, украшений, приплода скота и т. д., прикапливать всего понемногу.

«Ино дочери растут и страху и вежеству учатся, и приданое с ними прибывает».

Если дочь умрет до замужества, то накопленное должно раздаваться на помин ее души.

Между мужем и женой не должно никогда вспыхивать ни раздражения, ни гнева; не подобает им обоим гневаться ни на детей, ни на слуг. Если жена поступает не по приказаниям мужа и не учит слуг его слушаться, то муж должен наказать ее телесно с глазу на глаз, «пользовати страхом наедине», а наказав и пожаловать (вероятно, приласкать с добрым словом), рассуждает с удивительной простотой и ясностью духа автор поучений. Если младшие члены семьи, состоящие перед Творцом и Судией на ответственности главы дома, - жена сын или дочь - чем-либо провинятся, то муж и отец должен наедине, осторожно постегать плеткой; но отнюдь не с сердцов, не бить как попало; особенно «вежливо» должна поучаться жена, она все-таки подруга, государыня дома. По логике старинных людей, муж, который держит дом не по правилу, не учит жены, детей и слуг, не выполняет своей основной обязанности - внушать страх Божий; он губит души и свою, и своих близких. Понятие о личном достоинстве человека слабо пробивалось между заботами о душе в будущем мире и грубо материальным пониманием жизни и человеческих отношений в настоящем.

Мораль строго запрещает женщинам пить хмельное, особенно тайно от мужей; заметно, что этот грех доставлял много хлопот моралистам того времени особенно потому, что было очень мудрено проводить полное воздержание; прежде всего мешали обязанности гостеприимства, предписываемые обычаем и правилами самого Домостроя. Хозяйку обязывали устраивать пиры не хуже соседей, чтобы добрые люди не осудили; усердно угощать гостей едой и напитками, но самой не пить; как же будут пить гости без хозяйки? Ведь сам хозяин перед гостями опрокидывал кубок на голову в знак того, что осушил его до капли? Но книга обыкновенно дает правила и проходит молча мимо житейских коллизий. Далее обязательно для хорошого дома, чтобы хозяйка и её гости-женщины были совершенно отстранены от общества мужчин. Кушанья и напитки носит им один слуга, которому муж доверяет; у него же хозяин потом спрашивает, как вели себя хозяйка и ее гости. Кажется, только угощенье, гулянье в саду да качели и могли занимать гостей. Дом благочестивых хозяев, требует Домострой, не должен оглашаться песнями и играми, скаредными речами и глумлением; в нем недопустимы звуки гуслей, пляски бесовские, забавы с ручными медведями; запрещается даже излюбленная забава знатных - охота с ловчими.

Проявлениям молодой жизни не было выхода в старинной семье; она угасала в ней или извращалась и калечилась под давлением удушающей морали. Женская личность здесь никогда не считалась духовно взрослой; за нею наблюдали даже в тереме, как за бедовой школьницей, всегда готовой нашалить, и как ребенка-школьницу наказывали. А между тем детей обязывали почитать это несовершеннолетнее существо наравне с отцом? Как достичь такого почтения? Но Домострою нет дела до принципиальных противоречий; он дает правило, и всяк покоряйся, не рассуждая, - ни одни женщины, но и государи-мужья.

«Смиренного Бог любит, покорному благодать дает»… «Бог не любит высокие мысли наши; возносящогося смиряет»… «Мнение - второе падение»:

самые популярные мотивы старинных поучений, раздававшиеся повсюду, часто к несомненному утешению униженных и порабощенных во времена Грозного, когда высший тяжело давил низшого; гордостью же и возношением любили прозывать проявления личной самостоятельности, чувства справедливости и сознание собственного достоинства.

В нашей литературе высказывалось мнение, что терема являлись единственным средством сохранения добрых нравов хотя бы в одной части общества, что женщинам нечему было учиться среди распущенного общества той поры. Русские, собравшись, говорили иностранцы, вели речь о прелюбодеяниях своих и чужих, о гнуснейших пороках; грязные речи, пошлые шутки сопровождаются в этих компаниях неприличными телодвижениями. Пьянство русских невообразимо; пьянствуют все, богатые и бедные мужчины и женщины, валяются по улицам и творят все, на что толкают необузданные страсти. Мужья и отцы из любви к семье ограждали поневоле и по мере сил жен и дочерей от столкновения с разнузданностью нравов своих современников. Что бы сталось с нами в XV в. без церкви, монастыря и терема! - восклицает историк С. Соловьев, но тут же признает, что удаление женщин от общества было для него очень вредно, ибо содействовало еще большему огрубению его нравов.

Однако, в разгар пира, сильно подгулявши, те же мужья и отцы посылали за женами и невестками и заставляли их с поцелуями чествовать своих пьяных гостей, слышать их соблазнительные речи, видеть, что себе позволяли забывшиеся люди. Нам скажут, что это древний обряд, который с неудовольствием терпела церковь, дань старине, приносимая в стенах благочестивого дома. Пережиток первобытных правил гостеприимства не затронутых культурой народов угощения женой сохранился в этом проявлении высшей любезности знатного хозяина - показать гостям святыню дома, почетную затворницу-жену; но к этой любезности примешивалось не мало чванства, хвастовства красотой и богатым уборами хозяйки и ее свиты. Бывало, что иная боярыня по нескольку раз выходила к гостям, и каждый раз в новом богатейшем наряде.

Перед гостями появлялась великолепная выставка драгоценностей дома, которая могла возбуждать самые нечистые помыслы страсти и зависти.
Как ни унижали женскую личность за её физические свойства, за ее таинственную обаятельность, источник которой приписывали хитрым сетям дьявола; как не отдаляли ее от святынь, где совершались таинства, но не могли выделить ее из сонма человеческого, носителей образа Божия; этого не допускали предания церкви и ее постановления, да не вместила и психология людей; народ чувствовал этот образ в женщине; он не умел обращаться с нею, как с равной на земле, но никогда не сомневался, что, взятая в иной мир и осененная благодатью, она такая же праведница, святая угодница, равноапостольная, как и святые мужи. Его не смущало и не удивляло, что существо, нечистое на земле, осеняется ореолом в высшем мире и получает дар исцелять тела, спасать души, творить чудо, и он с увлечением отмечал угодниц и праведниц, особенно чтимых им блаженных. Очень немногие из них удостоились канонизации, а деяния их - обнародования в житиях; жизнь большинства позабылась, благодаря недостатку грамотных и сколько-нибудь культурных лиц даже среди духовенства. Жила только, да отчасти и теперь живет случайная память о праведных женщинах, исцелявших, спасавших; имена их сохранились в «списках почитаемых усопших», по которым в определенные дни служат заупокойные и панихиды.

Идеалы затворничества и смирения женщин не могли найти практического применения в тех слоях населения, где уделом женщин является труд наряду с мужчинами, где условия жилища, семьи не допускали отделения её женских членов от мужчин; не только крестьяне, ремесленники, низший торговый класс, но и небогатые служилые люди-помещики располагали очень тесными помещениями; к тому же в отсутствие мужа все хозяйство, ведение промысла, поддержка семьи ложилась на плечи жены. Крестьянский быт очень мало изменялся в течение ряда веков; языческая старина, древнее понимание природы, обычаи, формы поэтического творчества сохраняли всю свою живую силу в духовном мире крестьянина. Этот быт главной массы народа содействовал сохранению старины, её порядков и обычаев в среде горожан и провинциальных служилых людей-помещиков; его отзвуками питались национальные предания и в высших классах и в самых царских хоромах. Благодаря условиям хозяйства и промышленности, с одной стороны, энергичному развитию государственности, подчинявшему себе все и всех в стране - с другой, затворничество женщин не пустило крепких корней в русском обществе; оно применялось в быту немногочисленного высшего слоя знати и богатых людей, имело в нашей истории характер эпизодического явления, и довольно легко уступило культурному влиянию Европы; правда, отзвуки его сохранились надолго, но уже благодаря слабому и медленному развитию чувства общественности в русском обществе новых времен.

В народной массе женщины, как древние жрицы, почитались хранительницами национальных обычаев, выразительницами традиционных понятий и чувств в важнейшие моменты жизни. Сватовство, свадьба, прощание с умершими, с уходящими на войну по-старому разыгрывались в целые драмы, в которых участвовали не одни родные и близкие, а многие соседи и целые селения. Женщины хранили в памяти мотивы старинных песнопений, дополняли их работой воображения, приспособляли к новым случаям и временам, перепевали заново свадебные песни, причитания, погребальные вопли. Особенно нервные и чуткие, способные вдохновляться до экстаза певицы и плакальщицы пользовались огромным почетом и наперерыв приглашались в селения целого округа; иные имели специальностью плач по покойникам и силою выражения скорби и образностью картин умирания и значения потери «крестьянина могучего» производили потрясающее впечатление: другие мастерски вели свадебные песни и игры.

Код для вставки на сайт или в блог.

Восприятие семьи и отношение к браку на Руси существенно отличалось от современных представлений. Постоянно растущее число разводов и повторных браков в наши дни заставляет многих говорить о том, что институт семьи давно изжил себя. В связи с этим интересно обратиться к опыту наших предков, собранному в середине XVI в. в единый свод правил семейной жизни – «Домострой» . Многие постулаты по сегодняшним меркам кажутся жестокими и варварскими, но среди этих правил были вполне разумные советы, нацеленные на формирование уважительного отношения к семье.

С домостроевскими порядками обычно ассоциируются тиранство, угнетение женщин, домашнее беззаконие, однако это не совсем так. Строгая дисциплина и субординация действительно предполагались. В период Средневековья на Руси основной становится традиционная христианская модель брака: патриархальная моногамная семья, которая была микромоделью общества. Отношения в ней выстраивались по образу отношений в государстве. Поэтому главенствующую роль играл «государь», то есть муж. Человек без семьи считался неполноценным членом общества.

Автором «Домостроя» считают священника Сильвестра, хотя он был скорее не автором, а редактором, собравшим воедино издавна существовавшие нормы и правила. Постулаты «Домостроя» касаются не только семейного уклада, но и быта вообще, это сборник практических рекомендаций: как правильно вести хозяйство, как принимать гостей, как ухаживать за скотом, как готовить еду, как выстраивать взаимоотношения и т. д. Тут есть рецепты на все случаи жизни.

Жизнь человека в эпоху Средневековья была строго регламентированной, постулатам «Домостроя» безоговорочно верили и придерживались их. Православная церковь разрешала одному лицу вступать в брак не более трёх раз. Торжественный обряд венчания совершался обычно лишь при первом браке. Семья была ценностью, которую надлежало оберегать в течение всей жизни. Расторжение брака было редким явлением.

Женщина в доме должна быть «чиста и послушна». Ее основные обязанности – воспитывать детей и следить за порядком в доме. Детей растили в строгости, за провинности были предусмотрены наказания: «Казни сына в юности, и он будет покоить тебя на старость. Не уставай бить его: хоть и жезлом бьешь, не умрет, а будет здоровее, бьешь его по телу, а душу избавляешь от смерти». Для современного человека это нонсенс, но вся средневековая педагогика была построена на телесных наказаниях.

Бить в особых случаях разрешалось и жену: «Если жена не слушает слов и не имеет страху, то постегать плетью, только не перед людьми, а наедине». Но нельзя было бить по голове и под сердце – искалеченная жена не сможет больше рожать детей и заниматься хозяйством. Нельзя бить за любую провинность, а после наказания жену следует пожалеть и приласкать. Наказание может быть и «наказом», наставлением. Однако наказания – не то, чем цементируется семейная жизнь. Основной посыл – каждый должен заниматься своим делом и стараться выполнять свои обязанности.

Советы касались не только семейной жизни, но и сосуществования в обществе: рекомендовалось помогать людям «во всякой нужде», «кому хуже, чем тебе» – бедным, голодным, больным, заключенным и т. д. При этом добрыми поступками не стоит бахвалиться. Нужно терпеть обиды и прощать, так как добро угодно Богу. Основа общения – традиционные христианские ценности: не красть, не лгать, не гневаться, не завидовать, не обижать, не блудить и т. д.

Простые вещи - самые трудные. Например, что может быть проще, чем любить детей? Не чужих, даже - своих, собственных, родных кровиночек, без которых мы жизни не мыслим. Казалось бы, и говорить тут не о чем: мы их любим, как никого больше на этом свете. Но… откуда же тогда столько проблем у молодежи? Почему эти, столь любимые нами, дети, вырастая, так трудно находят свой путь в жизни, а порой - и вовсе с этого пути сбиваются? Быть может, мы просто как-то не так их любим? И эта любовь наша на поверку оказывается не любовью вовсе, а чем-то еще, что нам просто очень хотелось бы считать любовью? И наконец, самый главный вопрос: как же родителям правильно любить своих детей? Обо всем этом мы предлагаем читателю порассуждать вместе с нашими авторами.

Сегодня предлагаем Вашему вниманию статью историка Дмитрия Володихина - о воспитании детей по «Домострою».

Правда ли, что «Домострой» призывает самым строгим и беспощадным образом воспитывать детей? Действительно ли эта книга противоречит всем гуманистическим ценностям? И есть ли в ней место христианской любви?

Крестины. А. Е. Карнеев

«Страшная-страшная» книга

Для образованного русского наших дней «Домострой» - это «мрачный бренд». Сторонник либерального мировидения скажет о нем: «Энциклопедия разнузданной жестокости в семейной жизни! Свидетельство варварства и умопомрачительной грубости нравов в этой стране! Программа воспитания детей и утверждения семейной гармонии с помощью побоев! Надеюсь, все помнят, что там рекомендуется применять телесные наказания к жене, детям и слугам?» Носитель ультрапатриотичес-ких ценностей отзовется об этой книге в ином ключе, но суть его отзыва будет звучать не менее радикально: «Энциклопедия порядка и дисциплины. Рациональное домостроительство в нашей стране. Программа воспитания и утверждения семейной гармонии в рамках правильной иерархии. Надеюсь, все помнят, что там рекомендуется применять телесные наказания к жене, детям и слугам? Не то, что сейчас…»

Рукоприкладство и порка - вот единственный «рецепт» семейного благополучия из «Домостроя», который намертво вызубрило современное общество. Редко кто вспомнит иные наставления оттуда.

Разве что специалисты по древнерусской литературе…

Между тем книга - не о том. Даже в самой малой мере она не писалась как руководство по избиению домашних. Этой чрезвычайно богатый памятник, где воспитание битьём - частность, маргиналия на полях. В центр же всего повествования там поставлено воспитание вообще.

При этом нормы, которые утверждает «Домострой», мягче действительных обычаев того времени. В книге, например, ясно сказано: не следует бить по глазам или по ушам, «под сердце кулаком», деревянными и железными предметами, что нельзя «посохом колоть», что сечение не должно приводить к порче здоровья и т. п. Иначе говоря, концентрируя опыт эпохи, «Домострой» налагал табу на безрассудное свирепство.

Эти ограничения могут в наши дни показаться мелочью, незначительной коррекцией громадного явления. Своего рода попыткой растопить айсберг с помощью фена. Но надобно понимать, как жила в ту пору Россия. Вся южная часть страны весной начинала трепетать от боязни татарских набегов; каждый год целая армия, а то и две-три армии выходили на юг, чтобы, если потребуется, встать насмерть, тормозя гибельное стремление очередной орды; воевали часто и на западе, и на востоке; быт Московской державы оказался крайне милитаризирован. Весь народ, от мала до велика, приучился драться, когда понадобится, - вот хоть прямо сейчас на этом месте.

В сущности, главными деятелями этого быта являются три фигуры. Во-первых, крестьянин, который молится то Богородице, а то каким-нибудь древним идолам в лесу, привычен к скотине и тяжелой работе, а вот галантному обхождению нимало не обучен. Во-вторых, воин, защищающий пахаря и владеющий львиной долей произведенного им хлеба, носящий оружие на боку и готовый в любой миг пустить его в ход. В-третьих, священник, иной раз едва грамотный, и, как говаривал святой Геннадий, архиепископ Новгородский, с трудом «бредущий по Псалтыри». Но только священник или, пуще того, монах способны хоть как-то смягчать сердца земледельца с задубелыми от тяжкой работы руками, с кожей, напитанной соками земли, и воина, с чьих ладоней годами не сходили мозоли от упражнений с оружием, который по зимней поре спал на ледяной земле, мало не прямо в снегу.

Только слово Божие могло поставить в их душах заслон жестокосердию, воспитанному десятилетиями такого быта. В ту пору люди боялись по ночам выходить на улицу без оружия. Закон, по слабости судебных органов, следствия и карательного аппарата, предоставлял право решать тяжбы с помощью поединка. Притом иной раз поединок превращался в беспорядочную свалку между сторонниками одного бойца и сторонниками другого…

Как сказать таким людям, живому железу, мол, не стоит шлепать младенчика, это негуманно? К какому семейному психоаналитику их отправить на исправительный курс? За совет по семейному укладу в чужом доме, думается, можно было запросто получить затрещину, а то и что-нибудь похуже.

Но вот появляется «Домострой», и там говорится на том языке, какой могли понять наши предки четыре с половиной века назад: «Люби жену, люби детей, соблюдай Заповеди, иначе ответишь перед Богом! Он видит каждый твой шаг, Он знает каждую твою мысль! Только позволь себе бесноваться, извергать гнев и лупить чем ни попадя по чему попало, и душа твоя взвоет на последнем суде! А будешь праведен, так ляжет на тебя милость Бога, Пречистой Богородицы и великих чудотворцев». Если же обратиться к языку самого «Домостроя», то в одной из первых его глав говорится: «Возлюби Господа от всей души, и страх Божий пусть будет в сердце твоем. Будь праведен и справедлив, и живи в смирении, глаза к земле опуская, ум же свой к небесам простирая. Пребывай в умилении к Богу и с людьми будь приветлив».

Иными словами, людям, самой историей и географией поставленным в положение, когда они всю жизнь проводят в суровых условиях, напоминают, что людьми они останутся, только помня о Боге, только любя Господа и в то же время боясь Его гнева.

И ведь работало. «Домострой» любили, «Домострой» почитали. До наших дней дошли десятки рукописных копий этого весьма объемного сочинения. Его продолжали переписывать и в XVIII веке, когда Россия познакомилась с воспитательными модами Европы. Эту книгу считали душеполезной на протяжении как минимум двух столетий, и она успела принести Русской цивилизации немало добра.

Итак, каково же оно, воспитание по «Домострою»?

Главный рецепт «Домостроя»

Прежде всего, «Домострой» - книга, регламентирующая домашний быт состоятельного человека. В первую очередь аристократа, дворянина, но также и купца или «выбившегося в люди» посадского ремесленника. Она содержит множество советов по «домоводству», по этике семейных отношений, по религиозному наполнению повседневности. И, разумеется, по воспитанию потомства.

Возвращение из города. А. И. Корзухин

«Домострой» возник не в один день, благодаря усилию талантливого писателя и публициста. Его рождение в окончательном виде связывают со знаменитым политическим деятелем времен Ивана Грозного Сильвестром - священником Благовещенского собора в Кремле. Сильвестр обращается с поучениями к сыну Анфиму, подавая «Домострой» как итог собственного жизненного опыта. Глава 64 - «Послание и наказание от отца к сыну» - точно принадлежит его перу. Однако в книге использован огромный пласт предшествующей поучительной литературы, как византийской, так и русской. Составитель (или составители) щедро черпал из Священного Писания, монастырских уставов, древнерусских учительных сборников, переводного сочинения Геннадия Константинопольского «Стословец». С этой точки зрения «Домострой» - действительно энциклопедия: сумма бытововых стратегий и нравственных образцов, накопленных к середине XVI века православной цивилизацией.

Этическое ядро «Домостроя» - христианское соединение веры, закона и любви. Законом обеспечивается порядок в доме, лад в делах, устойчивость в отношениях между людьми. Любовью смягчается сухость закона. Любовь же обогащает порядок благодушием и милосердием, без которых он непременно наполнился бы чертами деспотизма, обернулся бы мукой. Вера придает смысл всему зданию семейной жизни. Порядок воздвигается ради Христа. Любовь утверждается по образцу Его жертвенной любви к людям. Без веры в Господа и то, и другое лишается твердой опоры.

Воспитание по «Домострою» - это прежде всего воспитание в христианском духе, а вовсе не в духе палочной дисциплины. Книга прививает человечное отношение к чадам и домочадцам.

В начале ее от имени автора говорится: «Благословляю я, грешник… и поучаю, и наставляю, и вразумляю сына своего… и его жену, и их детей, и домочадцев: следовать всем христианским законам и жить с чистой совестью и в правде, с верой творя волю Божью и соблюдая заповеди Его, и себя утверждая в страхе Божьем, в праведном житии, и жену поучая, также и домочадцев своих наставляя, не насильем, не побоями, не рабством тяжким, а как детей, чтобы были всегда упокоены, сыты и одеты, и в теплом дому, и всегда в порядке… Если этого моего писания не примете и наставления не послушаете и по нему не станете жить и поступать так, как здесь написано, то сами за себя ответ дадите в день Страшного суда, я к вашим проступкам и греху не причастен, то вина не моя: я ведь благословлял на благочинную жизнь, и думал, и молил, и поучал, и писание предлагал вам…»

Вот так разнузданная жестокость! «Не насильем, не побоями, не рабством тяжким…»

Идеал семейной жизни по «Домострою» - исполнение Божьих заповедей между членами семьи и всеми, кто живет в их доме. Книга учит всех участников «семейного космоса» прежде всего именно этому. Вот слова, составляющие суть воспитания в традиции «Домостроя»: «Самому тебе, господину, и жене, и детям, и домочадцам - не красть, не блудить, не лгать, не клеветать, не завидовать, не обижать, не наушничать, на чужое не посягать, не осуждать, не бражничать, не высмеивать, не помнить зла, ни на кого не гневаться, к старшим быть послушным и покорным, к средним - дружелюбным, к младшим и убогим - приветливым и милостивым, всякое дело править без волокиты и особенно не обижать в оплате работника, всякую же обиду с благодарностью претерпеть ради Бога: и поношение, и укоризну, если поделом поносят и укоряют, с любовию принимать и подобного безрассудства избегать, а в ответ не мстить. Если же ни в чем не повинен, за это от Бога награду получишь. А домочадцев своих учи страху Божию и всякой добродетели, и сам то же делай, и вместе от Бога получите милость».

Главный «рецепт» домашнего лада здесь состоит вовсе не в том, чтобы кого-нибудь хорошенько отдубасить и тем запечатлеть в его памяти картину правильного поведения. Главный рецепт - научить. Иначе говоря, разъяснить правильность одного образа действий и неправильность другого.

Конечно, при этом «отец семейства» должен требовать послушания. И послушание возводится в один из главных принципов семейной жизни.

Автор «Домостроя» обращается по этому поводу к детям с увещеванием: «Чада, вслушайтесь в заповеди Господни, любите отца своего и мать свою, и слушайте их, и повинуйтесь им в Боге во всем, и старость их чтите, и немощь их и всякую скорбь от всей души на себе понесите, и благо вам будет, и долго пребудете на земле, за то простятся грехи ваши, и Бог вас помилует, и прославят вас люди, и дом ваш благословится навеки, и наследуют сыны сынам вашим, и достигнете старости маститой, в благоденствии дни свои проводя. Если же кто осуждает, или оскорбляет своих родителей, или клянет их, или ругает, тот перед Богом грешен и проклят людьми; того, кто бьет отца и мать, - пусть отлучат от Церкви и от всех святынь и пусть умрет он лютою смертью от гражданской казни, ибо написано: „Отцовское проклятье иссушит, а материнское искоренит“. Сын или дочь, непослушные отцу или матери, сами себя погубят и не доживут до конца дней своих, если прогневают отца или досадят матери».

Так бить или не бить?

Ну а как же битьё? Разве нет его в «Домострое»? Разве это миф, что автор книги рекомендует телесные наказания?

Нет. Вовсе не миф.

Однако порка преподносится там как печальная необходимость. Автор «Домостроя» ясно говорит: порку приходится применять в качестве крайней меры, за очевидную вину и лишь тогда, когда прочие способы воспитательного воздействия исчерпаны.

«Домострой» дает подробное разъяснение, при каких обстоятельствах глава семьи обязан применить строгость: «У добрых людей, у хозяйственной жены дом всегда чист и устроен, - все как следует припрятано, где что нужно, и вычищено, и подметено всегда: в такой порядок как в рай войти. За всем тем и за любым обиходом жена бы следила сама да учила слуг и детей и добром и лихом: а не понимает слова, так того и поколотить; а увидит муж, что у жены непорядок и у слуг, или не так все, как в этой книге изложено, умел бы свою жену наставлять да учить полезным советом; если она понимает - тогда уж так все и делать, и любить ее, и хвалить, но если жена науке такой и наставлению не следует, и того всего не исполняет, и сама ничего из того не знает, и слуг не учит, должен муж жену свою наказывать и вразумлять наедине страхом, а наказав, простить, и попенять, и с любовью наставить, и поучить, но при этом ни мужу на жену не гневаться, ни жене на мужа - всегда жить в любви и в согласии. А слуг и детей, также смотря по вине и по делу, наказать и посечь, а наказав, пожалеть».

Четко сказано: сила применяется к тем, кто «не понимает слова», кто пропускает мимо ушей наставление. Кроме того, вводится очень строгое ограничение на эмоциональную составляющую наказания: оно производится только бесстрастно. Страсть, вкладываемая в удары плеткой, губит душу того, кто эту плетку держит. Наказание, согласно «Домострою», никогда не должно быть результатом гнева или мести. За ним всегда должно следовать прощение и новое наставление. Тут нет места глуповатой простонародной сентенции: «Бьет - значит любит». Тут другое: наказывая детей, хозяин или хозяйка дома не оставляют любви к ним. Их строгость должна идти на пользу, а не во вред. И она не может иметь бесконечного продолжения. Конечно, для современного сознания и такие формы телесного наказания выглядят дико. Но во времена написания «Домостроя» это был очень серьезный прорыв именно к их гуманизации, к ограничению случаев их применения, к сдерживанию любителей распустить руки по любому поводу и без повода.

И снова про свирепство

Забота о детях вменяется родителям в обязанность. Притом отцу с матерью нельзя ограничиться одним лишь материальным обеспечением отпрысков. «Домострой», конечно, повелевает родителям скопить солидное приданое для своих дочерей. Отцу и матери надо заботиться о будущей невесте задолго до того, как она войдет в возраст замужества: «Рассудительные люди от всякой прибыли на дочь откладывают: на ее имя или животинку растят с приплодом, или из полотен, и из холстов, и из кусков ткани, и из убрусов, и из рубашек все эти годы ей в особый сундук кладут и платье, и уборы, и мониста, и утварь церковную, и посуду оловянную, и медную, и деревянную; добавлять всегда понемножку, а не все вдруг, себе не в убыток». «Домострой» вообще требует от старшего в семье постоянно думать о добром ведении хозяйства, о тепле, уюте и довольстве для жены, детей и слуг. Но такова лишь часть его семейных обязанностей.

В отношении детей ему необходимо сыграть еще три роли.

Во-первых, роль наставника в своем ремесле, торговом деле или же науке меча и суда - если речь идет о дворянском роде. В XVI веке школы на русской земле оставались редкостью. Даже в столице державы регулярный учебный процесс удалось наладить лишь на закате XVII столетия. А уж о высших учебных заведениях и речи нет: Славяно-греко-латинская академия стала первой из них на Руси Московской. А ее создали в середине 1680-х! Так что… чему не научит семья, тому, в большинстве случаев, не научит никто. Потрудись, отец! Научи.

Во-вторых, роль оберегателя доброй славы семейства. А она требует содержать детей в телесной и духовной чистоте. Пьянство, блуд, воровство, злоязыкость, «срамословие», драчливость, непочтение к властям порицаются безусловно и многократно. «Поруха чести», принесенная роду одним из его представителей, дурно скажется не только на нем самом, но и на множестве других членов рода. И тут никакой вольности допускать нельзя: один позволит себе мерзкий поступок, а пострадают все, притом бесчестие скажется еще и на будущих поколениях. Потрудись, отец! Присмотри за чадами.

Наконец, в-третьих, сказано: семья - «малая Церковь». А значит, отец - «малый патриарх», пастырь. Ему не избегнуть пригляда за душами своих детей. Они должны расти добрыми христианами, иначе их безверие ляжет тяжким грехом на его собственную душу. Потрудись, отец! Очисти загрязненное.

Автор «Домостроя» дает на сей счет четкие наставления: «А пошлет Бог кому детей - сыновей или дочерей, то заботиться о чадах своих отцу и матери, обеспечить их и воспитать в добром поучении; учить страху Божию и вежливости и всякому порядку, а затем, по детям смотря и по возрасту, их учить рукоделию - мать дочерей и мастерству - отец сыновей; кто в чем способен, какие кому Бог возможности даст; любить их и беречь, но и страхом спасать, наказывая и поучая, а осудив, побить. Наказывай детей в юности - упокоят тебя в старости твоей. И беречь и блюсти чистоту телесную и от всякого греха отцам чад своих как зеницу ока и как свою душу. Если же дети согрешают по отцовскому или материнскому небрежению, о таких грехах им и ответ держать в день Страшного суда. Так что если дети, лишенные поучений отцов и матерей, в чем согрешат или зло сотворят, то отцам и матерям от Бога грех, а от людей укоризна и насмешка, дому же убыток, а себе самим скорбь и ущерб, от судей же пеня и позор».

В экстренных случаях отцу и матери позволено «сокрушать ребра» детей. Но не со зла, а лишь ради заботы о них.

«Домострой»… ограничивает и упорядочивает физическое воздействие на детей. Если говорить о «грубости нравов», то составитель книги вовсе не пытался сделать из нее идеал. Напротив, он постарался вызвать у читателей отвращение к чрезмерной жестокости в наказаниях.

Итак, суть воспитания по «Домострою» - вера, закон и любовь в неразрывном единстве. Но как же любовь допускала сечь детей? И даже предполагала сечь именно из соображений любви, заботы, с сожалением, но без чувства вины перед детьми за порку? А вот так же. Суть всякого явления видна по плодам его. Дети, воспитанные по «Домострою», прошли Сибирь до самой Камчатки, удержали Москву от падения в 1612 году, построили сотни великолепных храмов, написали множество блистательных литературных произведений, которые памятны через века. Нынешняя воспитательная метода велит решительно воздержаться от ремня. Из соображений той же любви, той же заботы. А вот правильна ли она, мы увидим через десятилетия. По плодам этого воспитания…

Русские красавицы и "Домострой".

С. Соломко. Русская красавица
В зарубежных исторических трудах сложился устойчивый штамп о жалкой участи женщин в допетровской Руси. Впрочем, над созданием этого штампа немало потрудились и отечественные либеральные авторы. Костомаров сокрушался, что “русская женщина была постоянною невольницею с рождения и до гроба”. Её держали взаперти, мужья избивали жён плетью, розгами, дубинами. На чем же основываются подобные утверждения? Оказывается, источников не так уж много. Один из них – австрийский дипломат XVI в. Герберштейн. Его миссия в Москву провалилась, и он оставил о нашей стране злые и язвительные воспоминания (даже иезуит Поссевино после посещения России отметил, что Герберштейн многое наврал). Среди прочего негатива он описывал, что русские женщины постоянно сидят под замком, “прядут и сучат нитки”, а больше им ничем заниматься не дозволяют.

Но самым известным документом, на котором строятся доказательства, является «Домострой». Название этой популярной книги XVI века даже стало ругательным, поместилось где-то рядышком с “черносотенством” и “мракобесием”. Хотя в действительности “Домострой” – полная и неплохая энциклопедия хозяйственной жизни. Это было характерно для всей средневековой литературы, книги стоили дорого, и покупатель хотел, чтобы в одной книге было собрано “все” в той или иной области знаний. “Домострой” как раз и представляет собой попытку объединить «все». Как правильно молиться, как содержать дом, как строить отношения между членами семьи, хозяевами и работниками, как принимать гостей, ухаживать за скотом, как заготавливать рыбу, грибы, капусту, как делать квас, мед, пиво, приводятся рецепты сотен блюд. И все это объединяется понятием “дома” как единого организма. Здоровый организм – будет хорошо жить, неладно в доме – дела пойдут наперекосяк.

Но по различным работам – научным, публицистическим, художественным, кочует одна и та же цитата из «Домостроя»: “А увидит муж, что непорядок у жены… и за ослушание… сняв рубашку и плетию вежливенько бити, за руки держа, по вине смотря”. Казалось бы, здесь все ясно! Какое варварство! Жестокость не только допускается, но и предписывается, возводится в обязательную практику! Стоп… Не спешите делать выводы. На самом деле, перед нами один из самых наглых примеров исторической фальсификации. Текст и впрямь выдернут из «Домостроя», но… обратите внимание на многоточия. В них пропущены не отдельные слова. Пропущено несколько абзацев!

Возьмем подлинный текст “Домостроя” и посмотрим, что оборвано первым многоточием: “А увидит муж, что у жены непорядок и у слуг, сумел бы свою жену наставлять да учить полезным советом”. Как вы считаете, в подлиннике и цитате сохранен одинаковый смысл? Или его исковеркали до неузнаваемости? Что касается поучений о порке, то они относятся вообще не к жене: “Но если слову жены или сына или дочери слуга не внемлет, и не делает того, чему муж, отец или мать его учат, то плетью постегать, по вине смотря”. И поясняется, как надо наказывать слуг: “Плетью же наказывая, осторожно бить, и разумно, и больно, и страшно, и здорово, если вина велика. За ослушание же или нерадение, рубашку сняв, плеткой постегать, за руки держа и по вине смотря…”


Я здесь не спорю, правильно это или нет, выпороть слугу, если он, предположим, ворует (может быть, правильнее отправить сразу на виселицу, как делали в Англии?) Хочу лишь отметить, что в отношении жён была внедрена явная подтасовка. Писатели и журналисты, переписывающие друг у друга цитату с многоточиями, могут этого не знать. Но неужели не читали полный текст “Домостроя” историки XIX в. которые и запустили в оборот искалеченную цитату? Не могли не читать. Следовательно, совершили подлог преднамеренно. Кстати, некоторые переводчики допускают ещё и дополнительные фальсификации. Например, вместо “снявши рубашку”, как в подлиннике, пишут “задрав рубашку” – чтобы прилепить цитату к женщине, а не мужчине. А читатель не заметит, проглотит! Неужели кто-нибудь станет изучать подлинный текст на церковнославянском языке и сверять с переводом?

Между прочим, истинные отношения между мужьями и жёнами, или между возлюбленными, принятые на Руси, нетрудно увидеть из других источников. Их сохранилось предостаточно. Послушайте народные песни, почитайте былины. Или «Повесть о св. Петре и Февронии» - она была написана в те же годы, что «Домострой». Где вы там найдете жестокость, грубость, варварство? Конечно, любовь святых покровителей семьи и брака или любовь сказочных, эпических героев, являлась идеалом. Но это был тот самый идеал, к которому стремились и тянулись наши предки.

А русские женщины никогда не были забитыми и робкими. Можно вспомнить хотя бы талантливую правительницу обширного государства св. равноапостольную великую княгиню Ольгу. Можно вспомнить и дочку Ярослава Мудрого Анну , выданную замуж за французского короля Генриха I. Она оказалась во Франции самым образованным человеком, свободно владела несколькими языками. Сохранились документы, где красуется ее аккуратная подпись на латыни, а рядом крест – «подпись» неграмотного мужа. Именно Анна впервые во Франции ввела в обычай светские приемы, начала выезжать с дамами на охоты. До нее француженки просиживали по домам, за пяльцами или пустой болтовней с прислугой.

Русские княжны проявляли себя в роли королев скандинавских стран, Венгрии, Польши. Внучка Владимира Мономаха Добродея-Евпраксия поразила своей учёностью даже Византию – культурнейшую страну той эпохи. Она была великолепным врачом, умела лечить травами, писала медицинские труды. Сохранился её трактат «Алимма» («Мази»). Для своего времени княжна обладала глубочайшими знаниями. Книга содержит разделы по общей гигиене человека, гигиене брака, беременности, ухода за детьми, по правилам питания, диеты, наружным и внутренним болезням, рекомендации по лечению мазями, приёмы массажа. Наверняка Добродея-Евпраксия была не единственной такой специалисткой. На родине у неё имелись наставницы, у наставниц были другие ученицы.

Унижая русских и поливая их клеветой, зарубежные авторы почему-то не обращают внимания на собственное прошлое. Ведь представления о западном галантном отношении к дамам сложились только в XIX в. из художественных романов Дюма, Вальтера Скотта и пр. В реальности «рыцарского» было маловато. Лютер поучал, что “жена обязана неустанно работать на мужа, во всем ему повиноваться”. В популярной книге “О злых женщинах” утверждалось, что “осел, женщина и орех нуждаются в ударах”. Известный германский поэт Реймер фон Цветтен рекомендовал мужчинам “взять дубинку и вытянуть жену по спине, да посильнее, изо всей силы, чтобы она чувствовала своего господина”. А британский писатель Свифт рассуждал, что женский пол – нечто среднее между человеком и обезьяной.

Во Франции, Италии, Германии, даже дворяне откровенно, за деньги, продавали красивых дочерей королям, принцам, аристократам. Подобные сделки считались не позорными, а крайне выгодными. Ведь любовница высокопоставленного лица открывала пути к карьере и обогащению своим родным, её осыпали подарками. Но могли запросто подарить другому хозяину, перепродать, проиграть в карты, отлупить. Английский король Генрих VIII в приступах плохого настроения так избивал фавориток, что они на несколько недель «выходили из строя». Двоих надоевших жён отправил на плаху. А на простолюдинок нормы галантности вообще не распространялись. С ними обращались, как с предметом для пользования. Кстати, Костомаров, осуждая отечественные обычаи, ссылался на некоего итальянца – который сам забил до смерти русскую женщину, чем и хвастался за границей. Но разве это свидетельство о нравах русских? Скорее, о нравах итальянцев.


На Руси женщина пользовалась гораздо большими свободами, чем принято считать. Закон защищал ее права. Оскорбление женщин наказывалось вдвое большим штрафом, чем оскорбление мужчин. Они полноправно владели движимым и недвижимым имуществом, сами распоряжались собственным приданым. Вдовы управляли хозяйством при несовершеннолетних детях. Если в семье не было сыновей, наследницами выступали дочери. Женщины заключали сделки, судились. Среди них было много грамотных, новгородскими берестяными записками обменивались даже простолюдинки. В Киевской Руси существовали специальные школы для девочек. А в XVII в. небезызвестный протопоп Аввакум гневно обрушивался на некую девку Евдокию, начавшую изучать грамматику и риторику.

Но русские представительницы прекрасного пола умели и владеть оружием. Имеются неоднократные упоминания, как они обороняли стены городов вместе с мужчинами. Участвовали даже в судных поединках. Вообще в таких случаях разрешалось нанимать вместо себя бойца, но Псковская Судная грамота оговаривала: «А жонки с жонкою присужати поле, а наймиту от жонки не быти ни с одну сторону». Если присудили поединок женщине с мужчиной - пожалуйста, выставляй наёмника, а если с женщиной - нельзя. Сами облачайтесь в доспехи, выходите конными или пешими, берите мечи, копья, секиры и рубитесь сколько влезет. Очевидно, закон имел и хитрую подоплёку. Повздорят две бабы, заплатят бойцам, и один из них погибнет или покалечится из-за пустяковой ссоры. А сами-то не будут по мелочам рисковать, помирятся.

Ну а теперь давайте попробуем разобраться с «общепризнанными» свидетельствами о домашнем заточении русских женщин. В эпоху Московской Руси 90 % населения составляли крестьяне. Вот и подумайте – могли ли они держать своих жён под замком? А кто будет работать в поле, на огороде, ухаживать за скотиной? С крестьянками данная концепция явно не стыкуется. Может быть, взаперти держали только горожанок? Нет, опять не сходится. Кроме упомянутого Герберштейна воспоминания о нашей стране оставили десятки иностранцев, посещавших её в разные времена. Они описывают толпы женщин вперемежку с мужчинами на различных праздниках, торжествах, богослужениях. Рассказывают о продавщицах и покупательницах, переполнявших базары. Чех Таннер отмечал: “Любо, в особенности, посмотреть на товары или торговлю стекающихся туда московитянок. Несут ли они полотно, нитки, рубахи или кольца на продажу, столпятся ли там позевать от нечего делать, они поднимают такой крик, что новичок, пожалуй, подумает, не горит ли город”.

Москвички трудились в мастерских, в лавочках, сотни их стирали белье у мостов через Москву-реку. Описывались купания на Водосвятие – множество женщин погружались в проруби вместе с мужчинами, это зрелище всегда привлекало иноземцев. Почти все зарубежные гости, приезжавшие в нашу страну, считали своим долгом описать и русские бани . В Европе их не было, бани считались экзотикой, вот и лезли туда поглазеть на раздетых баб. Взахлёб пересказывали своим читателям, как они, распаренные, выскакивали в снег или в речку. Но… как же быть с затворничеством?

Остаётся предположить, что в домашнем заточении сидели одни лишь дворянки… Нет. Им просто некогда было прохлаждаться! В те времена дворяне каждый год уезжали на службу. Иногда от весны до поздней осени, иногда отсутствовали несколько лет. А кто же руководил поместьями в их отсутствие? Жены, матери. Подтверждением может послужить, например, “Повесть о Юлиании Осорьиной”, написанная в XVII в. сыном героини. Он рассказывал, как отец служил в Астрахани, а мать вела хозяйство. Придворный врач Коллинз описывал семью стольника Милославского, служившего в Пушкарском приказе. Сообщал, что они жили очень бедно, и дочь Милославского Мария – будущая царица, вынуждена была собирать в лесу грибы и продавала их на базаре.

Что же касается представительниц высшей знати, княгинь и боярынь, они тоже занимались хозяйством своих мужей, вотчинами и промыслами. Не оставались в стороне от политической, духовной жизни. Марфа Борецкая фактически возглавляла правительство Новгорода. Морозова заправляла раскольничьей оппозицией. Но большинство боярынь сами числились на придворной службе. Они заведовали гардеробом царя, занимали важные посты мамок и нянек у государевых детей. А у царицы имелся собственный большой двор. Ей служили боярыни, дворянки, в штате состояли дьяки-делопроизводители, русские и иностранные доктора, учителя детей.

Жены государей ведали дворцовыми селами и волостями, получали доклады управляющих, считали доходы. У них имелись и собственные владения, угодья, промышленные предприятия. Коллинз писал, что при Алексее Михайловиче для его супруги Марии в семи верстах от Москвы были построены мануфактуры по обработки пеньки и льна. Они «находятся в большом порядке, очень обширны и будут доставлять работу всем бедным в государстве». Царицы широко занимались благотворительностью, обладали правом помилования преступников. Нередко они с сами, без мужей, ездили в монастыри и храмы, в паломничества. Их сопровождала свита из 5-6 тыс. знатных дам.


Маржерет и Гюльденстерн отмечали, что при поездке в Троице-Сергиев монастырь за царицей ехало “множество женщин”, и “сидели они на лошадях по-мужски”. О том, что боярыни часто ездили верхом, пишет и Флетчер. Ну-ка попробуйте после комнатного сидячего затворничества прокатиться в седле от Москвы до Сергиева Посада! Что с вами будет? Получается, что знатные дамы где-то тренировались, катались на лошадях. Очевидно, в своих деревнях. А если в период проживания в столице боярские дочери или жены значительную часть времени проводили в собственном дворе, то необходимо учитывать, что представляли собой боярские дворы! Это были целые городки, их население состояло из 3-4 тыс. человек челяди и прислуги. В них раскинулись свои сады, пруды, бани, десятки строений. Согласитесь, времяпровождение в таком дворе отнюдь не равнозначно тоскливому заключению в «тереме».

Однако упоминание Герберштейна, что русские женщины “прядут и сучат нитки”, в какой-то мере близко к истине. Каждая девушка училась рукоделию. Крестьянка или жена ремесленника обшивала семью. Но жены и дочери знати, конечно же, корпели не над посконными портами и рубахами. До нас дошли некоторые образцы их работы – великолепные вышивки. В основном, их делали для церкви. Пелены, плащаницы, покровцы, воздуха, знамена, даже целые вышитые иконостасы. Так что же мы видим? Женщины занимаются сложными хозяйственными вопросами, в свободное время создают произведения высочайшего искусства – и это называется закрепощением?

Некоторые ограничения действительно существовали. На Руси не были приняты балы и пиры с участием женщин. Хозяин в виде особой чести мог представить гостям супругу. Она выйдет, по рюмочке им поднесёт и удалится. На праздниках, на свадьбах, женщины собирались в отдельной комнате – мужчины в другой. «Домострой» вообще не рекомендовал для «прекрасной половины» хмельные напитки. Но иностранцы, которым довелось близко общаться с русскими дамами, восхищались их воспитанием и манерами.

Немец Айрман описывал, что они появляются перед гостями «с очень серьезными лицами, но не недовольными или кислыми, а соединенными с приветливостью; и никогда не увидишь такую даму хохочущей, а ещё менее с теми жеманными и смехотворными ужимками, какими женщины наших стран стараются проявить свою светскую приятность. Они не изменяют своего выражения лица то ли дёрганьем головы, то ли закусывая губы или закатывая глаза, как это делают немецкие женщины. Они не носятся точно блуждающие огоньки, но постоянно сохраняют степенность, и если хотят кого приветствовать или поблагодарить, то при этом выпрямляются изящным образом и медленно прикладывают правую руку на левую грудь к сердцу и сейчас же серьезно и медленно опускают её, так что обе руки свисают по обе стороны тела и так же церемонно возвращаются к прежнему положению. В итоге они производят впечатление благородных личностей”.


Наши далекие пра-пра-бабушки любили и умели принарядиться. Шились удобные и красивые сарафаны, летники, шубки, шапочки с меховой опушкой. Все это украшалось затейливыми узорами, праздничные костюмы – жемчугом, бисером. Модницы щеголяли башмачками на очень высоких каблуках, перенимали у татарок обычай красить ногти – кстати, то и другое на Западе было в новинку, описывалось как диковинки. Русские ювелиры изготовляли изумительные серьги, браслеты, ожерелья. Айрман отмечал: «Они по своему обычаю сверх меры украшают себя жемчугом и драгоценностями, которые у них постоянно свисают с ушей на золотых кольцах, также и на пальцах носят драгоценные перстни». Девушки делали сложные изысканные причёски – даже в косы вплетали жемчуг и золотые нити, украшали их шёлковыми кисточками.

Да и нравы в общем-то были достаточно свободными. Как и во все времена, женщины тянулись к радости и веселью. Любили поплясать, покачаться на качелях. Девушки собирались с парнями за околицей покружиться в хороводах, попеть задорные частушки, порезвиться в молодых играх, зимой – покататься на коньках, на санках с горы. На каждый праздник существовали свои обычаи. На Успение – «дожинки», на Рождество – колядки, на Масленицу – блины, штурмы снежных крепостей, а женихи с невестами и молодые супруги лихо мчались на тройках. Как и во все времена, людям хотелось семейного счастья. В Устюге в 1630 г. объявили набор 150 девушек, желающих поехать в Сибирь «на замужество» - там не хватало жён казакам и стрельцам. Нужное количество набралось мгновенно, покатили через всю Россию!


Впрочем, русские бабы были не чужды и обычных женских слабостей, как же без этого? Допустим, при очередном пожаре в Москве начали выяснять причину – оказалось, что вдовушка Ульяна Иванова оставила непогашенной печку, вышла на минутку к соседу, дьячку Тимофею Голосову, да и засиделась, заболталась в гостях. Чесала языком, пока не закричали, что ее дом полыхает. Наверное, такая вдовушка могла жить в любой стране и в любую эпоху.

Олеарий описывает случай в Астрахани. Немцы здесь тоже надумали посмотреть на русских купальщиц, пошли гулять к баням. Четыре девицы выскочили из парной и плескались в Волге. Немецкий солдат вздумал окунуться с ними. Они принялись в шутку брызгаться, но одна зашла слишком глубоко, стала тонуть. Подруги воззвали к солдату, он вытащил молодку. Все четверо облепили немца, осыпая поцелуями благодарности. Что-то не слишком похоже на «закрепощенность». Очевидно, сами же девушки разыграли «несчастный случай», чтобы поближе познакомиться.

Посол Фоскарино похвалялся, как несколько московских бабёнок очутились в объятиях итальянцев – из любопытства, захотели сравнить их с соотечественниками. Олеарий и Таннер упоминали, что в Москве были и девицы легкого поведения. Они околачивались возле Лобного места под видом продавщиц холста, но обозначали себя, держа в губах колечко с бирюзой. Очень удобно – если появится наряд стрельцов, спрятать колечко во рту. Хотя до повального распутства, как во Франции или Италии, дело не доходило. Причем ситуация получалась во многом парадоксальной. В большинстве стран Европы сохранялись средневековые драконовские законы, за блуд полагалась смертная казнь. Но об этих законах никто не вспоминал, разврат процветал открыто. В России таких законов не было. Вопросами нравственности занималась только Церковь. Но моральные устои оставались куда более прочными, чем на Западе.


Конечно, не в каждой семье воцарялись «совет да любовь». Иногда случались супружеские измены – это был грех, и духовники назначали покаяние, епитимью. Но если муж обижал супругу, она тоже могла найти защиту в церкви – священник разберется, вразумит главу семьи. В подобных случаях вмешивался и «мир» - деревенская, слободская, ремесленная община. А общины на Руси были крепкими, могли обратиться к властям, воеводам, к самому царю. До нас дошла, например, общественная жалоба на посадского Короба, который “пьет и бражничает безобразно, в зернь и в карты играет, жену свою бьет и мучит не по закону…” Община просила унять хулигана или вообще выселить вон.

Да и сами русские женщины были отнюдь не беззащитными тепличными созданиями, умели постоять за себя. В народной “Притче о старом муже и молодой девице” (XVII в.) богатый вельможа сватает красавицу вопреки её желанию – принуждает к браку родителей. Но девица заранее перечисляет арсенал средств, которыми будет его изводить – от угощения сухими корками и недоваренными мослами до побоев “по берещеной роже, неколотой потылице, жаравной шее, лещевым скорыням, щучьим зубам”. Действительно, бывало и так, что не жена страдала от мужа, а мужу доставалось от жены. Так, дворянин Никифор Скорятин дважды обращался к самому царю Алексею Михайловичу! Жаловался, что жена Пелагея била его, драла за бороду и угрожала топором. Просил защитить или дозволить развестись.

Конечно, я привожу этот пример не в качестве положительного и не в качестве оправдания склочных баб. Но он тоже подтверждает, насколько же несостоятелен «общепризнанный» стереотип о забитых и несчастных русских женщинах, всю жизнь сидевших за запертыми дверями и стонавших от побоев.

Валерий Шамбаров