-- [ Страница 1 ] --

РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ

УНИВЕРСИТЕТ ИМЕНИ А.И. ГЕРЦЕНА

ФАКУЛЬТЕТ ФИЛОСОФИИ ЧЕЛОВЕКА

КАФЕДРА ТЕОРИИ И ИСТОРИИ КУЛЬУТРЫ

На правах рукописи

МАКАШОВА Анастасия Салиховна

ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ПРАЗДНИКИ В СОВРЕМЕННОЙ КУЛЬТУРЕ

РОССИИ: РЕЦЕПЦИЯ ИСТОРИЧЕСКОГО НАСЛЕДИЯ

Специальность:

24.00.01 – теория и история культуры Диссертация на соискание ученой степени кандидата культурологии

Научный руководитель – доктор культурологии, профессор Никифорова Л.В.

Санкт-Петербург Содержание Введение.................................................................................................................. Глава Государственный праздник как способ формирования 1.

государственной идентичности........................................................................ 1.1 Аналитика государств как культурных систем. Историческое наследие в способах конституирования «воображаемых сообществ»........................... 1.2 Социокультурные функции государственного праздника и формирование «больших идентичностей»............................................................................... 1.3 Основные этапы трансформации системы государственных праздников России и исторический нарратив.................................................................... Глава 2. Праздники Российской Федерации: новая жизнь старых традиций................................................................................................................................. 2.1 День народного единства (4 ноября): трансформация смыслов ноябрьских праздников......................................................................................................... 2.2 День Победы: проблема прецедентного события государственной истории............................................................................................................................. 2.3 День семьи, любви и верности: символический формат социальной политики........................................................................................................... Заключение......................................................................................................... Список использованной литературы............................................................ Введение Актуальность исследования определяется несколькими обстоятельствами.

Во-первых, необходимостью культурологической аналитики государственной идентичности, что важно для осуществления культурной политики современной России, для имиджевой политики государства на международной арене.

Государственный праздник является специфической культурной формой функционирования государственных идей и идеологий, событием, в котором проясняются и обыгрываются значимые для коллективной идентичности смыслы, значения, оценки, и потому требует исследовательского внимания.

Во-вторых, пониманием исторического знания как социокультурного феномена, формирующегося и функционирующего в широком культурном контексте. Государственные праздники Нового и Новейшего времени в качестве своей сюжетно-смысловой основы имеют исторические события, которые в силу многих причин, воспринимаются как особенно значимые для рождения государства и его существования. События, положенные в основу государственных праздников, считаются выдержавшими проверку временем, достойными, чтобы память о них передавалась следующим поколениям (и в этом смысле их можно считать историческим наследием). Следовательно, актуально применить к анализу государственных праздников современные подходы, связанные с изучением культурной памяти, истории идей, процессов мифологизации истории.

В-третьих, изучение современных государственных праздников актуально еще и в том смысле, в каком актуальна тема праздника для традиции культурологических исследований в целом. Авторитетные культурологические теории и подходы формировались благодаря изучению праздничной составляющей традиционной культуры, в которой праздник имеет специфические функции, благодаря изучению обряда и ритуала, игры, карнавала. С этой точки зрения исследователь современного государственного праздника может опереться на солидную концептуальную базу, и вместе с тем поставить вопрос об историко типологических особенностях праздника в современной социокультурной ситуации.

культурный контекст формирования Объект исследования – государственной идентичности.

Предмет исследования – современная праздничная культура России как компонент конституирования государственной идентичности.

Цель исследования – раскрыть особенности интерпретации исторических событий в содержательных программах и ритуально-обрядовом комплексе современных государственных праздников.

Задачи исследования:

Проанализировать концепции «больших идентичностей»;

с опорой на концепцию «воображаемых сообществ» охарактеризовать культурные механизмы формирования государственных идентичностей;

Определить социокультурные функции государственного праздника в процессах утверждения «больших идентичностей» и прояснить характер функционирования исторического наследия в содержании государственных праздников;

Проанализировать современные представления об истории с нарративистской позиции;

представить календарь государственных праздников как исторический нарратив и охарактеризовать основные этапы его трансформации;

Проанализировать историю утверждения и эволюцию содержательных программ трех современных российских праздников – Дня народного единства (4 ноября), Дня Победы (9 мая), Дня семьи, любви и верности (8 июля);

Охарактеризовать «идеологические послания» современных исторических праздников и степень их принятия обществом.

Степень разработанности проблемы Изучение праздника как феномена культуры имеет богатую традицию.

Анализу праздничной культуры посвящены труды М.М. Бахтина, А.В. Бенифанда, Д.М. Генкина, Р. Генона, К. Жигульского, Е.Э. Келлер, А.В. Козинцева, Ю.М. Лотмана, А.И. Мазаева, А.Ф. Некрыловой, И.А. Панкеева, Б.А. Рыбакова, И.В. Суханова, Д.М. Угриновича, А.В. Юдина. При всем различии исторического материала и подходов, особое значение для исследования имела проблематика социокультурных функций праздника и аналитика ритуально обрядового комплекса как сущностной составляющей праздничной культуры.

Для изучения феномена государственного праздника важны исследования, посвященные праздникам Великой Французской революции (Ф. Артог, П. Нора, М. Озуф), написанные в традиции изучения «мест памяти», исследующие праздник как практику коммеморации. Взаимовлияние праздника и культурной памяти рассматривается также в работах Л. Абрамяна, У.Л. Уорнера.

Государственный праздник России как форма культурной памяти исследован в диссертационной работе В.Н. Поповой.

Термин «память» ввели гуманитарный научный оборот и определили значение памяти в культуре Я. Ассман, П. Бергер, А. Варбург, Т. Лукман, М. Хальбвакс, их работы являются теоретической базой настоящего исследования. В настоящее время теоретическое осмысление феномена культурной памяти и ее связи с историей продолжается в работах Дж. Уинтона, П. Хаттона, Л.П. Репиной, П. Рикера, Т. Адорно, И.М. Савельевой, А.В. Полетаева, А. Васильева, Т.В. Пушкаревой, О.А. Свирепо.

В целом можно говорить о том, что современный интерес к памяти, различным ее воплощениям, функциям и значению в культуре, огромен, однако, фундаментальных исследований механизмов памяти и забвения немного, среди них необходимо выделить исследования М. Хальбвакса, Я. Ассмана и П. Нора.

Дальнейшее изучение проблем культурной памяти носит, в основном, практический характер и направлено на анализ памяти о конкретных событиях в определенных обществах. Множество работ, среди которых работы Ю.Е. Арнаутовой, М.С. Бобковой, Алейды Ассман, Вен Поля, Г.В. Глазыриной, Н.С. Креленко, Л.А. Фадеевой, А. Хюльзен-Эша, Э.А. Шулеповой посвящено изучению механизмов памяти и забвения в конкретных культурно-исторических ситуациях.

Память и забвение травмирующих событий, политика памяти, влияние власти на культурную память, память как основа для самоидентификации, существование памяти небольших сообществ внутри культурной памяти нации – все эти и многие другие вопросы волнуют сегодня ученых всего мира. Среди таких исследований можно выделить работы А.В. Буганова, М.В. Винокуровой, Й.Х. Йерушалми, Н.С. Креленко, Л.П. Репиной, А. Хюльзен-Эша, И.И. Шиловой Варьяш. Особое место в практически направленных исследованиях памяти занимают работы, посвященные воспоминанию и забвению событий Великой Отечественной войны. Среди этих работ следует выделить исследования Б. Дубина, М. Мэлксу, Ю. Лассила, Х. Вельцера, А. Полторакова, Л.В. Стародубцевой, Л. Гудкова, М. Феррети, И. Хёслера, И. Щербаковой, Н. Кондратова, А. Рылева.

Для анализа исторических традиций российских государственных праздников важны исследования И.Е. Забелина, А.С. Котлярчук, А.Ф. Некрыловой, В.Е. Петрухина, С.М. Толстой. Значимы для настоящего исследования труды В.М. Живова, Е.А. Погосян, посвященные гражданским праздникам петровской эпохи;

работы К. Жигульского, С.Ю. Малышевой, Ш. Плаггенборга о советской праздничной культуре. Особенности современного российского праздника изучают М.И. Воловикова, Г.Г. Карпова, О.В. Солодовникова, С.В. Юрлова.

Тенденция как отличительная черта современной «юбилейности»

социокультурной ситуации освещена в диссертационном исследовании А.Г. Евтушенко.

Для изучения государственного праздника как способа трансляции основ идентичности важны работы, в которых разворачивается проблематика российской государственной идентичности и ее символический компонент, прежде всего, труды Э. Пайна, В. Тишкова, А. Эткинда. Вопрос взаимосвязи памяти и идентичности раскрыт в исследованиях Ф. Артога, Я. Ассмана, Н.Г. Брагиной, П. Нора, Й. Рюзен, М.Т. Смеловой, В.А. Тишкова. Синтез прагматического и символического компонентов праздника рассматривается в исследованиях Е.А. Кавериной, в которых используется концепт «создание событий», а феномен праздника анализирован в контексте философии событийности. Особенностям организации, проведения и экспертизы культурных событий, в том числе современных праздников и юбилейных дат, посвящены работы В.В. Козловой.

Проблематика государственного праздника как формы рецепции истории потребовала обращения к работам по теории исторического знания Т. Адорно, А. Г. Васильева, Т. В. Пушкаревой, Л.П. Репиной, П. Рикера, И.М. Савельевой, О.А. Свирепо, Дж. Уинтона, П. Хаттона.

Положения выносимые на защиту Государственный праздник - это форма актуализации государственной идентичности, воплощенная в драматическом действе (различные форматы массовых празднеств) и ритуально-обрядовом комплексе (от эмблемы праздника до ритуала вручения наград или традиции военных парадов). В отличие от праздника в традиционной культуре, в которой содержание праздника соотнесено с вечностью (сакральным временем), государственный праздник Нового и Новейшего времени отсылает к истории. Государственный праздник может быть понят как феномен «изобретенной традиции» (Э. Хобсбаум), в которой квазирелигиозным смыслом наделяются события истории государства.

Государственный праздник является формой культурной памяти, благодаря которой закрепляется мифологизированная интерпретация ряда исторических событий, особенно значимых для государственной истории. Календарь государственных праздников представляет собой комплекс прецедентных событий государственной истории и исторический нарратив, апелляция к которому формирует осознание государственной принадлежности как общности исторической судьбы. Ежегодное празднование исторических дат способствует активизации интерпретационных усилий (от содержания школьных программ и внеклассной работы до создания фильмов, книг, проведения научных конференций и конкурсов).

С помощью системы государственных праздников страны происходит репрезентация оснований государственности и легитимация существующей политической власти. Государственный праздник, адресуясь к прошлому, отвечает на проблемы настоящего и дает возможность строить перспективу на будущее. Смена акцентов в интерпретации исторических событий, вовлеченных в содержательную программу и ритуально-обрядовый комплекс праздника, может служить индикатором актуальной политики государства, ее символической поддержкой.

Государственный формат современной праздничной культуры Российской Федерации представляет собой поиск обосновывающего прошлого, который происходит на основе комбинирования праздничных традиций предыдущих эпох, примером чему служит День народного единства (4 ноября). Государственные праздники могут быть поняты как инструменты исторической политики, осуществление которой требует большой работы с культурной памятью общества.

День Победы представляет собой пример государственного праздника, в котором взаимодействуют героическая история и переживание исторической травмы, официальные версии военных событий и живая биографическая память.

Благодаря такому сочетанию этот праздник актуален в обществе и является одним из самых эмоционально нагруженных государственных праздников современной России.

В современной праздничной культуре России идет поиск инструментов использования исторического наследия для формирования национально окрашенной социальной политики. В этом процессе могут как открываться новые смыслы, так и «закрываться». Примером может послужить праздник 8 июля (День семьи, любви и верности), из содержательной программы которого оказался исключен исторический смысл произведения (Повесть о Петре и Февронии), положенного в его основу.

Научная новизна исследования заключается в том, что впервые:

Обоснована роль государственного праздника в формировании и укреплении государственной идентичности;

Современный государственный праздник показан как форма рецепции исторического наследия;

Охарактеризованы способы использования исторического прошлого в качестве основы для новых государственных торжеств;

Феномен государственного праздника современной российской культуре рассмотрен в качестве «изобретенной традиции»;

Охарактеризованы основные этапы истории государственных праздников России, определена значимость государственного праздника как социокультурного феномена в различные исторические эпохи;

Проведен культурологический анализ праздничного исторического нарратива и его трансформации на примере трех современных праздников ноября, 9 мая, 8 июля.

Теоретическая и методологическая основа исследования.

Теоретико-методологические основы исследования определяются комплексным характером работы, обусловившим необходимость обращения к широкому кругу научных дисциплин. Основой работы являются теоретические труды, посвященные феномену государственной идентичности, культурной памяти и историческому нарративу.

Автор разделяет широкую трактовку понятия культура, принятую в отечественной культурологии (понимание культуры как способа и результата человеческой деятельности). Но для решения задач настоящей работы потребовалось обращение к идее культуры, близкой традиции cultural studies, где важно взаимоотношение культуры, власти и идентичности, где под культурой понимаются различные ненасильственные, неполитические способы продвижения идей, благодаря которым они (идеи) приобретают влиятельность и очевидность Постановка вопроса о культурном контексте формирования государственной идентичности потребовала обращения к концепции нации как «воображаемого сообщества», раскрытой в работах Б. Андерсона, Э. Балибара, И. Валлерстайна, Э. Геллнера, Э. Хобсбаума, к концепции ориентализма как аналитики цивилизационной идентичности и традиции постколониальных исследований (Л. Вульф, И. Нойманн, Э. Саид), к проблематике национальной и имперской идентичностей (Д. Ливен, А.Миллер, Й. Негри, М. Хардт, А. Эткинд и других).

Теоретические разработки исторического нарратива (Ф.Р. Анкерсмит, У.Б. Гэлли, Д. Карр, М. Крейсворт, П. Рикер, Г. Стросон, Х. Уайт, Б. Чернявска) послужили основой для изучения государственных праздников как нарративной структуры.

Важны разработанные в рамках научного направления memory studies методы исследования культурной памяти, механизмов воспоминания и забвения, а также категории коммеморации, «мест памяти», представленные в работах Я. Ассмана, А. Варбурга, П. Нора, М. Хальбвакса.

В работе используется историко-типологический подход. Также применяется генеалогический метод для анализа истории функционирования исторических сюжетов, положенных в основу праздника. Кроме того, для анализа современной праздничной культуры России используется метод социокультурных наблюдений.

Теоретическая значимость исследования заключается в том, что к изучению современных российских государственных праздников продуктивно применен способ изучения исторического нарратива и концепция «изобретенной традиции», помогающие делать выводы относительно различий традиционной и современной праздничной культуры;

Представленный в работе анализ функционирования исторического материала в содержательной программе праздников, может служить основой для анализа других явлений современной культуры, апеллирующих к исторической традиции.

Представленные в работе подходы к анализу праздничной культуры как «культурному механизму» формирования государственной идентичности могут быть применены к анализу других культурных форм, существенных для формирования коллективной идентичности.

Практическая значимость исследования состоит в том, что:

Идеи и выводы диссертации могут быть использованы на различных этапах осуществления культурной политики, в особенности, при разработке концепций ежегодных празднований памятных дат, обращенных к обществу в целом;

Материалы диссертации могут быть применены в экспертной и аналитической практике, в особенности при анализе общественного мнения и экспертной оценке продуктивности культурной политики;

Материалы диссертации могут быть использованы для обновления содержания дисциплин «Культурология», «История культуры», «Современная культура России».

Глава 1. Государственный праздник как способ формирования государственной идентичности Аналитика государств как культурных систем.

1. Историческое наследие в способах конституирования «воображаемых сообществ»

Задача настоящего раздела – показать культурный контекст формирования государств Нового и Новейшего времени, а точнее те механизмы, благодаря которым в процессе формирования государств современного типа идентичность» вытесняла все другие виды локальных «государственная идентичностей. Круг литературы, в которой ставится вопрос о государстве как культурной системе, связан с конструктивистским подходом к анализу нации, с традицией постколониальных исследований, в которых изучается проблематика имперской и цивилизационной идентичностей. Исследуя «культурные системы»

(Б. Андерсон) или «культурные механизмы» (К. Гирц, Э. Саид), привлекаемые нами авторы вкладывают иной смысл в понятие «культура», чем это принято в российской культурологии. Под культурой Э. Саид, например, понимает различные способы, благодаря которым идеи приобретают влиятельность, ненасильственные (неполитические) способы доминирования1. Для нас важны Саид Э. Ориентализм: западные концепции Востока. СПб.: Русский Мiръ, 2006. С.15.

здесь не сходство/различие в понимании термина «культура», а тот комплекс механизмов, благодаря которым идеи «больших идентичностей» начинают восприниматься как очевидные.

Как пишет К. Гирц, анализируя идеологию как культурную систему: «Стать человеком значит обрести индивидуальность, и мы обретаем эту - индивидуальность, руководствуясь культурными моделями, исторически сложившимися системами значений, с точки зрения которых мы придаем форму, порядок, смысл и направление нашей жизни»2. Под культурной системой он понимает «системы символов, созданные человеком, разделяемые другими людьми, являющиеся результатом договоренности, упорядоченные, которым действительно можно научить, они обеспечивают людей значимой системой координат, в рамках которой происходит их ориентация по отношению друг к другу, к внешнему миру и к самим себе»3. Культурная система – «внешняя» по отношению к человеку, она не задана генетически и транслируется извне. Одной из таких систем К. Гирц и Б. Андерсон считают национализм (национальную идентичность), однако его понимание и анализ невозможен без предварительного изучения предшествующих ему культурных систем: понимания «для национализма следует связывать его не с принимаемыми на уровне самосознания политическими идеологиями, а с широкими культурными системами, которые ему предшествовали и из которых - а вместе с тем и в противовес которым - он появился»4. В качестве таковых Б. Андерсон, например, рассматривает религиозное сообщество и династическое государство.

Исследуя сущность национальных государств XX века, социологи и культурологи обращают наше внимание на три основных типа политических образований: средневековое государство, государство Раннего Нового времени и национальное государство Нового времени. В самом общем виде характерные Гирц К. Интерпретация культур. М.: Российская политическая энциклопедия (РОСсПЭН), 2004. С.65.

Там же, с.285-286.

Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках или распространении национализма. М.: КАНОН-Пресс-Ц, Кучково Поле, 2001. С. 33.

черты каждого из них выглядят следующим образом. Средневековое государство представляется нестабильным, не имеющим четких границ, власть здесь осуществляется королем-сюзереном (первым среди равных) и основывается на личных отношениях, власть легитимна в силу ее связи с религией, традициями и обычаями. В средневековье превалирует локальная идентичность и даже, казалось бы, надгосударственная конфессиональная идентичность (в христианском мире), не перекрывает ее. Государство Раннего Нового времени или территориальное государство, это государственное образование, власть в котором осуществляется королем-сувереном, занимающим исключительное в социальном плане положение – над ним не властны никакие земные инстанции, его власть освящена Богом. Принадлежность к государству понимается как личное подданство королю, суверенитет является качеством не подданных (населения страны), а государя. Б. Андерсен называет этот тип династическим государством, с распадом которого связывает возникновение национализма: «еще в 1914 г. династические государства в мировой политической системе составляли большинство, но по мере того, как старый принцип легитимности молчаливо отмирал, представители многих правящих династий стали довольно быстро приобретать характерный “национальный” отпечаток»5.

На смену династическому государству приходит национальное государство, принадлежность к которому понимается как принадлежность к нации, и власть принадлежит не одному лицу, а гражданам (нации в целом), делегировавшим полномочия по управлению выборным органам власти. Б. Андерсен в своей работе «Размышления об истоках национализма» определяет эти три типа государственности как три культурных системы: религиозное сообщество, династическое государство и национальное государство. К. Гирц не выделяет династическое государство в качестве культурной системы, так как считает, что оно еще сильно подчинено религиозным воззрениям, в результате, он анализирует две культурные системы государственного масштаба – религиозную и национальную.

Там же, с. Рассматривая национальные государства Нового времени необходимо не просто определить понятие нации, но и определить, с помощью каких механизмов деятельности культурной происходит легитимация этого типа государственности, какие существуют способы создания и поддержания политической идентичности в этих сообществах. Насколько культурный контекст повлиял на ее (идентичности) содержание.

Бенедикт Андерсон утверждает, что «национальность (курсив автора), – а вместе с ней и национализм, являются особого рода культурными артефактами»7.

Исследователь подчеркивает, что нации возникли в Новое время, в связи с изменениями трех комплексов представлений: о том, что особый письменный язык дает возможность постижения онтологической истины, уверенности в том, что «общество естественным образом организуется вокруг центров (монархов)»8, представлений о времени (соотношения космического и исторического времен).

Возникновение нации, таким образом, стало результатом «поиска, так сказать, нового способа, с помощью которого можно было бы осмысленно связать воедино братство, власть и время»9.

Андерсен называет нацию «воображаемым сообществом» поясняя, что «оно воображенное, поскольку члены даже самой маленькой нации никогда не будут знать большинства своих собратьев-по-нации, встречаться с ними или даже слышать о них, в то время как в умах каждого из них живет образ их общности»10.

Б. Андерсон в своих исследованиях показывает мощную трансформацию идентичности с ее итоговым воплощением в идентичность национальную.

Особую роль в нациестроительстве играет массовое производство книг, благодаря которому стало возможно «создавать нацию».

«Культурная деятельность, создание, восприятие и использование символических форм – это такое же социальное явление, как и все прочие, она столь же публична, как и вступление в брак, и столь же доступна наблюдению, как и сельское хозяйство». Гирц К. Интерпретация культур.

М.: Российская политическая энциклопедия (РОСсПЭН), 2004. С. 109.

Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. С.29.

Там же, с.58.

Там же, с. 57.

Эрнест Геллнер в своем исследовании национализма также понимает под нацией «воображаемое сообщество», и говорит, что «два человека принадлежат к одной нации лишь только в том случае, если они признают принадлежность друг друга к этой нации. Иными словами, нации делает человек;

нации – это продукт человеческих убеждений, пристрастий и наклонностей»11. Данное определение нации Геллнер дополняет вторым: «Два человека принадлежат к одной нации лишь только в том случае, если их объединяет одна культура, которая в свою очередь, понимается как система идей, условных знаков, связей, способов поведения и общения».12 Вводя это уточнение, учёный делает акцент на роли культуры для возникновения национализма и национальных государств.

По мнению Геллнера, именно новый тип культуры – индустриальная культура, стала той почвой, на которой возник национализм. Национализм «является следствием новой формы социальной организации, опирающейся на полностью обобществленные, централизованно воспроизводящиеся высокие культуры, каждая из которых защищена своим государством»13. Для Геллнера особенно важен альянс «культуры»14 и государства, этот союз является основой существования национального государства, в результате, государство защищает культуру, а она легитимирует его существование, при этом постоянно изменяется под воздействием национализма. Главным инструментом для поддержания существования национального государства Э. Геллнер считает централизованную образовательную систему – всеобщую грамотность, общее среднее образование.

Стандарты образования и его унификация позволяют не только транслировать идеи, но и создают однородную общность людей, в которой любой член может быть заменен другим. Кроме того, благодаря высокому уровню социальной мобильности, эта замена происходит довольно быстро.

Там же, с. 31.

Геллнер Э. Нации и национализм. М.: Прогресс, 1991. С.35.

Там же, с. 35.

Там же, с. 112.

Под «культурой» Э. Геллнер в традиционном смысле понимает, с одной стороны, образование и воспитание, а с другой, – «высокую культуру», т.е. шедевры искусства и Средства массовой информации также являются продуктом индустриальной культуры – «сами средства, как и повсеместная необходимость абстрактной, централизованной, стандартизированной и единой для всех информации, автоматически выражают главную идею национализма, независимо от того, что именно было заложено в конкретное переданное сообщение. … самым существенным оказывается язык и стиль общения, так как только тот, кто может их понять или хотя бы может получить такую возможность, имеет моральные и экономические основания быть членом сообщества, а тот, кто не может, – не имеет»15.

Размышления о «воображаемых сообществах» сопровождаются дискуссией относительно их подлинности. Так, Андерсон спорит с Э. Геллнером, указывая на то, что сообщество» не значит или «воображаемое «фальшивое»

«сфабрикованное». То, что сообщество «воображаемое» не значит, что оно нереальное, это определение указывает лишь на особенности формирования этого сообщества. Люди, никогда не видевшие друг друга, ощущают себя сплоченной общностью. Эти сообщества были «некогда особенным образом воображены - как бесконечно растяжимые сети родства и клиентуры»16, продолжает Андерсон, проводя параллели между «скрепами» династического государства и нового – национального государства.

На реальности «воображаемых сообществ» настаивают Этьен Балибар и Иммануил Валлерстайн в работе нация, класс. Двусмысленные «Раса, идентичности». Продолжая размышления Андерсона и Геллнера, ученые уточняют, что «всякая социальная общность, воспроизводимая под воздействием институтов, является воображаемой. То есть ее основа – это проекция индивидуального существования на ткань коллективного повествования, на узнавание общего имени и на традиции, переживаемые как след незапамятного профессиональное художественное творчество.

Там же. С. 261.

Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках или распространении национализма. С. 30.

прошлого (даже если они были сфабрикованы и усвоены при недавних обстоятельствах). Но это заставляет сказать, что только воображаемые сообщества, в зависимости от обстоятельств, являются реальными»17.

Балибар и Валлерстайн называют национализм новой религией, доказывая это тем, что национальная идентичность заменила в капиталистическом мире религиозную и во многом выполняет ее функции: «национальная идеология, бесспорно, несет на себе «идеальные» означающие (прежде всего само имя нации, «отечества»), на которые могут переноситься чувство священного, аффекты любви, почтения, жертвенности, страха, скрепляющие религиозные сообщества, – но этот перенос возможен только потому, что национальность представляет собой другой тип сообщества»18.

Отмечают исследователи и то, что религия постепенно становится частью национальной идентичности, а церковь, во многом, подчиняется национальному государству. Важное место отводится механизмам формирования национальной идентичности: «можно сказать, что всеобщее школьное образование основной институт, производящий этническую – принадлежность как языковое сообщество. Но он не единственный: государство, экономический обмен, семейная жизнь – тоже в некотором смысле “школы”, органы идеальной нации, опознаваемой по языку”, который “общему принадлежит ей как “ее собственный”»19.

Рассматривая проблему возникновения национализма и влияния культуры на этот процесс, Эрик Хобсбаум в книге «Нации и национализм после 1780-го года» анализирует механизмы возникновения национальных государств.

Большинство национальных государств во многих своих характеристиках (территория, государственные границы, централизованное управление), по мнению Хобсбаума, возникло прежде, чем идея национализма, в той культурной системе, которую Б. Андерсон называет династическим государством. Роль государства (органов власти, системы централизованного принятия и исполнения Балибар Э., Валлерстайн И. Раса, нация, класс. Двусмысленные идентичности. Пер. с фр. Под ред. О.Никифорова и П. Хицкого. М.: Логос, 2004. С.111.

Там же, с. 113.

решений) являлась важнейшим фактором единого «конструирования»

национального языка, общего образования и высоких образцов культуры, т.е.

всего того, что признается первостепенно значимым для формирования и трансляции идеи нации и национальной идентичности. Э. Хобсбаум говорит о долгой предыстории национализма, но все же главную роль в его долгом и устойчивом существовании отводит правительствам и политикам.

Итак, предпосылками для создания наций как «больших идентичностей»

разные исследователи считают сложный и взаимосвязанный комплекс изменений – в языке, способах передачи знания, и главное, в новых принципах классификации (в терминологии М. Фуко «непрерывных одновременностях»20) – в самом принципе воображения анонимных бесконечных рядов, которые позволяют вообразить себя французом иди бирманцем, одним из длинного ряда таких же единиц. Возникновение индустриальной культуры, возникновение промышленности, серийного производства, уменьшение роли религии, возникновение единого письменного языка и введение общего начального образования на этом языке, а также понимание истории как линейного процесса – основные факторы для появления национальных идей.

К конкретным культурным механизмам или институтам власти (формам невидимого, неполитического доминирования), благодаря которым новые классификационные навыки встретились с идеей нации, Б. Андерсон относил перепись и музей». Перепись населения создает «карту, «грамматику национализма», так как каталогизирует, классифицирует и структурирует народы.

Отвечая на вопросы переписи (например, назвать свою национальную принадлежность), необходимо соотнести себя с определенной группой;

малые группы, в свою очередь, должны соотнести себя с большими группами по какому либо признаку. Кроме того, правительство при проведении переписи рассматривает людей как членов таких «больших сообществ». Важно, что эти Там же, с. 116.

Фуко М. Слова и вещи. Глава VII. Границы и представления // Фуко М. Слова и вещи.

Археология гуманитарных наук

СПб., 1994. С. 243–274.

сообщества собственно «создаются» правительствами, так как именно сверху формулируются названия и население разделяются на группы. «Кроме того, можно заметить страсть изготовителей переписи к завершенности и однозначности. Отсюда их нетерпимость к множественным, политически “трансвеститным”, неясным и изменчивым идентификациям. … замысел переписи состоит в том, чтобы каждый в нее попал и имел в ней одно - и только одно - абсолютно ясное место. И никаких дробей»21. Важен не только факт классификации на четкие ячейки (народы, этносы, нации), но и постоянство, с которым представители этих групп пересчитываются, значимость числовых показателей на различных уровнях администрирования. «Реальным нововведением производителей переписей 1870-х годов было, следовательно, не конструирование этно-расовых классификаций, а скорее их систематическая квантификация»22.

Деятельность по созданию карт в результате решает те же задачи по классификации и квантификации, только относительно географического пространства. До начала XIX века границы государств были отмечены только в стратегических местах – на больших дорогах, например. Географическое пространство не мыслилось ограниченным непрерывной линией со всех сторон (государственной границей), только ко второй половине XIX века люди «начали воспринимать границы как сегменты непрерывной линии на карте, не соответствующей ничему видимому на земле, но устанавливающей границы исключительного суверенитета, втиснувшегося между другими суверенитетами»23. В результате введения географии в школьные курсы, издания учебников и тиражирования карт, такие воображаемые границы становятся реальными. «Новая карта надежно выполняла задачу разграничения бесконечных рядов “хакка”, “нетамильских шриланкийцев” и “яванцев”, вымышленных Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках или распространении национализма. С. 181.

Там же, с. 184.

Там же, с. 188.

формальным аппаратом переписи, устанавливая территориальные пределы этих рядов там, где, с политической точки зрения, они заканчивались. В свою очередь, перепись посредством своего рода “демографической триангуляции” наполняла формальную топографию карты политическим содержанием»24.

В результате проведения четких границ каждое государство на карте представляло собой уникальную фигуру. Когда эта форма стала узнаваемой, стало возможно использование «карты-как-логотипа». «В этой своей форме карта вошла в бесконечно воспроизводимые серии, став пригодной для переноса на плакаты, официальные печати, фирменные бланки, обложки журналов и учебников, скатерти и стены отелей. Мгновенно узнаваемый и повсюду замечаемый, логотип карты глубоко внедрялся в массовое воображение»25.

Еще одним институтом, способствовавшим появлению национализма, был по Б. Андерсону, музей. Возникновение большого числа музеев и монументальной археологии «позволяли государству предстать в роли защитника обобщенной, но в то же время местной Традиции»26. Музей стал регалией светского колониального государства. Его задачей было представление истории этого государства как целостного процесса, а также обращение внимания жителей на культурные богатства и уникальность своего государства. В результате деятельности музеев государство становилось Родиной, которой можно гордиться.

Б. Андерсон выделяет еще один создания нации «механизм» – структурирование этно-расовых иерархий по принципу серийных рядов: «дело не просто в том, что колониальное государство стремилось создать под своим контролем идеально просматриваемый человеческий ландшафт;

эта “просматриваемость” требовала, чтобы у каждого человека и каждой вещи был (так сказать) серийный номер»27.

Там же, с. 190.

Там же, с. 191.

Там же, с. 197.

Там же, С. 200.

Надо отметить, что создание музеев, географических образов государства (карт) и переписей населения нигде и никогда впрямую не преследовало идеи конституирования национальной идентичности и такими категориями вообще не оперировало. «Конструирование» наций стало побочным (если так можно выразиться) процессом, синергетическим (кумулятивным эффектом) новых государственных практик учета и контроля над территорией и населением и, что немаловажно для нас – над историей.

Описывая формирование цивилизационной идентичности Запада и Востока, представители постколониальных исследований важную роль отводят художественной культуре, путешествиям, науке. Интеллектуалы, делая свои замечания на страницах произведений – научных или художественных, создают образы, стереотипы «других» наций, тем самым формируется некое поле сходств различий, на основе которых мы можем отличить себя от «Других». В книге «Ориентализм. Западные концепции востока» Э. Сайд описывает, как на протяжении нескольких веков в Европе создавался образ Востока, имеющий мало общего с реальностью, однако, ставший основой для европейской идентичности. Не осознавая этого, над созданием такого рода идентичности трудились люди самых разных профессий и интересов: «ориентализм – это геополитического сознания на эстетические, распространение гуманитарные, экономические, социологические, исторические и филологические тексты. Это разработка не только базового географического различения (мир состоит из двух неравных половин – Востока и Запада), но также и целого ряда “интересов”, которые такими средствами, как гуманитарные открытия, филологические реконструкции, психологический анализ, ландшафтные и социологические описания не только создает, но и поддерживает его» 28. Европейское самоопределение строилось на идее превосходства европейцев над Востоком, причем под Востоком понимались не только мусульманские страны, но и Восточная Европа.

Саид Э. Ориентализм: западные концепции Востока. С. 23-24.

Лари Вульф в книге «Изобретая Восточную Европу» исследует то, как принципы европейского доминирования в самых разных сферах осуществлялись не столько политическими или военными методами, сколько распространением европейской культуры, в свою очередь, эта культура осознавала себя как нечто отличное благодаря созданию образа «Другого». Т. Хопф, исследуя идентичности, также делает акцент на том, что идентичности создаются неслучайно, а под влиянием описаний и оценок других групп, эти описания носят необязательно политический характер, они могут быть и частью литературных, художественных, научных текстов.

Если национальная идентичность является объектом исследования в работах, посвященных национализму, и тесно связана с национальными государствами Нового времени, то общегражданская или государственная идентичность является объектом изучения при анализе многонациональных государств, государств-империй. «Если первая основывается на широком круге этнических, культурных, исторических, этических и иных “схождений” и тождеств, то вторая по своей сути имеет одно главное измерение, а именно – политическое. Многие другие, так или иначе, присутствуют в нем, но скорее, как общий фон, в той или иной мере определяющий его специфику. Ее главное “назначение” – идейно-политическое сплочение всего совокупного социума, которое именуется страной или государством. Но государством, понимаемым не как институт, а как государство – территория и государство – сообщество граждан»29. Государственная или политическая идентичность может включать в себя национальную, может совпадать с ней, однако, в многонациональных государствах соотношения между этими идентичностями достаточно сложные.

При всем различии государств-наций и государств-империй это тесно связанные между собой «культурные системы». Так, например, Э. Хобсбаум одним из критериев возникновения национального государства считает способность к завоеваниям, другие авторы, такие как Д. Ливен, М. Бейссингер, Перегудов С.П. Национально-государственная идентичность и проблемы консолидации Н. Фергюсон, считают завоевания характерным признаком государства-империи.

Тем самым, между национальным государством и государством-империей оказывается немало общего.

Проблематика государств-наций и государств-империй всегда подразумевает вопрос о том, к какой группе можно отнести Россию. Российская империя на протяжении всей своей истории отличалась от империй Запада.

Изучая Российскую империю, прежде всего, трудно отличить земли метрополии от колоний, выделить собственно колонии как управляемые и подчиненные земли, отличающиеся по расовому, этническому и лингвистическому признакам;

власть всегда управляла присоединенными к государству землями непосредственно, без посредников (за исключением Аляски);

завоеванные земли юридически входили в состав государства без наделения их каким-либо статусом.

В результате, Российская империя просуществовала дольше других, а многие колонизированные земли остались ее в составе в качестве республик Советского Союза, а затем субъектов Российской Федерации, несмотря на культурные, лингвистические, конфессиональные отличия от народов центральной России.

Анализируя эти особенности, А. Эткинд обозначает процесс образования, расширения и укрепления Российской империи «внутренней колонизацией», которую определяет, как «применение практик колониального управления и знания внутри политических границ государства»30 и подчеркивает, что «в культурном, социальном, экономическом измерениях империя развивалась снаружи внутрь»31. В связи с особым способом государственного управления и российская идентичность выстраивается отлично от идентичностей других империй: акцент с этнических и культурных различий был перенесен на различия социальные, классовые, а русский народ в социально-экономическом и правовом отношении часто получал меньше свобод и выгод, чем вновь присоединенные к государству народы.

российского сообщества // Полис. 2011. №3. С. 142.

Эткинд А., Уффельманн Д., Куклин И. Внутренняя колонизация России: между практикой и воображением // Там внутри. Практики внутренней колонизации в культурной истории России.

М.: НЛО, 2012. С. 12.

Там же, С. 15.

Говоря о современной России, авторы статьи «Внутренняя колонизация России: между практикой и воображением» подчеркивают, что сегодня вновь актуализировались неоимперские тенденции, а власть часто использует привычные для «внутренней колонизации» методы управления – «подавление федеративной системы, восприятие населения как аудитории телевизионной пропаганды, устранение граждан из политики в обмен на “стабильность” и реформы»32.

Для нас важно, что и в том, и в другом случае мы имеем дело с «большими идентичностями» и пути их формирования, пути утверждения в качестве очевидных во многом сходны. Государственная идентичность является разновидностью коллективной идентичности и, следовательно, обладает ее характеристиками. Коллективная идентичность существует на уровне социального, она воображается большой группой людей и существует как «стилизованное социальное явление»33. Кроме того, она формируется, в том числе, путем сравнения с «другими», то есть любая коллективная идентичность имеет внешние составляющие.

И. Нойманн, исследуя образы «Другого» и образы «Востока» как основу для формирования европейской идентичности подчеркивает, что коллективная идентичность – это всегда «вид производительной силы», так как именно она побуждает большую общность людей действовать согласованно и по определенной программе. «Рассказывая группе людей, кто они такие и как должны действовать люди этого конкретного типа, можно связать их воедино и обеспечить коллективную деятельность.

Поскольку такие явления существуют на разных уровнях, то между индивидуальными и коллективными идентичностями разверзается пропасть, однако, любой, кто видел марширующие войска, футбольный матч или национальный праздник, знает, что существуют способы перекрыть эти Там же, С. 30.

Нойманн Ивэр Б. Использование «Другого»: образы Востока в формировании европейских идентичностей. М.: Новое издательство, 2004. С. 14.

пропасти, и один из способов – научить людей выполнять согласованные действия»34.

Таким образом, государственная идентичность представляет собой сложное социальное явление, в формировании которого особую роль играет культурная система. Именно благодаря этой системе возможно создание эффективных политических мифо-образов, которые обеспечивают идентичность. Мифо-образы, в свою очередь, являются продуктом культуры, «они не просто создаются верхами для низов;

они возникают в “социальной текстуре” современных обществ, причём действенны как для властителей, так и для подвластных.

Манипуляции в данном случае - не самый важный момент;

главная функция работающих политических символов состоит в когнитивно-эмоциональной мобилизации как элитарного, так и массового мнения, а такая мобилизация не рождается хитроумными “политтехнологами”;

она возникает только из массовой привязанности к одним и тем же символам. Из этой привязанности вырастает обоснованность основных правил общественной и политической игры, без чего невозможна стабильная жизнь ни в одном обществе»35.

Важнейшим фактором для формирования больших политических идентичностей является работа с прошлым, с историей. Одно из оснований права на существование любого сообщества есть его длительная история, именно с целью «создания», регистрации, переписи, каталогизации этой истории, преемственности традиций создаются архивы, музеи, исторические карты, идет постоянное воспоминание исторических событий, важных для всего сообщества.

«Национализм представляет собой явление глубоко “историческое” по самому своему характеру: мир в его свете видится как плод взаимодействия различных сообществ, каждому из которых свойственны уникальные черты и своя собственная история, и каждое из которых есть результат своих собственных Там же, с. С. 15.

Поцелуев С.П. Символические средства политической идентичности. К анализу постсоветских случаев // Трансформация идентификационных структур в современной России.

М.: Московский Общественный Научный Фонд, 2001. С. 134.

истоков и своего особого пути развития. Но, кроме того, существует еще один специфический аспект … Историки играют выдающуюся роль среди его создателей и приверженцев: они также являются первыми из тех, кто пытался понять и оценить феномен национализма»36.

Действительно, роль истории и историков в создании идентичности нации невозможно переоценить. Археология и история в буквальном смысле «создают»

прошлое государства, наполняют его историю героическими сюжетами, победами, революциями, настоящее становится логическим продолжением прошлого, традиции. Создается историческая концепция, обосновывающая нынешнее государство через его прошлое. Эта концепция транслируется по различным каналам коммуникации, ложится в основу школьных учебников.

Исходя из этого аналитики национального государства говорят, что историки, как и филологи, писатели, журналисты, художники и другие интеллектуалы «воображают» политическое сообщество. «Национальные концепции истории транслировались в массовое сознание – прежде всего через систему школьного образования, массовую литературу (в том числе и художественную), театральные представления, государственные праздники, музеи, памятники и т.д. В XIX веке начался процесс «национализации масс» – идеологической обработки (обычно с помощью национальных мифов), выходящих на политическую арену социальных групп, которые раньше не принимали непосредственного участия в политике.

Одновременно под влиянием интенсивной модернизации происходили изменения в структуре общества, и нарушалась «естественная» передача коммуникативной памяти (Ян Ассман) в рамках стабильных социальных групп. XIX век стал свидетелем массового традиций» то есть усиления «изобретения – искусственного, манипулятивного характера коллективной памяти»37. Существует множество способов манипуляции коллективной памятью, и кроме описанных Энтони Д. Смит Национализм и историки // Нации и национализм: сборник. М.: Праксис, 2002. С. 236.

Копосов Н.Е. Память строгого режима: История и политика в России. М.: Новое литературное обозрение, 2011. С. 34.

выше культурных механизмов, есть еще три важных: создание специальных институтов, которые используются для исследования и транслирования прошлого в определенной трактовке. Это цензура (политическое вмешательство в деятельность СМИ) и манипуляция архивами38. Необходимо отметить важность работы архивов, их открытости для «проработки прошлого» – без свободного обращения историками с архивными материалами практически невозможно объективное историческое знание или же создание новой интерпретации прошлого.

Сегодня, когда опровергнута идея прогресса в истории, когда поставлена под вопрос возможность объективности научного знания, и стала очевидной роль историков в политических процессах, невозможно существование национальной истории формата XIX века, истории одного великого государства как пути от рождения к совершенству. В этой ситуации и национализм приобретает новые характеристики. Прежде всего, современный национализм свойственен новым государствам, получившим независимость недавно, таким как Эстония, Латвия и другие страны постсоветского пространства;

государства Балканского полуострова, Африки. Национализм, существующий в этих государствах, уже не может так существенно влиять на мировую историю, как это было во времена становления национализма в европейских государствах. Кроме того, сегодня любому национальному государству, так или иначе, приходится считаться с мировым сообществом, другими государствами. Все большее значение приобретают союзы государств, их объединения. Не смотря на особенности современного национализма, представляется, что пути формирования «больших идентичностей» в целом сохраняются, хотя претерпевают важные трансформации.

Одна из них связана с содержанием исторического наследия, легитимирующего уверенность нации-государства. Если в эпоху классических национализмов это, прежде всего, была героическая история великих битв Миллер А. Историческая политика в Восточной Европе начала XXI века // Историческая (наполеоновский сюжет во французском национализме), или спасения (как в русском национальном дискурсе XIX века), то сегодня на первый план выдвигаются исторические «травмы». Прежде всего, это различные события, связанные со Второй Мировой войной, в частности Холокост (не только для Израиля и еврейской диаспоры, но и для мира в целом), Голодомор для Украины, расстрел в Катыни для Польши. Практически все государства пострадали в результате Второй мировой войны. Но, представляется, что история сегодня наполнена воспоминаниями и интерпретацией исторических событий актуальной истории, соответственно, внимание людей сконцентрировано преимущественно на событиях, происходивших в XX веке и связанных с войнами, террором и другими травматичными событиями. Николай Копосов, исследуя взаимодействия истории и памяти в книге «Память строгого режима», обращает внимание на то, что после национализации истории в XIX веке и ее национализации в тоталитарных государствах века критика показала XX «позитивистская идеологическую природу “больших нарративов”. Хуже того – она увидела в истории всего лишь отражение языка или дискурса историка. История предстала идентичности»39.

не более чем манифестацией В результате, сегодня «историческая травма» претендует на роль нового «большого нарратива».

Травматическим событиям посвящено множество открытых в последнее время музеев, таких как музеи Холокоста в разных странах мира, «Мемориал памяти жертв голодоморов на Украине» в Киеве, Музей обороны и блокады Ленинграда в Санкт-Петербурге (1989 год открытия), во многом осознание важности этих событий и стремление к их сохранению с помощью музеефикации – процесс, усилившийся в последние десятилетия.

Иные последствия сегодня имеет в отдаленных результатах перепись и деятельность ученых, разрабатывающих региональную проблематику. Они нередко работают на дробление прежде целостного «большого сообщества» и формирование на его обломках новых «сообществ», открытых на иных политика в XXI веке: сборник статей. М.: Новое литературное обозрение, 2012. С.7-33.

основаниях. Анализируя достаточно произвольное обращение с историческими и лингвистическими фактами, В.Г. Егоркин назвал процесс конституирования новых идентичностей (поморской, сибирской, кацкарской) квазиэтнической реидентификацией, отдаленным результатом которой является «искусственное определение нового геополитического субъекта»40. Если на предыдущем этапе истории карты играли роль «воображения» государственной границы и государственной территории, то сегодня «квазикультурологическая “калька” произвольно налагается на конкретный географический район России без учета существующих административных границ»41, и государственные границы попадают под сомнение.

В аналогичном смысле Э.В. Зуев называет регион «кентавр-объектом» или «искусственно-технической (интеллектуальной) конструкцией», в которой есть естественные компоненты (единства территории, общности хозяйственных традиций, языка и т.д.), но которые благодаря различным техническим приемам грантовых программ и формирования туризма» до (от «культурного функционирования карт-логотипов) могут быть использованы как ресурс в интересах каких-либо субъектов42.

Кроме традиционных каналов трансляции основ политической идентичности, свойственных эпохе формирования национальных государств, можно выделить и современные – это информационные технологии и телевидение. В принципе, они представляют собой новые каналы для транслирования ценностных установок в массовое общество. Темпы развития коммуникационных технологий с каждым годом увеличиваются, тем самым Копосов Н.Е. Память строгого режима: История и политика в России. С. 39.

Егоркин В.Г. Парадоксы этнокультурологии и процессы конструирования новых квазиэтносов: к проблеме экспертной оценки культурных программ и проектов // Культурологическая экспертиза. Теоретические модели и практический опыт / Автор-сост. Н.А.

Под общ. ред. В.А. Рабоша, Л.В. Никифоровой, Н.А. Кривич. СПб.: Астерион, 2011. С.

Зуев С. Э. Регионы и региональное развитие. Лекция [Электронный ресурс].URL:

http://www.shkp.ru/lib/archive/managers/2001/3 (Дата обращения: 06.02.2013).

расширяются каналы подачи информации. Неистощимый поток этой тиражированной информации стремительно входит в личное пространство человека, защищаться от «культурных моделей» становится все сложнее, сами модели, во многом, упрощаются, стереотипизируются. Можно отметить и такую характеристику современной культуры, как медийность – информация, наполняющая нашу жизнь, в большинстве своем представлена на экране, что делает получателя информации не активным участников производства и интерпретации информации, а пассивным зрителем, которому часто преподносят уже упрощенные визуальные образы, которые легко воспринимаются и усваиваются без особой критики. Все это ускоряет изменения идентичности, с одной стороны, а с другой, позволяет манипулировать массовым сознанием более успешно.

В российском интеллектуальном сообществе в связи с необходимостью формирования нового типа политической идентичности идет активный процесс осмысления роли истории и памяти, пересмотр исторической политики, идет полемика на темы роли национализма и имперского сознания в оформлении новой государственности. Очень остро стоит вопрос о роли империи в истории России – травматический опыт распада СССР заставляет задуматься об имперских амбициях государства. Рассмотрим, в каком ключе исследователи изучают этот вопрос.

Большинство ученых считают национальное государство более совершенной формой (Г.С. Померанец, Д.М. Бондаренко, В.А Субботин), полагая, что национальное государство представляет модерный период, а империя домодерный.

В.И. Ильин рассматривает империю как промежуточный тип государства, который следует за монархией или самодержавием, и в результате распада которого образуется государство-нация. Журнал «Восток», на страницах которого обсуждается история и развитие империй, определение понятия «империя» и другие вопросы, связанные с концептом «империя», рассматривает империю именно в национальном ключе.

Основным отличием империи от нации авторы статей журнала считают ограниченную идентичность государства-нации, тогда как идентичность империи границ не имеет. В англоязычной литературе исследования империй также представлены в научных журналах, таких как «After Empire», где империя также противопоставлена нации и рассматривается как особый тип государственности.

Новаторской представляется позиция международного журнала «Ab Imperio», где империи не противопоставлены нациям, не дается четкого определения этих понятий, однако, изучаются оба этих концепта, исследовательская работа направлена в большей степени на поиск сходств империи и нации, а не их различий43. Взгляды ученых также разделяются по оценке исторического значения империй на негативные и позитивные. Так, например, положительно оценивают роль империй в истории М. Хардт и А. Негри и рассматривают становление нового мирового порядка (трансгосударственного) как новый тип империи, тогда как в российском научном сообществе полемика о роли империи в истории страны отражена в сборнике «После империи» (негативная оценка) и на страницах журнала «Философия Хозяйства»

(позитивная оценка).

Так, например, Валерий Тишков, один из ведущих исследователей национализма в России, считает, что сейчас происходит рождение «российской гражданской нации», то есть идет процесс создания не просто национального государства, но государства, основанного на особом типе идентичности, к которой человек приобщается, становясь гражданином страны44. Эмиль Паин, в свою очередь, указывает на нарастающую угрозу фашизации России и обращает внимание на то, что национализм в России тесно связан с имперскими амбициями, и в результате чего националисты стремятся создать не новое общество, а воссоздать империю, что сделает невозможным демократию и гражданское общества45.

Государственная идентичность – сложное образование, формирующееся посредством принятия символов, эти символы, в свою очередь, создаются в См. подробнее: Матвеев В.Е. Концепт «империя» в современной научной литературе:

См. подробнее: Тишков В. Национальная идентичность и духовно-культурные ценности российского народа. СПб.: СПБГУП, 2010. 25 с;

Тишков В. Кризис понимания России. М: Из-во Московского психолого-социального ин-та, 2006. 31 с. И другие работы.

См. подробнее: Паин Э. Империя в себе (О возрождении имперского синдрома в России) [Электронный ресурс].URL: http://www.liberal.ru/articles/cat/1221 (Дата обращения: 20.03.2012).

рамках «культурных систем». Они транслируются в общество с помощью различных «культурных механизмов», среди которых необходимо выделить систему общего образования, которое воспитывает, «формирует» гражданина государства;

музеефицированные объекты исторического наследия, выступающие как символ преемственности и святости прошлого, а также работу деятелей культуры – художников, композиторов, писателей, архитекторов, публицистов, историков, исследователей культуры, и других гуманитариев, которые, не ставя перед собой задачу формировать идентичности, влияют на ее содержание и с помощью различных культурных текстов создают образы, на основе которых выстраиваются «большие идентичности».

В формировании государственной идентичности важнейшее место занимает отношение к прошлому, рецепция исторического наследия. Прошлое выступает как основа легитимности существования политического сообщества, следовательно, интерпретация истории, актуализация определенных исторических событий и их трактовка – одно из первостепенных направлений деятельности для создания сплоченного сообщества.

1.2 Социокультурные функции государственного праздника и формирование «больших идентичностей»

Аналитика государственного праздника как одного из способов конституирования идентичностей» связана с исследованиями «больших культурной памяти и роли исторического прошлого в формировании политических сообществ, проблематикой трансформации традиции в модернизирующемся обществе и идеей «изобретения традиции». На этой теоретической основе в настоящем параграфе будут проанализированы социокультурные функции государственного праздника.

Государственные праздники – феномен Нового времени, традиционная культура государственных праздников, в современном смысле слова, не знает.

Однако государственный праздник представляет собой модернизированную форму праздничной культуры и сохраняет основные функции праздника как такового, проанализированные исследователями на материале традиционной и ритуально-обрядовой культуры. В исследованиях праздничной культуры описано множество функций праздника и его характеристик, мы остановимся на тех, которые кажутся наиболее значимыми при изучении государственного праздника как механизма формирования и укрепления государственной идентичности. Рассмотрение этих функций необходимо для более полного понимания роли системы государственных праздников в истории России.

Важнейшей функцией праздника является конструирование времени.

Праздники разрывают будничный поток времени, делят его на отрезки, время праздника как будто включает в себя прошлое, настоящее и будущее. Эта функция праздника прослеживается и в этимологии русского слова. Как показывает В.М. Живов, слова с корнем праз(д)ьн- можно разделить на три группы: «одни обозначают порочное безделие (праздь, праздьние, праздьность, праздьнь, празнь), другие – занятость делом, обычно благим (упражнение, упражнятися, упраздьноватися), наконец, третьи приобретают дополнительное (по отношению ко времени, не занятому делом) значение торжества, ликования и т.д. (праздьникъ, праздьничьныи, праздьньство, празьникъ, празьнованик)»46.

Таким образом, в слове «праздник» соединяется, с одной стороны, свобода от будничных дел, то есть свобода от времени (в празднике нет будничного времени, оно останавливается), а с другой стороны, «праздник» – время для Живов В.М. Время и его собственник в России раннего Нового времени (XVII-XVIII века) // Очерки исторической семантики русского языка раннего Нового времени. М.: Языки славянских культур, 2009. С.73.

упражнений, работы духовной, работы над сакральным ядром праздника.

Праздник может выступать также как некий прорыв во времени, «праздник осуществляет связь с началом времен, с мифологическим временем, в котором жили и творили великие первопредки, будь то блаженное время прародителей австралийских аборигенов, по-разному называемое у разных племен и обычно переводимое как Время сновидений, или “священное национальное прошлое” современных политических праздников»47. Л. Абрамян особенно подчеркивает значимость национального прошлого, оно занимает место сакрального ядра, которое необходимо празднику и в традиционной, и в современной культуре.

Именно в момент «пустоты» праздника происходит этот прорыв во времени, когда на основе прошлого, наделенного символическим значением, настоящее и будущее получают право на существование.

Современные праздники призваны решать множество задач – идеологических, политических, социальных. Надо понимать, что, как и другие специальные события, создание государственных праздников «как коммуникационной технологии может быть направлено на совершенно разные цели. Специальные события могут иметь как положительные, так и отрицательные “заряды”;

могут “запускать” в общественное и индивидуальное сознание как конструктивные, так и деструктивные идеи;

способны консолидировать как созидательные, так и разрушительные силы»48. В связи с этим возрастает доля ответственности, возложенной на создателей и организаторов праздников. Несмотря на то, что прагматические цели создания государственных праздников очевидны, они могут быть достигнуты только при условии, что праздник для сообщества станет таким «прорывом» во времени, а праздничный календарь будет являться символической конструкцией, вокруг которой выстраивается повседневность.

Государственный праздник, как и праздник как таковой, представляет Абрамян Л. Время праздника // Отечественные записки. 2003. №1. С.153-160.

Каверина Е.А. Создание событий в современном социокультурном пространстве: автореф.

дисс. д-ра культурологии: 24.00.01 / Каверина Елена Анатольевна. СПб, 2012. С. 10.

собой особый феномен конституирования сообщества, интеграции коллектива и демонстрации социальной сплоченности. Для государственного праздника важнейшей является функция легитимирования нации (сообщества граждан) как источника власти. С точки зрения концепции нации как воображаемого сообщества можно предположить за государственным праздником функции публичной демонстрации коллективного воображаемого или концентрированной фиксации (публичного исполнения) целого комплекса образов и сюжетов, составляющих воображаемое сообщество.

Государственный праздник, как и праздник вообще, подразумевает наличие ритуально-обрядового комплекса. Но если в традиционной культуре ритуально обрядовые формы жизни многообразны и пронизывают все сферы деятельности человека, то в модернизированном обществе именно праздник (и особенно государственный праздник) становится вместилищем ритуалов и обрядов, которые в других сферах минимизируются. Представляется, что релевантной для рассмотрения государственных праздников является идея «изобретения традиции» как новых механизмов создания ритуально-обрядовых культурных форм и нового этапа ритуальной культуры в эпоху национальных государств.

Рецепция исторического наследия является важной частью содержания государственного праздника на протяжении всей его истории, апелляции к историческим событиям – основа многих современных торжеств. Классическая модель праздника в традиционной культуре предполагает отсылку к прецедентному событию, помещаемому в мифологическое время. В государственном празднике роль прецедента выполняет историческое событие, которое становится символом и компонентом государственного мифа. В этом смысле историческое событие функционирует не как научный факт, а как компонент исторического воображения, коллективной памяти, как результат особой работы с прошлым. Следовательно, анализ рецепции истории в форме государственного праздника требует обращения к научной традиции изучения коллективной памяти. Одной из форм коллективной памяти является память культурная.

К исследованиям культурной памяти, получившим сегодня собственное название – memory studies – относят проблематику интерпретации исторического прошлого, актуализации определенных исторических событий и забвения других, принятия/отторжения травмирующих исторических событий.

Культурная память является институциализированной формой памяти, она учреждена и специфически оформлена (в форме музеев, архивов, библиотек, научных учреждений, а также государственных праздников), содержит в себе предысторию общества или его мифическое прошлое, а ее носителями (создателями) являются специалисты49. Культурная память является основой политической идентичности, в том числе и национальной, она представляет собой исторический слой представлений, позволяющих вообразить «большое сообщество», государственную идентичность. С помощью «сотворить»

«культурных механизмов», описанных выше, память наполняется новыми значениями и смыслами.

Осознание места памяти в современной культуре проходило параллельно исследованиям идентичности, а также введением в научный оборот термина «наследие» и изучением национализма50. Таким образом, в 1980-е годы историки предлагают нам новый взгляд на соотношение истории и памяти и значение прошлого в построении настоящего.

Повышенное внимание научного сообщества, обращенное к памяти, объясняется учеными несколькими причинами: во-первых, идет процесс размывания традиционных средств идентичности, которые прежде были четко закреплены посредством идеологии, во-вторых, все большее понимание значения субъективности в научном познании. Кроме того, «подъем памяти происходит в условиях кризиса объективности и веры в будущее. … Из обломков всемирной истории и универсальных категорий пытаются строить свою Ассман Я. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. М.: Языки славянской культуры, 2004. 363 с.

Взаимодействие и взаимовлияние этих исследовательских направлений рассмотрено:

Копосов Н.Е. Память строго режима: История и политика в России. М.: Новое литературное обозрение, 2011. 320 с.

“идентичность” старые и новые человеческие коллективы. Неудивительно, что растет притягательность более фрагментарных, субъективных и эмоциональных форм присвоения прошлого, которые обычно называют исторической памятью»51. Сегодня память понимается как механизм, функционирующий по своим собственным законам и включающий индивидов, их воззрения и деятельность как живую субстанцию.

Ученые исходят из представлений, что знание о прошлом динамично, оно постоянно дополняется новыми смыслами и значениями, кроме того, процессы воспоминания тесно связаны с процессами забвения. Таким образом, «историческое сознание в собственном смысле слова – это такая форма общественного сознания, в котором совмещены все три модуса исторического времени – прошлое, настоящее и будущее. Только их сопряжение (что возможно лишь на почве настоящего) в состоянии перевести статику воспоминания и созерцания в динамическую форму предвидения и целеполагания.

Действительно, общественный индивид в состоянии жить, смотря вперед, только в том случае, если его мысль оглядывается назад»52.

Память не является новым объектом исследований, на протяжении уже двух с половиной тысяч лет память является объектом постоянного изучения самых разных наук. Одним из первых о свойствах человеческой памяти, о способности человека запоминать одни вещи, а другие забывать, рассуждал еще Платон. Однако и его работы, и работы Аристотеля, как и других римских философов и ораторов, были посвящены, прежде всего, «искусству памяти», т.е. памяти механической, которая подвергается тренировке и усовершенствованию. Однако человека волнует не только то, как улучшить качество и количество запоминаемого, но и структура памяти, ее функции и значение в жизни индивидуумов и общества. Многие науки – биология, Копосов Н.Е. Память строгого режима: История и политика в России. С. 51.

Барг М.А. Историческое сознание как проблема историографии // Сб. ст.: Цепь времен:

проблемы исторического сознания;

Отв. Ред. Л.П. Репина, М.: ИВИ РАН, 2005. С. 13.

медицина, философия, история, археология – исследовали эту проблему с самого начала своего существования. Значительное количество исследований памяти было проведено биологами, нейрофизиологами, психологами в рамках естественнонаучного подхода.

В XX веке память становится одним из самых актуальных объектов изучения, ведь именно тогда память выступает объектом рассмотрения гуманитарных дисциплин – в частности, исторических, философских и культурологических;

особое место в изучении памяти начинают занимать социология и социальная психология. Сегодня память является междисциплинарным объектом изучения, существуют исследования, в том числе и о том, как взаимосвязаны достижения естественных наук в вопросе функционирования человеческого мозга с концепциями памяти, предложенными гуманитарными науками53. Так, К. Кляйн предлагает рассматривать память, с одной стороны, как метаисторическую категорию, суммирующую изучение прошлого в единстве традиционных и новых методов истории, с другой стороны, теория памяти может иметь междисциплинарый статус на стыке литературы, истории и антропологии54. Однако исследования памяти имеют довольно долгую историю, нельзя говорить о том, что память не являлась объектом исследования до 70-х годов XX века, теоретические поиски, ставшие базой для такого активного изучения памяти сегодня, восходят к XIX веку.

Еще в середине XIX века И.Г. Дройзеном в курсе лекций был поднят вопрос о том, какое место в жизни общества занимают воспоминания о прошедших событиях. Историк определил будущее и прошлое как формы настоящего» и подчеркивал, что история является «вспоминающего ограниченным знанием о прошлом, а не объективной наукой. Кроме того, он первым обратил внимание на то, что прошлое существует в настоящем и Свирепо О.А. Проблема культурной памяти в свете естественнонаучных представлений // Век памяти, память века: опыт обращения с прошлым в XX столетии: сб. ст. под ред И.В. Нарского.

Челябинск: Каменный пояс, 2004. С. 50-66.

См. подробнее: Klein K.L. Emergence of Memory in Historical Discourse// Representations, No.

69, Special Issue: Grounds of Remembering. 2000.

обуславливает будущее. Эти идеи, впервые высказанные в 1857 году, стали темой для споров многих ученых. Уже в конце XIX века остро встал вопрос о субъективности истории, о правильности использования естественнонаучных методов при изучении исторических событий, а также о независимости историка от социальной и культурной среды, в которой он живет. Все эти проблемы повлекли за собой исследования памяти как отдельного индивида, так и общества в целом, а также изучение способов существования прошлого в настоящем и будущем.

В 20-е годы XX века природу и функции воспоминаний изучали Аби Варбург и Морис Хальбвакс55. А. Варбург, всю жизнь занимавшийся историей европейского искусства, посвятил свой последний исследовательский проект «Mnemosyne» тому, как «социальная память» отражается в изобразительном искусстве от классики до XX века. Надо отметить, что для немецкого историка искусства было особенно важно то, что память, визуализированная в произведениях, не является индивидуальной, а обусловлена социально и является надындивидуальным знанием о прошлом.

М. Хальбвакс вводит новый термин «коллективная память» в своих работах «Социальные рамки памяти», «Легендарная евангельская топография в Святой земле», а также в книге «Коллективная память»56. Ученый-социолог, переосмысливая идеи Анри Бергсона и Эмиля Дюркгейма, разрабатывает собственную концепцию памяти, особое место в которой занимает идея о том, что память каждого отдельного индивидуума социально обусловлена независимо от того, осознает он это или нет. «Коллективная память же – это группа, рассматриваемая изнутри, причем за период, не превосходящий средний срок человеческой жизни, а очень часто за гораздо более короткое время. Она представляет группе ее собственный образ, который, конечно, развертывается во Арнаутова Ю.А. Культура воспоминания и история памяти // История и память: Историческая культура Европы до начала Нового времени /Под ред. Л.П. Репиной. М.: Кругъ, 2006. С.47-55.

См. подробнее: Хальбвакс М. Социальные рамки памяти. М.: Новое издательство, 2007. с.;

Хальбвакс М. Коллективная и историческая память// Неприкосновенный запас. 2005, №2 3(40-41).

времени, поскольку речь идет о ее прошлом, но таким образом, что она всегда узнает себя в сменяющих друг друга картинах. Коллективная память – это картина сходств, и она естественно воображает себе, что группа остается, и остается одинаковой, потому что она устремляет свой взгляд на группу»57.

Коллективная память непрерывна, в ней содержится только то, что актуально для группы, которая ее поддерживает. Коллективная память неразрывно связана с индивидуальной;

более того, воспоминания каждого отдельного индивида вписаны в «рамки» коллективной памяти, состоящей из базовых, опорных, общих для общества представлений и воспоминаний.

Таким образом, коллективная память является основой для понимания и актуализации индивидуальных воспоминаний. Кроме того, именно коллективная память дает индивидууму правильное представление о пространстве и времени, в котором он живет.

Несмотря на то, что работы М. Хальбвакса были написаны в 1930–1940-е гг., вопросы социальной обусловленности памяти, ее общественных функций, а также способы существования прошлого в настоящем остаются актуальными до сих пор. В 60–70-е гг. XX века разработками этих проблем занимались:

Э. Хобсбаум (ставил вопрос о том, как и каким образом прошлое трансформируется и влияет на настоящее и будущее), М. Фуко (разрабатывал понятия «архив» и «исторической априори» в работе «Археология знания»)58, П. Бергер и Т. Лукман (утверждали, что личность активна в формировании субъективной реальности, спорили с Хальбваксом о роли социума в формировании памяти) 59, Ю. Хабермас (в его работах отведено определенное место памяти о прошлом, особенно, когда речь идет о содержании «жизненного мира»)60.

Хальбвакс М. Коллективная и историческая память // Неприкосновенный запас. 2005. №2 3(40-41).

См.: Фуко М. Археология знания. СПб: Гуманит. акад., 2004. 412 с.

См.: Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.: "Медиум", 1995. 323 с.

См.: Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне. М.: Издательство «Весь Мир», 2003.

Теория Хальбвакса получила развитие в конце XX века в работах немецкого египтолога Яна Ассмана. В труде «Культурная память. Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности» историк разделяет два понятия и – «коммуникативную»

Праздничная культура важна в социокультурном пространстве современной России, интересует современных исследователей. Праздник как феномен российской культурной жизни рассматривают многие культурологи, философы, педагоги, историки, психологи, этнографы и другие специалисты. Однако до сих пор данный феномен не является объектом комплексного культурологического исследования.

История мировой культуры уделяет большое внимание проблеме возникновения и развития праздника как феномена, как ценности не только в плане изучения народного искусства, общественного быта, этногенеза, но и в целом для исследования материальной и духовной культуры народа. «Судьба нашего искусства есть судьба нашей культуры, судьба культуры - судьба веселия народного. Вот имя культуры: умное веселие народное», - так в контексте развития искусства и культуры определяет место праздника В Иванов.

Каждый праздник - это целостная, относительно открытая система с присущими сложным системам признаками: появлением, расцветом, изменением элементов праздника, самим способом празднования.

Изменения праздника - это часть общих изменений, происходящих в целом в культуре сообщества, вытекающих из тех же самых причин. Прежде всего, это: изменения условий жизни сообщества; изменения его социально-экономической структуры и политического строя или места в общественной системе; изменения общественного сознания сообщества, выраженных в изменениях его системы ценностей.

Но, даже глубокие изменения праздника часто сохраняют старинные элементы, которым сообщество придает новый смысл и которые можно идентифицировать как идущие из далекого прошлого свидетельства о непрерывности культурных влияний и заимствований.

Благодаря празднику рассматриватся в единстве элементы культуры, постоянно передаваемые традицией и возобновляемые в каждом поколении, а также новые ее элементы. Многие праздники - это резервная система культурно-исторической памяти общества (также как и семья, церковь), и чем меньше удельный вес одних ее элементов, тем больше удельный вес других. Согласно данной системе, принятие или отрицание ее, переосмысливание и ассимиляция ее, существует любое культурное развитие, любая культурная динамика.

Праздник в своем развитии соприкасается с вопросами, важными для человеческой общности, это не только игра, развлечение, миф и так далее.

Противники праздников, начиная с античности - это отдельные представители философской и религиозной мысли, так и целые направления.

С их точки зрения, главная цель и смысл человеческой деятельности - труд, праздники же имеют служебное значение. Признаются лишь те, которые напрямую выполняют религиозные, воспитательные или другие полезные функции. В большей или меньшей степени элементы такого идеала культуры встречаются в трудах Платона. Аналогичную точку зрения поддерживают позже некоторые разновидности христианства, прежде всего пуританство. Носитель протестантской культуры должен проводить свою жизнь, по выражению М. Вебера, в «посюсторонней аскезе».

Противоположную точку зрения отражают взгляды Аристотеля, считающего, что труд существует ради досуга, праздника, причем они - не безделье, а специфическая и высокая по значимости деятельность. Этих взглядов придерживаются и представители светской культуры Нового времени.

В современном мире существует недопонимание роли праздника, а отсюда и недооценка самого феномена досуга, праздника, свободного от трудовой деятельности времени. Предположительно: потребность в празднике уменьшается там, где растает богатство и уровень образованности, где человеку не надо много и тяжело трудиться, когда ослабевают его эмоциональные связи с традиционными празднующими группами, к которым он формально принадлежит, когда он не зависим от ритма природы и сам рациональным образом определяет ритм собственной жизни.

Необходимость праздника, общечеловеческую потребность в нем определяют многие его общественные функции - духовное объединение, примирение, сплочение людей, возобновление общественных связей, нравственное очищение, коллективное самовыражение, эстетическое образование. Выполняя компенсаторную функцию, праздник выступает как способ обретения свободы, релаксация от груза будничных забот и тревог.

Понятие праздника, несомненно, многозначно. Но все его значения производны от тех социальных функций, соотнесенных с основными слагаемыми исторического процесса, такими как: личность, общество, нация, государство, культура, субкультура. Функций много. Наиболее общая и универсальная функция праздника - обеспечение социальной интеграции людей, то есть формирование оснований их устойчивого коллективного существования, стимулирование эффективности взаимодействия, накопление в праздновании социального опыта.

Одна из самых ранних функций праздника: исключить всякий общественный хаос и не допустить изменений. Трансформация всего многообразия функций праздника зависит от изменений в социальной структуре общества и общностей и от изменений в системе социокультурных ценностей. Развитое общество институализирует многие праздники, выполняющие определенные общественные функции. К таким функциям относят: воспитательные и рекреативные (праздник как отдых) функции, физическую и психическую реабилитацию и релаксацию человека.

Благодаря пространству праздника как в его институализированных, так и неинституализированных формах, развиваются такие духовные сферы, как искусство, философия и даже наука. В празднике, кроме мировоззренческих, воспитательных, регулирующих основ, сильно заявляет о себе и сугубо художественная, зрелищная сторона. Именно эта функция праздника, стимула специфического творчества личности можно признать критерием общественной жизненности праздника и его идеи. Пока праздник вдохновляет людей творчества, он остается живым. Традиционная народная культура никогда не трактует веселье, отдых от физического труда как безделье. Праздник всегда выполняет важные общественные функции, имеет глубокий смысл. Как и все многообразие функций культуры в целом, функции праздника можно разделить на такие направления: социально-интегративное, регулятивно-нормативное, познавательно-коммуникативное, рекреационно-творческое и оценочное.

Как социокультурный феномен, праздник имеет следующие качества:

• - непрерывность;
• - детерминированность праздников ритмом природы, мифологическим временем, конкретно-исторической ситуацией;
• - относительная устойчивость праздника при постоянном внутреннем изменении его содержания и формы;
• - идентификация личного и национального самосознания в процессе праздника, то есть общественный, коллективный характер празднеств;
• - культурная ценность праздника;
• - реактуализация религиозных форм праздников в культурогенезе.

Исследователи неоднократно подчеркивают глубинную связь мифа и религии, проявляющуюся на протяжении всей истории человечества. Праздники, согласно верованиям древних, устанавливаются мифическими предками, основателями государства и города, предками божественного происхождения. Миф как рассказ о судьбах необыкновенного и необыкновенных героев персонифицирует события и ценности, для почитания которых учрежден праздник.

Древние праздники, восходящие к временам складывания тотемистических представлений - это праздники, связанные с культом животных. Пример подобного культа - это культ медведя, прослеживаемый еще в эпоху позднего палеолита в так называемой ориньякской культуре. Человек палеолита при этом верит, что способствует таким путем возрождению, употребляя прием анимистической магии воплощения и совершая искупление убийства медведя и употребления его в пищу. Культ медведя и Медвежьи праздники, по словам З. Соколовой и сейчас «бытуют среди немногочисленных коренных жителей Сибири».

Отсюда, у праздника - более древняя история, чем у организованных религий.

Религиозные и административные власти, которые считают праздники не только публичным, общественным делом, но и государственным, постепенно берут на себя организацию игр и праздничных развлечений.

Регламентированность праздника, добровольное подчинение его нормам и правилам во многом помогают процессу идентификации личного и национального самосознания во время праздника, а это - одно из условий преемственности социальной структуры и культурной традиции. Идентификация личности, стремление отождествить себя с нацией, осознание своей принадлежности к великому народу - механизм социализации личности, благодаря которому приобретаются или усваиваются ценности, нормы, идеалы, роли и моральные качества того народа, к которому принадлежит данный индивид, а также все достижения человеческой культуры. В ранние периоды жизни и социализации человека, в детстве, в юном возрасте, когда в процессе воспитания он воспринимает культурные нормы, обычаи и, главное, ценности старшего поколения, формируется его отношение к празднику.

Отсюда, праздник - это особенно интенсивная культурная инициация и социализация личности. Эмоциональный климат, зрелищность, необычайность, часто веселье и изобилие, возможность воспользоваться благами, недоступными в повседневности, подарки, развлечения и отступления от обычных правил, ограничивающих человеческое поведение, праздник на протяжении тысячелетий привлекает детей и молодежь, глубоко западая им в память.

Потребность в празднике и праздновании - это не только естественная, но и культурная потребность, и потому ее необходимо возрождать в каждом новом поколении. Церемониал, обряд, обычай праздника - это прекрасная школа культурной традиции, к которой подрастающее поколение приобщается естественно и достойно - через непосредственное участие в торжествах. Знание праздничного ритуала и обычая с одной стороны: условие действительного участия в празднике, с другой - принадлежность к определенной группе и ее культуре. Различные формы праздника - зрелищная, вербальная, символическая, метафорическая или драматическая, реалистическая - отображают прошлое народа, мифическое и историческое, а также современность, нынешнюю ситуацию. Поэтому праздник - это и ориентир молодежи во времени, в котором жил или живет его народ.

В национальной, политической и общественной жизни личность, участвуя в празднике, демонстрирует в этот день свою привязанность, верность, готовность к защите идеалов. Связь между ценностями и человеческим сообществом необходима: сам принцип, правило существования сообщества, коллектива составляет общее благо, принимаемое как ценность, хотя нередко над ним возвышается философская или религиозная надстройка, имеющая характер доминирующей ценности. Значит, для учреждения праздников требуются - главные, доминирующие ценности нации, основа ее системы ценностей.

Праздник по своей сути - это форма обновления и подтверждения ценностей коллективной жизни. Это - вид совместной деятельности, позволяющий обществу выразить свое почитание этих ценностей. Участие человека в праздновании - важное доказательство его устойчивой связи с сообществом, отмечающим праздник, показатель усвоения им культурных ценностей этого сообщества.

Отсюда, праздник, как по своему существу, так и по формам - это коллективистское явление. Он всегда требует присутствия, участия других людей, является совместным действием, общим переживанием. Праздник - это общность людей, так как возникает как по поводу событий, имеющих значение и смысл не только для одного человека, так и потому, что выражает коллективную реакцию, коллективное отношение к этим событиям.

В праздновании посредством общих усилий воссоздается утрачиваемая в обычные дни гармония и мир, соединяются не только живые, но и осязаема связь с умершими и еще не родившимися членами сообщества. То есть человек в празднике - это точка пересечения будущего и прошлого, средоточение опыта и мудрости праотцев и той жизненной энергии, которая является причиной рождения потомков и прогресса в его положительном смысле. Это во многом объясняет тот факт, что все большие праздники сопровождают разные гадания - как возможность заглянуть в будущее, предугадать судьбу, а также посещение могил, поминовение усопших - как дань уважения и благодарности предкам, прошлому.

Крупные события и даты традиционного календаря празднуются как бы в трех измерениях. Собираются и отмечают праздник дома (демонстрируя сплочение семьи, рода; подчеркивая родство по крови), обязательно в церкви (родство по вере, приобщение к серьезной и высокой духовности), на площади (единение социума, легализация и высвобождение естественного, природного в человеке). Отсюда, все три части направлены на осуществление древнейшей философии праздника - объединение в общем устремлении, преображение себя и мира, приобщение к непреходящим ценностям.

Праздник возникает только там, где существуют постоянные культурные связи между людьми; совместное празднование в свою очередь эти связи укрепляет.

В прошлом участие в религиозных праздниках запрещается людям чужой веры, религиозные таинства для народных масс придают этим праздникам особый смысл. Участие в празднике входит в комплекс обязанностей, вытекающих из общности личности и народа, и потому и до настоящего времени, праздник - это религиозный, патриотический, национальный, гражданский, классовый или политический, а также профессиональный, корпоративный, семейный долг перед сообществом.

Личность, уклоняющаяся от выполнения долга, подвергается религиозным, юридическим, традиционным санкциям.

В сознании самой нации праздник - это ценность, подтверждающая ее культурную тождественность, оригинальность, приверженность традициям, наследию, доказательство обладания собственными национальными, этническими, региональными художественными образцами, достижениями искусства, обнаруживающими себя именно в праздничной форме.

Кроме всего перечисленного, праздник для празднующего сообщества и его членов - это время эмоционального подъема, особого праздничного настроя. Праздник для личности - это также расширением ее привычных прав, временный отход от повседневных норм поведения, даже в таких сферах, которые обычно связаны со строгими запретами (как, например, в сексуальном поведении). Последнее в особенности касается праздников в традиции культа плодородия и эротических культов, оставивших прочные следы во многих культурах.

Часто праздник сочетается с характерными формами развлечений, которые дают личности возможность разрядки, позволяют участвовать во всеобщности праздничного смеха, очищают его. Перенося человека в атмосферу игры, свободы выбора, российские городские праздники прошлого, например, дают эту возможность. Массовое гуляние со всеми его развлечениями дарят каждому, вступившему в его магический круг, столь необходимое праздничное настроение и потрясение. Хорошо известно, что потрясение - важнейшая потребность человека, как и переключение его из серьезной сферы жизни в смеховую. Испытанные сильнодействующие комические приемы и эффекты способствуют проявлению здоровой эмоциональности, знание же вкусового спроса посетителей ведет к удовлетворению эстетических потребностей.

Вероятнее всего: постоянство, устойчивость праздников связаны, прежде всего, с тем, что, концентрируя из поколения в поколение культурную активность людей, обрастая обрядами, развлечениями, декорациями, создавая атмосферу радости и подъема, прерывая обыденный ритм труда и забот, праздник отвечает многим коллективным и индивидуальным запросам, что потребность в его проведении оказывается более устойчивой, чем первоначальная идея, ценность или совокупность ценностей, вызвавшие его к жизни.

Для вовлеченных в праздник людей - это мощный стимул к творчеству, к активному участию в его художественном оформлении, в придании ему блеска, к созданию произведений пластических видов искусства, литературы, музыки, органически связанных с праздником.

В история искусства много таких творцов и их произведений - от скромных, безвестных до общепризнанных гениальных художников. Так, например: работы Леонардо да Винчи, сделанные по заказу знатных вельмож для проведения того или иного праздника. Способность праздника вдохновлять людей на творчество, пробуждать творческие возможности личности - это проявление его общественной жизненности. Эстетическая составляющая праздника: чувственно-эмоциональная насыщенность содержания, выразительность, алогизм, экспрессивность, зрелищность, элементы карнавальности, театрализация - все эти качества роднят праздник с искусством, но не отождествляют с ним. Психологический механизм влияния праздника на личность близок к катартическому (очищающему) воздействию искусства, так как праздник может быть пограничной зоной между реальной действительностью и произведением искусства.

Праздник - это часто еще и своеобразная концентрация духовной, религиозной активности человека, специфический момент, где культовые потребности полностью удовлетворяются, так как от культового действа верующий ожидает разрешения своей проблемы, а в культе не бывает безвыходных ситуаций. Литургийный обряд - будь то заклание животных или участие в торжественном шествии, или сакральная трапеза - внушает верующему, что такое решение существует в иной, сверхчеловеческой сфере, к которой он взывает. Сверхъестественные силы в любую минуту готовы разрешить проблемы человека, превратить его страдание в радость, а смерть - в воскресение. В любом случае исход для истинно верующего всегда предрешен и всегда счастливый.

Отсюда, праздник связан с ценностью высшего порядка - святыней для празднующих.

Отход от какого-то вида праздника может быть следствием перемен в мировоззрении человека. Как правило, те же самые факторы, которые определяют место личности в общественной структуре, в основном влияют и на его отношение к празднику.

Для человека, который занимается тяжелым физическим трудом, праздник - это желанный отдых, обильное потребление продуктов, редких или недоступных в обычное время, усиление межличностных и культурных контактов, развлечения и забавы.

Для людей, ведущих праздный образ жизни, а также для высокообразованных интеллектуалов праздник всегда выполняет другие функции: это возможность отдать дань традиции, повод для удовлетворения престижных устремлений, для развлечений, банкетов и визитов.

Понимание праздника как исключительного отдыха, необходимого для восстановления душевных и физических сил человека, позволяет говорить о том, что праздник - это пространство для духовного и эстетического развития личности, для ее эмоциональной разрядки.

Достичь все вышеописанные цели и задачи праздника помогает его семиосфера, то есть сфера знаковой деятельности праздника, а также ее трансляция и трансформация в культурогенезе.

С праздником как фазой культурной жизни связаны культурные явления, в принципе не имеющие места вне праздника.

Создавая образ идеального общественного состояния, высокого духовного порядка будущего, праздник использует все знаки культуры какой - либо эпохи и общества в виде: символов, обрядов, ритуалов, церемоний, норм общения, публичной жизни, привычек и традиций, лексики (например, словесных формул), жестов, изделий народных промыслов, игр, вещей, а также умения оперировать праздничными символами, праздничных магических действий, гаданий, игр и забав. То есть - это целый комплекс элементов, составляющих внешний антураж праздника и несущих, каждый в отдельности и все вместе, определенную семантическую нагрузку.

В культурном отношении знаковый арсенал праздников постоянно пополняется; песнями, стихами, рассказами, плясками, предсказаниями, играми и развлечениями с использованием элементов природы, которые придают им характер символа, метафоры, наполняют мистическим и эстетическим значением. Так создается традиция как ценное достояние, хранимое, культивируемое и передаваемое группой следующим поколениям.

Об этом пишет М. М. Бахтин: «Язык образов обогащается новыми оттенками значений и утончается. Благодаря этому народно-праздничные образы - могущественное орудие художественного овладения действительностью, основа подлинного широкого и глубокого реализма. Народные образы эти помогают овладеть самим процессом становления действительности, смыслом и направлением этого процесса. Отсюда, глубочайший универсализм и трезвый оптимизм народно-праздничной системы образов».

В празднике все преобразуется, любая утилитарность оборачивается культурой: «...каждое действие, слово, предмет, часть пространства приобретают второй смысл, резко отличный от обычного. Другими становятся и правила их сочетания, и принципы их использования».

Продолжительность и всенародный характер празднования требуют от всех активного участия в общем веселье. Праздничное поведение предусматривает прием и хождение в гости, обильную еду и питье, совместное исполнение песен, коллективные игры и развлечения.

С праздником связана особая сторона материальной культуры, куда входят костюмы, украшения, декорации, кухня, специальные временные сооружения и снаряжения, символы. Обязательным считается преображение людей и обстановки. Из сундуков вытаскиваются лучшие, нарядные одежды, снаружи и внутри украшаются дома, выезжают в расписных санях, устланных коврами и яркими ткаными дорожками, лошади и дуги обвешиваются колокольчиками и лентами. На Троицу, например, девушки в праздничных нарядах и с венками на головах украшают березку цветными ленточками и водят на лугу под песни сложные живописные хороводы необыкновенной красоты.

Со временем некоторые праздники утрачивают первоначальный смысл, например связь с культом, приобретают светский характер, игра и забава не превращаются в центральный элемент, то есть элемент, придающий смысл самому празднику. В забавной, комической, сатирической форме, также часто берущей начало в культе, выражаются идеи праздника. Забава, игра, состязание имеют цель придать блеск праздничному дню, сделать его привлекательным, сообщить участникам состояние радостного возбуждения, служить празднику.

Одновременно превращение праздника лишь в фольклорное зрелище может быть связано с утратой его смысла в общественном сознании, что может привести к отмене праздника. К тому же то, что в одной ментальной системе несет одну семантическую нагрузку, в другой системе может обратиться в свою противоположность. Выявить первоначальный смысл праздника позволяет иногда исследование, проведенное по правилам семиотики. С помощью семиотического анализа жестов, нарядов, обрядов и так далее ученые неоднократно пытаются реконструировать генетическую основу праздника.

Праздники - это не просто сохранение прошлых этапов развития культуры в новых условиях, это препятствие окостенению наличной, современной культуры, то есть тренировка способности к мобильному и неоднозначному, объемному видению мира. Поэтому полноценное знание и понимание праздника невозможно без изучения его истоков.

Таким образом, культура не возрождается сама, мир человеческих ценностей необходимо возобновлять и перестраивать постоянными усилиями людей. Поэтому важны механизмы обновления, напоминания, осознания ценностей, интеграции вокруг них членов сообщества благодаря коллективному действию.

В прошлом праздник - это один из главных источников творчества, двигатель развития культуры. Будний день, даже при наилучшей его организации не заменит эту творческую функцию праздника. Отмирание праздника в обществе обедняет значительную часть почвы, на которой тысячелетиями расцветает культура.

Относительно развития личности, опыт участия в празднике - это что-то уникальное, неповторимое. Пожалуй, никогда человек не перестанет ощущать потребность в том промежуточном состоянии между реальной и идеальной действительностью, причастностью к сакральному, которое всегда несет в себе праздник.

Федеральное государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования

«Челябинская государственная академия культуры и искусств»

Л. Н. Лазарева

История и теория праздников

Учебное пособие

Рекомендовано УМО высших учебных заведений Российской Федерации по образованию в области народной культуры, социально-культурной деятельности и информационных ресурсов в качестве учебного пособия для студентов высших учебных заведений, обучающихся по специальности 070209 «Режиссура театрализованных представлений и праздников»

Челябинск

Л. Н. Лазарева

УДК 793.3 ББК 63.5я73

Лазарева, Л. Н. История и теория праздников: учеб. пособие / Л. Н. Лазарева; Челяб. гос. акад. культуры и искусств. – 3-е изд., испр. и доп. – Челябинск, 2010. – 251 с.

ISBN 978-5-94839-2677

В работе освещается праздник как знак культуры и знаки в празднике; историческая детерминанта форм и содержания праздничной культуры, обусловленная характером базисных ценностей; основные движущие силы праздничной деятельности в конкретные исторические промежутки; формирование мировой «копилки» художественно-выразительного языка праздника; вопросы жизнедеятельности праздника в современных условиях.

Рецензенты:

Шаронина М. Г.,

кандидат педагогических наук, профессор Челябинской государственной академии культуры и искусств,

заслуженный работник высшего профессионального образования;

Вольфович Т. В.,

кандидат культурологии, доцент кафедры искусствоведения и культурологии

Южно-Уральского государственного университета

Печатается по решению редакционно-издательского совета ЧГАКИ

Введение ………………………………………………………………..……
Часть 1. ПРАЗДНИК И КУЛЬТУРА……..………
Тема 1. Определение праздника. Проблемы терминологии.
Место праздника в тексте культуры ……………………..………..
Тема 2. Обзор научных концепций происхождения праздника.. …………
Часть 2. РУССКИЕ ОБРЯДОВЫЕ ПРАЗДНИКИ……..
Раздел 1. Календарно-обрядовые праздники……………….………….
Тема 3. История изучения календарных обычаев и обрядов …...…………
Тема 4. Русский праздничный календарь …………………………………..
Кузьминки (Кузьмодемьянки) – праздник встречи зимы... …….
Колядки, Святки – праздник солнцеворота ………………..…......
Масленица – проводы зимы ………………………………...……..
Встреча весны ………………………………………………..…….. 40
Аграрные обряды, приуроченные к Великому посту ……..……..
Велик день (в церковном календаре – Пасха) ……………..……..
Праздник Красной горки …………………………………………..
Радуница (Радоница) – день поминовения умерших ……..……..
Егорьев день (Юрьев день) – праздник наступления
настоящего весеннего тепла ………………………………...……..
Первое мая – праздник конца весны, начала лета ………...……..
Праздник стрелы ………...…………...…………...…………...…...
Семик (зеленые святки, четверток, праздник русской березки) –
праздник весенне-летнего календарного периода ………………
Праздник Ярилы ……………………………………………..……
Иван Купала (Иванов день, Ярилин день) – праздник
летнего солнцестояния ……………………………………...……
Петров день (Петровки) – праздник проводов весны ……..……
Праздник жатвы (Оспожинки, Госпожинки, Осенины) …..……
Тема 5. Морфология календарного праздника …………………...………
Знак пространства …………………………………………...……
Знак времени ………………………………………………………
Солярный знак ……………………………………………….……
Знак огня ……………………………………………………..……
Знак воды …………………………………………………….……
Знак растительности ………………………………………...……
Знак ритуальной пищи ……………………………………………
Знак даров и жертв …………………………………………..……
Знак культа предков ………………………………………………
Знак маскирования и ряженья ……………………………………
Знак гаданий и примет ……………………………………………
Знак эротических действ …………………………………………
Знак смеха …………………………………………………………
Тема 6. Архаичный (обрядовый) праздник как текст культуры………….

Л. Н. Лазарева

Раздел 2. Христианско-обрядовые праздники……………...…………
Тема 7. Православный обрядово-праздничный календарь …….………...
Рождество Христово ………………………………………...……
Крещение Господне (Богоявление) ………………………...……
Сретенье Господне (Громницы) …………………………………
Благовещенье ………………………………………………..……
Вход Господен в Иерусалим (Вербное воскресенье) ……..……
Пасха (Христов день, Великдень) ………………………….……
Вознесение (Вознесеньев день, Ушествие) ………………..……
Троица (Пятидесятница, День сошествия Святого Духа
на апостолов) ………………………………………………………
Преображение (Второй Спас, Второй Калинник, Спас на Горе,
Яблочный Спас) ……………………………………………………
Успенье Богородицы (Первая Пречистая, Госпожа Первая,
Дожинки, первые Осенины) …………………………...…………
Рождество Богородицы (Вторая Пречистая, Госпожа
Вторая, Аспосов день, вторые Осенины, Луков день,
Поднесеньев день) …………………………………………..……..
Воздвиженье (капустки) …………………………………….…….. 124
Введение ……………………………………………………..……..
Тема 8. Соотношение народных и церковных праздников ……..…………
Раздел 3. Семейно-обрядовые праздники…………………..…………..
Тема 9. Родильно-крестильные обряды …………………………...………
Тема 10. Свадебный обряд. Знаковый мир русской свадьбы …..…………
Тема 11. Похоронные обрядовые действа …………………………………
Часть 3. ПРАЗДНИК И ИСТОРИЯ……..………
Раздел 1. Праздники древнего мира ……………………………………..
Тема 12. Праздничный календарь Древней Греции ……………..………...
Тема 13. Праздники и зрелища Древнего Рима …………………..………..
Раздел 2. Праздники эпохи средневековья ……………………………..
Тема 14. Праздничный мир эпохи средневековья в Западной Европе …...
Тема15. ПраздничныйплощаднойтеатрсредневековойРоссииX – XVII вв. …
Раздел 3. Русские праздники в период от преобразований Петра I
до социальных революций XVIII – начала ХХ вв. …………..
Тема 16. Массовые праздничные действа эпохи Петра I (1672–1725 гг.).
Новое «лицо» праздничного календаря…………………………..
Тема 17. Русские народные праздники, увеселения и зрелища
конца XVIII – начала ХХ вв. ……………………………..………
Раздел 4. Праздник и революция. Характер праздничного календаря
времен социальных революций ………………………………
Тема 18. Празднества Великой Французской революции
(1789–1794 гг.) ………………………………………………..……
Тема 19. Праздники Великой Октябрьской социалистической
революции (1917 г.): тематическое и жанровое многообразие …

Историяитеорияпраздников

Раздел 5. Праздники в Советском Союзе ………………………………. 213

Тема 20. Праздничная культура в советской стране в предвоенные годы (1920–1940 гг.) ……………………..……… 213

Тема 21. Советские массовые празднества в послевоенный период (1945–1985 гг.) ……………………………………...……. 218

Раздел 6. Праздник и современность ……………………………………. 222

Тема 22. Развитие праздничной культуры в годы перестройки и постсоветский период (1985–2000 гг.) ………………………... 222

Тема 23. Научные концепции современного праздника ………...………... 227

Приложения ……………………………………..…………………………... 235Приложение 1. Тематический план ……………………………………….. 236

Приложение 2. Русский праздничный календарь…………………………. 239Приложение 3. Круглый год праздничного календаря…...…...…...…...….. 240

Приложение 4. Великий пост………………………………………………. 246

Приложение 5. Соотношение народных и православных праздников…... 249Приложение 6. Праздники солнцеворотов и равноденствий и знаки соответствующие им………………………………………………………… 251

ВВЕДЕНИЕ

Каждое деяние человека уникально и самобытно, если озарено мыслью и одухотворено талантом. Праздник – подтверждение тому. Являясь результатом осмысления человечеством самого себя в рамках реального бытия, праздник создает портрет общества каждой эпохи. Он отражает всю систему эстетических, нравственных, этических, религиозных критериев общества, накопленных в историческом беге времени.

Россия нынешнего столетия, как никакая другая страна, переживает ситуацию выбора дороги. Будущее страны, в первую очередь, определяется состоянием духа нации, уровнем ее культуры, одной из форм проявления которой является праздник.

Каков праздник – таково общество, каково общество – таков и праздник. Эта взаимосвязь обусловлена генетической «спайкой» этих двух явлений и проиллюстрирована самим ходом истории культуры. Каждая эпоха создает свою систему мировоззрения, которая реализуется в конкретных формах праздничной деятельности.

Социально- экономические потрясения в государственном пространстве обуславливают перекодировку праздничных форм и направлений, изменение праздничного календаря. Одни праздники уходят в прошлое (иногда этому содействуют государственные акты), другие меняют смысловое поле, третьи по законам эволюции превращаются в зрелище, игру, потеху. Появляются новые праздники, обслуживающие эстетические вкусы формирующихся новых классов и социальных групп.

Знание методологических основ празднования, закономерностей развития праздничной культуры, лучшего исторического опыта создания «праздничного мира» поможет будущим специалистам овладеть «механизмом» праздничной индустрии.

Учебное пособие по курсу «История и теория праздников» предназначено для студентов специализации «Режиссура театрализованных представлений и праздников». Оно состоит из трех частей, внутри которых материал сгруппирован по разделам и темам. Порядок расположения материала продиктован использованием историко- хронологического метода применительно к обширной временной парадигме (от эпохи неолита до наших дней) и пространственными параметрами (Россия и Европа). Поэтому тематический вектор праздничных форм закономерно повторяет ис-

Историяитеорияпраздников

торическую схему: первобытнообщинный строй, античность, средневековье, Возрождение, новое время, современность. Кроме того, в некоторых случаях даются либо краткие, либо развернутые комментарии.

В пособии одни темы, хорошо представленные в научной литературе, освещаются контурно, в перечислительно-назывной форме акцентируются опорные явления праздничной культуры. Другие темы представлены подробнее в силу нескольких причин. Это могут быть темы, неизвестные в общих вузовских курсах – «Морфология праздника», «Знаковый мир праздничной культуры», либо темы, опирающиеся на малодоступную литературу или слабо исследованную проблему.

Теоретические (методологические) и исторические аспекты праздничной деятельности представлены двойственной структурой построения материала. Теоретические положения предваряют и заканчивают пособие, они определяют суть каждой части и каждой главы, создавая «сплав» теории и реальной практики.

В пособии использован научный и эмпирический опыт культурологии, истории культуры, этнологии, семиотики, режиссуры, сценарного мастерства.

Основная цель пособия – помочь студенту сформировать научные знания об институте праздника в синхронно- диахронном аспекте как уникальном знаке культуры.

Задача курса: дать возможность студентам овладеть знаковым миром праздника (временем, пространством, различными кодами действования: вербальным, акциональным, кинетическим), усвоить классификационные единицы праздничного комплекса (структурно- типологический срез); выявить основные режиссерские приемы и ходы организации поведения праздничной общности, апробированные историческим опытом разных народов; овладеть художественным репертуаром праздничной деятельности (обрядовыми песнями, игровыми действиями, хороводами, кадрилями, те- атрально- зрелищными сценками, гаданиями и т. п.).

Основные формы занятий: лекции, семинары, фольклорно- игровой тренинг, учебная конференция.

Курс состоит из 196 часов, из них 136 часов – лекционных, 40 часов – семинарских; тренинговые занятия проходят в часы лекций и семинаров, учебные конференции организуются за счет семинарских часов (тематический план курса см. в прил. 1 ).

Часть 1. Праздник и культура

Тема 1. Определение праздника. Проблемы терминологии. Место праздника в тексте культуры

Праздник жизни

А. С. Пушкин

Термин «праздник» и его эквиваленты в разных языках принадлежат к словарному фонду повседневной речи и употребляются часто для характеристики эмоциональных состояний (праздник чувств, эмоций, души, сердца), т. е. выступают подчас как термины «служебного» характера.

Научная литература сформировала достаточно огромную определительную базу этого феномена культуры: 1. В древнееврейском языке первоначальное название праздника – «хач» («хачать» – танцевать). Специалисты связывают его происхождение с праздничной церемонией, совершаемой в плясовом ритме вокруг алтаря; последующее древнееврейское название – «моэд» – урочный час, ныне употребляется термин «йом-тов». 2. В латинском языке два термина: feriae – праздничные дни, каникулы, дни отдыха, а также festum – праздник, торжество, праздничный день (иначе «освященное место»). 3. Во французском языке слово «праздник» имеет три значения: особый день, посвященный культу религиозных церемоний; публичные развлечения, устраиваемые по какому-либо чрезвычайному поводу, вовсе не имеющие религиозного характера; удовольствия, житейские радости, счастье. 4. В «Социологическом словаре», выпущенном в ФРГ в конце шестидесятых годов XX в., празднику соответствуют два термина – Fest (собственно праздник) и Feier (торжество). Праздник (das Fest) – более всестороннее и обширное явление, праздничное торжество (die Feier) – более сориентированное и определенное. 5. «Новый лексикон», изданный в Германии в 1969 г., дает такое определение праздника – это «изъятые из повседневности, учрежденные, согласно правилам, общественные события торжественного характера в свободное от работы время, первоначально тесно связанные с культом; часть и выражение организованной и институциализированной жизни общества, классов, групп и слоев, зависящей от способа производства». 6.«Словарь гумани-

Историяитеорияпраздников

тарных наук» (Париж, 1972 г.) дает следующее истолкование термина: «праздник» – это «момент социокультурной динамики, когда сообщество развлекательным (игровым) способом подтверждает свойственные ему общественные и культурные отношения. Праздник создается вокруг особого мифического сюжета и организует если не беспорядок, то по меньшей мере нарушение порядка, чтобы получить или укрепить в общественном сознании согласие на требуемый порядок. Праздник – это главным образом символическая игра, которая реориентирует практику в направлении мифа, предлагающего ей смысл. Праздник ценен постольку, поскольку для группы имеют ценность применяемая в этом случае символика и вызванное ею лицо».

Определение праздника в толковых словарях: 1. Энциклопедический словарь русского библиографического общества «Гранат» (1897 г.) дает определение только в связи с религиозными мотивами. 2. Ф. А. Брокгауз и А. И. Ефрон уже различали религиозные и светские праздники (1898 г.). 3. В. И. Даль вывел понятие «праздник» от прилагательного «праздный», означающего «не занятый», «пустой», «порожний» (если речь идет о месте) и «праздное время» – период, когда не нужно работать, когда можно быть праздным (если речь идет о времени). 4. М.Фасмер считает, что понятие «праздный» заимствовано из исконно древнеславянского «праздь», означающего безделье, отдых (1964 г.). Но в современном языке смысловое значение понятия «праздник» отделилось от понятия «праздный», которое многие авторы толкуют как бесцельный, бессодержательный. 5. Д. Н. Ушаков, С. И. Ожегов, авторы словарей русского языка, гораздо шире понимают функционирование праздников, однако и они связывают праздники с определенными днями. 6. Л.В.Успенский в этимологическом словаре «Почему не иначе» определяет праздник в соответствии со старославянским «праздный» в значении «порожний», «пустой» от работ, ничем не заполненный, кроме отдыха. 7. Энциклопедия «Мифы народов мира» – как «временной отрезок, обладающий особой связью со сферой сакрального, предполагающий максимальную причастность к этой сфере всех участвующих в празднике и отмечаемый как некое институциализированное действо». Противопоставление праздник – будни – является ключевым и определяющим.

Понятие «праздник» в определении ученых: 1. И. М.Снегирев (1837 г.): «Праздник есть антитеза будней с их трудом и заботами; это

Л. Н. Лазарева

проявление особой, празднично-свободной жизни, отличной от жизни будничной, каждодневной… Самое слово праздник выражает упразднение, свободу от будничных трудов, соединенную с весельем и радостью. Праздник есть свободное время, обряд – знаменательное действие, приятный способ совершения торжественных действий; последний содержится в первом». 2. Д. М. Генкин (1972 г.): «Праздник – это гибкая педагогическая система, позволяющая наблюдать процесс педагогического воздействия». 3. Казимеж Жигульский (1985 г.): «Праздник семантически связан и со свободным временем, временем праздности, отдыха и с радостью, весельем, с определенным ритуалом, танцем, приемом, торжеством. Он связан с религиозным культом и с важными датами истории народа и государства, с трудовым правом и организацией производства, наконец, с традициями социальных движений, с их стремлениями, лозунгами, торжествами и демонстрациями в определенные дни». 4. М. М. Бахтин (1965 г.): «Праздник – есть первичная форма человеческой культуры». 5. А. И. Мазаев (1978 г.): «Праздник есть свободная жизнедеятельность, протекающая в чувственно-обозримых границах места и времени и посредством живого контакта людей, собравшихся добровольно. Праздник – это локализация свободного общения в определенных границах места и времени». 6. Л. С. Лаптева (1975г.): «Праздник – это традиционная народная форма отдыха; это удовлетворение естественной для человека потребности в массовом общении, причем в обстановке, отличительной чертой которой является мажорность; это вид народного творчества, в котором перекликаются и сочетаются в новом художественном и смысловом качестве все виды и жанры искусства». 7. А. В. Бенифанд (1986 г.): «Праздник связан с обществом в целом, с его социальными, политическими и духовными процессами… Типу способа производства в обществе соответствует определенный исторический тип праздника. Смена типа праздника определяется сменой способа производства». 8. Возможно и такое определение: «Праздник – это духовно-практическая деятельность, опирающаяся на систему ценностей, апробированных межпоколенным общением людей и протекающая в сакральном времени и пространстве, свободно, в соответствии с регламентом праздничного кодекса».

Соотношение основных понятий, связанных с праздником: традиция, обычай, обряд, церемония, ритуал. Предположительную взаимосвязь см. на схеме 1.

Введение

2 Русские праздники: история и современность

2.2 Рождество

2.3 Новый год

2.4 День Победы

2.5 Семейные праздники

2.6 Влияние праздника на личность человека

Заключение

Библиографический список

Введение

Актуальность исследования. В жизни каждого человека праздник играет особую роль, которую нельзя отрицать и значение праздников очень велико и для старшего, и для младшего поколения.

Развитие культуры не только не снимает, но еще более актуализирует вопрос о смысле праздника и его сущности. Современная праздничная культура представляет причудливый симбиоз различных типов и жанров праздника. Праздничный текст произвольно составлен из наслоений различных семиотических систем: широко используются идеи и маскарадной, и карнавальной культур, и традиция ряженья, частушки, балалайка и т. п. Праздничная стихия сочетает в себе элементы как христианских (Рождество, Пасха и др.), так и дохристианских языческих праздников (Масленица, День Ив. Купалы), обломки "советских" обычаев и обрядов (1 мая, 7 ноября) и принципиально новые формы (кинофестивали, презентации, шоу и т. п.).

Наряду с этим расширяются контакты с ранее незнакомыми обычаями и традициями, что нашло выражение в праздновании Татьяниного дня, Дня Св. Валентина, Хэллоуина, католического Рождества. Разнообразие на рынке "праздничного предложения" свидетельствует о том, что праздник ищет новые механизмы для своей реализации и может рассматриваться как следующий этап его эволюции, а, следовательно, и как новая эра в его осмыслении.

Степень научной разработанности проблемы. Проблема праздника не является новой. Многоаспектность содержания данного феномена отражает степень его изученности. Праздник не раз являлся объектом изучения таких наук, как социология, этнография, фольклористика, философия, искусствоведение. В исследованиях философов и теоретиков культуры праздник рассматривался по следующим проблемам: праздник и культура (М. М. Бахтин, А. Я. Гуревич, В. В. Иванов); праздник и игра (Й. Хейзинга); праздник и смеховая культура (М. М. Бахтин, Д. С. Лихачев, Ю. М. Лотман, А. М. Панченко, В. Я. Пропп, Б. А. Успенский). Помимо исследуемых проблем данные работы содержат ряд методологических выводов и обобщений, с позиций которых ведется изучение праздника. Из теоретических работ выделяется обширный пласт литературы социологического характера, где праздник определяется как общественный институт, отражающий уклад жизни, сферу идеалов, традиции (Я. П. Белоусов, А. В. Бенифанд, К. Жигульский, А. А. Руднев, Д. М. Угринович и др.). В рамках данного направления можно выделить работу А. И. Мазаева

"Праздник как социально-художественное явление. Опыт историко-теоретического исследования", которая представляет собой наиболее комплексное исследование феномена. В социальной педагогике праздник рассматривается как тип социальной связи, с целью эффективного воздействия на личность (Д. М. Генкин, А. А. Конович, Л. С. Лаптева, Е. В. Руденский, В. Г. Шабалин). Исследование социологии культурных форм, реконструкция различных видов праздников в городской культуре нашли отражение в работах А. М. Конечного, А. Г. Левинсона, А. Ф. Некрыловой, О. В. Немиро. В этнографической науке праздник, с одной стороны, предстает как ретранслятор и аккумулятор национальных традиций, обрядов, обычаев (А. К. Байбурин, Т. Я. Бернштам, М. М. Громыко, В. И. Чичеров и др.), с другой стороны, исследователи акцентируют внимание на архаических особенностях праздника (А. С. Абрамян, В. Я. Пропп, С. Токарев, В. Н. Топоров).

В культурологических исследованиях, число которых стремительно увеличивается за последнее время, разработка проблем праздника осуществляется по следующим направлениям: карнавальная культура (на примере западноевропейского средневековья) М. М. Бахтин, В. П. Даркевич, М. Ю. Реутин; типология карнавальной и маскарадной культур в литературных текстах (А. Л. и А. С. Гринштейн); роль праздничной традиции в нравственном и эстетическом формировании личности (В. П. Исаенко, И. В. Колинько); праздник в дворянской культуре, где праздник предстает как часть бытовой или развлекательной (досуговой) культуры (Б. Р. Егоров, Ю. М. Лотман, В. С. Турчин, Н. А. Хренов). Следует отметить некоторые частные проблемы, по которым ведется изучение: тоталитарный праздник (А. В. Захаров, А. И. Щербинин); первобытный праздник (А. Ф. Еремеев); попытка философского анализа христианских праздников (Е. Б. Рашковский).

Различные культурные преломления праздника исследовались в проблемном поле провинциальной культуры (Е. Я. Бурлина, Н. И. Воронина, И. В. Чванов). Отдельные аспекты праздника затрагиваются в связи с проблемой менталитета как в работах философов (В. К. Кантор), так и психологов (К. Касьянова).

Таким образом, накоплен обширный исследовательский материал, тем не менее, многогранность данной проблемы позволяет выделить новые аспекты изучения праздника. В культурологии научные изыскания ведутся в основном по частным проблемам, что не снимает вопрос об актуальности теоретического исследования. Недостаточно разработана проблема праздника в российском историко-культурном пространстве, не прослежена специфика его ментальных особенностей.

Цель дипломной работы - рассмотреть феномен праздника в пространстве отечественной культуры, как на общетеоретическом, так и на исторически конкретном уровнях.

Рассмотреть происхождение и сущность праздников;

Изучить классификацию и типологию праздников;

Выяснить роль и место праздника в динамике общественной и культурной жизни;

Проанализировать русские праздники: Пасха, Рождество, Новый год, День Победы и семейные праздники;

Провести исследование места и роли праздника в жизни людей г. Тамбова;

Выяснить перспективы развития праздников в России.

Объектом исследования выступает праздник как феномен культуры.

Предметом - диалектика исторической динамики праздника в русской культуре.

Методологическая база исследования. Для понимания рассматриваемой проблемы теоретико-методологическим основанием стали труды М. М. Бахтина, А. Я. Гуревича, Д. С. Лихачева, Ю. М. Лотмана, Й. Хейзинги, раскрывающие разнообразные методологические аспекты теории праздника.

Методологическое значение для понимания проблемы имели общетеоретические исследования Н. А. Бердяева, Н. И. Ворониной, Г. Д. Гачева, И. А. Ильина, В. К. Кантора, К. Касьяновой, И. В. Кондакова, Н. О. Лосского, X. О. Ортеги - и - Гассета, В. В. Розанова, Э. В. Соколова, Г. П. Федотова.

В дипломной работе использованы следующие методы, обусловленные спецификой данной работы: структурно-функциональный метод, на базе которого определяется сущностное содержание праздника, его составляющие компоненты, механизмы функционирования; сравнительно-исторический метод, позволяющий представить праздник в конкретных исторических формах; интегративный метод, позволяющий применить знания, полученные различными науками к задачам, поставленным в настоящем исследовании.

Научная новизна исследования. Осмысление феномена праздника в культурологическом пространстве позволило привести типологию праздников, которую диктует историческое развитие общества.

Существуют такие функциональные особенности праздника, по-разному проявляющееся, как в различные исторические периоды, так и в различных социокультурных ситуациях.

1 История и возникновение праздников

1.1 Происхождение и сущность праздников

Следы праздников можно встретить в древнейших дошедших до нас письменных источниках, которые известны современной науке: в египетских и шумерских текстах. Нет сомнения, что празднование имело место еще в доисторические времена: на это указывают как содержание древних мифов, так и данные, собранные археологами, свидетельства о совершении церемоний, ритуалов, торжеств, которыми повсеместно сопровождались праздники. К таким весьма древним праздникам, несомненно, относятся праздники, связанные с культом животных, восходящие к временам складывания тотемистических представлений. Примером подобного культа, относящегося к праистории религии, является культ медведя, прослеживаемый еще в эпоху позднего палеолита (приблизительно от 40 до 14 тыс. лет до н. э.) в так называемой ориньякской культуре. 0 нем свидетельствуют захоронения костей пещерных медведей по образцу человеческих захоронений; они обнаружены, между прочим, и на польских землях в одной из пещер в Силезии. Человек палеолита, как пишет современный историк религии, "верит при этом, что способствует таким путем возрождению этого ценного промыслового зверя, употребляя прием анимистической магии воплощения и совершая искупление убийства медведя и употребления его в пищу".

Культ медведя был распространен во всем северном полушарии. Мы обнаруживаем его в Скандинавии и на Аляске, у лапландцев и финнов, у айнов древних жителей северной Японии, и североамериканских индейцев. Легенды, которые сохранились со времен викингов, гласят, что заключались браки между медведем и женщиной; на протяжении столетий в Скандинавии существовало табу для женщина на медвежье мясо. Лапландцы еще в XVII и XVIII вв. устраивали убитым на охоте медведям торжественные похороны. Такие действия лапландцев объяснялись уходящим в глубокую древность убеждением в том, что медведь — если его соответствующим образом похоронить — воскреснет и на него снова можно будет охотиться. Скандинавские ученые, которые в XVII и XVIII вв. зафиксировали эти мнения, сожалели по поводу слабой приверженности лапландцев к христианству, ибо, не сомневаясь в воскресении медведя, они в то же время сомневались в собственном воскресении. Исследования советских этнографов свидетельствуют о том, что культ медведя и Медвежьи праздники и сейчас бытуют среди немногочисленных коренных жителей Сибири. Обратимся к одному из таких свидетельств.

У народов Севера встречаются также тотемистические представления и магические верования.

Много суеверных представлений на Севере связано с культом медведя. Ненцы, например, избегают произносить само слово "медведь" (по-ненецки: варк); зубы медведя, куски его шкуры, когти используются как амулеты. Медведь почитается и другими народами Севера.

Удачная охота на медведя у хантов и манси до сих пор часто отмечается особыми церемониями — медвежьими плясками (Медвежьим праздником). На этот праздник прибывают родственники и знакомые охотника даже из соседних населенных пунктов. Голова зверя вместе со шкурой помещается в угол комнаты, и около нее ставится угощение для убитого медведя. Праздник продолжается в течение нескольких дней, главным образом в ночное время. Он сопровождается песнями и плясками, часть которых носит ярко выраженный ритуальный характер. Медведь изображается как сын бога, упавший с неба и обросший шерстью. Медведя стараются "убедить" не обижаться за то, что его убили. Как и многие другие религиозные праздники, этот, отмечаемый к тому же в неопределенное время, продолжается несколько дней, отвлекает людей от работы.

Однако не все в Медвежьем празднике носит религиозный характер. Под религиозной оболочкой в нем проявляется также и народное творчество хантов и манси. Наряду с ритуальными танцами есть также шуточные, бытовые. Во время праздника исполняется, например, женский танец "сбор черемухи", один из наиболее красивых танцев народов Севера. Эти элементы народного творчества народов Севера необходимо отличать от ритуала и относиться к ним бережно, как к национальному искусству.

Приведенное здесь описание советских этнографов имеет существенное значение для наших выводов. Оно говорит прежде всего о несомненном постоянстве, традиции праздника, уходящего своими истоками в каменный век, но до сих пор все еще отмечаемого. Попытаемся проанализировать этот праздник с социологической точки зрения.

Его происхождение связано с первобытным типом организации общества, с группой охотников, занимающихся промыслом такого опасного зверя, как медведь, в трудных условиях Севера. Подобный промысел, от результатов которого зависит существование охотников, связан с риском, успех его не гарантирован. Более того — если даже удастся убить медведя, неизвестно, будет ли успешной следующая охота. Поэтому удачный промысел вызывает потребность почтить, как-то отметить этот всегда необычный момент, рождает потребность в празднике.

Возвращение с добычей — это праздник для целой общности; родственники и друзья, которых уведомляют об удаче, также принимают участие в торжестве. Удачная охота приносит обильную еду — мясо и богатство, каковым является медвежья шкура. Праздник дает повод для угощения, для радости. Но его церемониал сложен: это не только общая радость, но и совместный обряд, который должен отдалить возможные последствия совершившегося, опасные для охотника, и помочь преодолеть тот страх, который сопутствует удачной охоте. Убийством медведя был нарушен порядок мироздания, и праздник — посредством магических приемов — должен его заново восстановить. Медведь — это часть мироздания, сын божества небесного происхождения, только в облике зверя. Следовательно, его нужно умолить, принести ему жертву, почтить плясками ночью при звездах, с которых он, как сверхъестественное существо, прибыл: тысячелетия в северной части неба ярко сияет созвездие, именуемое "Большой Медведицей".

Пляски во время праздника воспроизводят в форме художественного зрелища событие, которое является поводом к празднованию, они традиционны, приобрели ритуальный характер, имеют магический, религиозный смысл. Во время праздника охотники радуются и успокаиваются, они убеждены, что благодаря ритуальным действиям восстанавливается порядок мироздания, частью которого они являются, от которого зависят, но который могут с роковыми для себя последствиями нарушить. У медведя — существа естественного и одновременно сверхъестественного — они попросили прощения, и это гарантирует очередную удачу на охоте.

Для сибирских таежных охотников анализируемый в данном случае праздник — это в своей глубочайшей сущности институт, необходимый для поддержания порядка во Вселенной, такого, с которым они сталкиваются в своей повседневной борьбе за существование, и такого, который они себе представляют в форме религиозного мифа. Магические действия, лежащие в основе первобытного праздника, давали людям убежденность в том, что можно оказать существенное влияние на окружающую их действительность, на силы природы и сверхъестественные силы, от которых, как они верили, зависела их судьба. Эта вера и своеобразные познания в области магических процедур, которые трактовались зачастую как таинственное совместное участие в праздничных обрядах, всегда выполняли также и роль интегрирующего группу фактора. Но в описаниях этнографов легко вместе с тем найти несомненно более поздние элементы праздника: пляски, не связанные с охотой на медведя, веселые по содержанию и образные, не имеющие ритуального значения. С таким постепенным обогащением праздничного обычая элементами, далекими от его первоначального смысла, мы неоднократно встретимся в ходе наших рассуждений, в особенности тогда, когда речь пойдет об исторических изменениях праздников.

Медвежий праздник в Сибири не приурочен к постоянной дате: это связано с тем, что нельзя предвидеть время, когда произойдет главное событие — удачная охота на животного. Но поскольку охотники должны заниматься промыслом, чтобы обеспечить свое существование, такой праздник является, в сущности, периодическим, хотя отмечается он нерегулярно; каждый убитый медведь должен быть почтен, во всяком случае на протяжении того времени, пока среди охотников удерживаются эти примитивные верования. Такие верования и праздники порождают в наше время конфликтные ситуации; когда группы людей, продолжающие соблюдать давние обычаи, становятся частью социального организма, подчиненного единой трудовой дисциплине, тогда празднества, длящиеся несколько дней, эту дисциплину неминуемо нарушают. Здесь мы опять столкнулись с фактом, с которым будем много раз встречаться в ходе нашего анализа, — с противоречием между требованиями современного разумно спланированного хозяйствования, основанного на рационалистическом мировосприятии и утилитарных предпосылках деятельности, и традициями праздника, эту рациональность нарушающими.

Но пока группа людей (в данном случае практикующая культ медведя) рассматривает свои верования как высшую ценность, как основу своих представлений о мире, потребность в празднике продолжает существовать и удовлетворяться.

Разумеется, ритуал праздника, церемонии, обряды становятся в этом случае вторичными ценностями, удовлетворяют эмоциональные и интеллектуальные потребности, связанные с торжеством: создают настроение, дают участникам возможность выразить себя, воспроизводят в драматизированной зрелищной форме важное событие и его последствия, смысл.

Сибирский Медвежий праздник — праздник, как уже подчеркивалось, нерегулярный, отмечаемый в зависимости от охоты и ее успешного исхода, причем промысел на медведя ведется как летом, так и зимой, когда охотники выгоняют зверя из его заранее ими выслеженной зимней берлоги.

Очередным примером, на котором мы остановимся, будут праздники, а точнее, целые периоды праздничного времени, которые связаны с сезонными переменами, обусловленными сменой времен года, то есть циклом вращения Земли вокруг Солнца. И на этот раз мы воспользуемся данными из жизни народов Севера, в основе существования которых лежат занятия охотой и рыболовством. Описание, которое мы приведем, касается жизни эскимосов и является результатом научных наблюдений, сделанных в XIX в. М. Моссом и использованных им в опубликованном в 1905 г. очерке о сезонных изменениях эскимосского обществах. Эскимосы в тот период пользовались примитивной техникой охоты и рыболовства, что вынуждало их приспосабливаться к образу жизни соответствующего животного; летом они рассеивались из поселения, а на зиму вновь собирались в одно место. Таким образом, вся жизнь эскимосов укладывается в две резко отличные друг от друга фазы: летнюю и зимнюю. Одним словом, — пишет Мосс, — если лето в почти неограниченной степени расширяет территорию, открытую для охоты и ловли, то зима ограничивает ее до минимума. Именно это чередование проявляется в ритме сбора и рассеивания эскимосов, который правит этой морфологической организацией. Население собирается и рассеивается, подобно зверям. Движение, которым оживляется общество, синхронизировано с движением окружающей жизни.

Сезонные изменения жизни находят свое отражение в религии эскимосов и полнее всего выражаются именно в праздниках. Приведем более обширный фрагмент той части описания, где наглядно демонстрируется происхождение сезонных цикличных праздников, составляющих чрезвычайно распространенную, древнюю и важную категорию праздничных дней: религия эскимосов подчинена тому же самому ритму, что и их организация. У них имеется, если можно так сказать, религия летняя и религия зимняя, а вернее, летом вообще нет религии. Единственным практикуемым в это время культом является приватный, домашний культ: все сводится к обрядам, связанным с рождением и смертью, а также к соблюдению нескольких запретов. Все мифы, которые, как мы позже увидим, зимой заполняют сознание эскимосов, летом кажутся забытыми. Жизнь словно бы подвергается обмирщению. Даже магия, считающаяся обычно сугубо частным занятием, выступает только как достаточно примитивные лекарские познания; вся ее обрядность сводится к минимуму.

Зато в зимнем жилище эскимосы живут в состоянии постоянного религиозного возбуждения. Зима - это время, когда мифы и предания передаются от одного поколения к другому. Самое незначительное событие требует более или менее торжественного участия шаманов. Самый маловажный запрет отменяется только в ходе публичных торжеств и визитов, наносимых всему сообществу. Постоянно проводятся эффектные публичные сеансы шаманских заклинаний с тем, чтобы предотвратить голод, который угрожает группе, особенно в период от марта до мая, когда запасы продуктов питания либо уже иссякли, либо находятся на исходе, а зверь попадается редко. Словом, всю зимнюю жизнь можно представить себе как один долгий праздник... Религиозное сознание группы доводится до такой степени пароксизма, что во многих эскимосских сообществах религиозные провинности становятся предметом необычайно строгого надзора в это время; всякого рода общие бедствия, как, например, чрезмерно затянувшаяся пурга, уход зверей, неожиданный ледоход и т. д., приписываются нарушению какого-либо обрядового запрета. Это нарушение подлежит публичной огласке, чтобы можно было противодействовать его последствиям. Обычай публичного покаяния хорошо демонстрирует тот сакральный характер, которым зимой насыщена вся жизнь общества.

Религиозная жизнь зимой не только интенсивна, но и обнаруживает сверх того одну весьма примечательную особенность, которая говорит о контрасте между нею и жизнью летом: она является исключительно коллективной. Говоря так, мы хотим выразить нечто большее, нежели констатацию того факта, что праздники отмечаются совместно; для нас важно также и то, что в их ходе присущее членам общности ощущение самих себя и своего единства проявляется по-разному. Праздники коллективны не только в том смысле, что в них участвует множество собравшихся вместе личностей; они — достояние группы, и именно группа себя в них выражает. Об этом говорит уже тот факт, что праздники отмечаются в "кашиме". Именно "кашим" в разных его видоизменениях всегда является общественным местом, символизирующим единство группы. Это единство настолько крепко, что внутри "кашима" исчезают различия между отдельными семьями и домами; они утрачивают своеобразие и растворяются в общей массе... То же самое выражается в характере обстановки и обрядов, совершаемых во время данных праздников.

Все сказанное относится, в частности, и к "празднику пузырей", отмечаемому на Аляске. В его программу входят прежде всего многочисленные пляски в масках в присутствии всей группы, которая поет. Под конец праздника в море одновременно выбрасываются пузыри всех морских животных, убитых группой за целый год. Души животных, которые якобы в них пребывают, отправляются для нового вселения в самок тюленей и моржей. Таким образом зимнее стойбище как целостность посредством одного обряда обеспечивает себе постоянное поступление средств к существованию.

Другой праздник, имеющий свои аналогии на всей территории, населенной эскимосами, — это праздник, посвященный памяти умерших. Он состоит из двух частей. Начинается праздник с обращенной к душам умерших молитвы о том, чтобы каждая из них возжелала на время воплотиться в человека, носящего то же имя, что и умерший; такие лица имеются в каждом стойбище, ибо в силу обычая каждый только что родившийся ребенок всегда получает имя последнего из умерших. Затем преподносятся подарки тем из живых, кто носит одинаковое с умершими имя; все собравшиеся обмениваются друг с другом подарками, после чего отпускаются на волю души, которые оставляют свои "поселения" среди живых и возвращаются в мир умерших. Таким образом, в этот момент группа не только обретает свое единство, но и становится свидетелем того, как в ходе обряда образуется идеальная труппа, в состав которой входят все поколения, последовательно сменявшие друг друга с самых давних времен. Предки, как ближайшие, так и мифические, исторические, приходят к живым, чтобы смешаться с ними, в результате чего посредством обмена подарками образуется единая общность.

Аналогичное значение имеет праздник зимнего солнцестояния. У центральных и восточных эскимосов основной обряд заключается (во всяком случае, заключался) в том, чтобы одновременно погасить, а потом снова зажечь светильники, имеющиеся в стойбище. Если принять во внимание то, что все светильники, вероятно, зажигались от одного источника — огня, добытого с помощью трения, то окажется, что речь идет о своеобразном культе общего огня. Добавим, наконец, что все эти различные праздники везде и, всегда сопровождаются весьма существенными проявлениями сексуальной свободы...

С точки зрения нашего анализа соблюдавшиеся в течение сотен лет обычаи эскимосов недвусмысленно указывают на происхождение цикличного праздника; в своей наиболее древней и распространенной форме он является культурным приспособлением жизни общественной группы к природному циклу, от которого она полностью зависит. Эскимосы смотрят на эту зависимость с опасением, со страхом за свое существование, которое может оказаться под угрозой, если будет нарушен природный цикл: слишком долгой и суровой окажется зима, исчезнет зверь. Зависимость от природы обрекает эскимосов на вынужденное бездействие зимой; они почти не могут в это время предаваться основным своим занятиям — охоте, рыболовству — и должны жить запасами, которые к началу нового промысла иссякают, им грозит голод, если в положенное время не наступит весна, если снова не появится зверь. Убийство первого моржа означает начало новой, летней фазы цикла, и специальные гонцы разносят эту благую весть. Группа рассеивается, меняет образ жизни и обычаи. Зимняя фаза, фаза праздников — это фаза хозяйственного бездействия, временного отказа от основных занятий, период потребления запасов. Одновременно она является и фазой необычайно интенсивной коллективной культурной жизни. Ее глубокий смысл основан в первую очередь на стремлении обеспечить — посредством обрядов, ритуалов — гармоничное течение природного цикла жизни. Обряды приобретают магический характер, они призваны служить обеспечению экономического благополучия группы, обеспечению изобилия морского зверя.

Смысл эскимосского "праздника пузырей" аналогичен смыслу Медвежьего праздника в Сибири: группа посредством своих коллективных обрядовых действ, соответствующих ее анимистическому и тотемистическому мировосприятию, оберегает себя и одновременно интегрируется. Праздник — это культурное достояние группы, подтверждение ее единства как в верованиях, так и на практике. Наконец, праздничные обычаи зимней, праздничной фазы отличаются от обычаев летней фазы, фазы напряженных усилий, рассеивания отдельных семей охотников и рыбаков по огромным просторам Севера. Эти обычаи затрагивают все стороны жизни, они связаны с культом и развлечениями, потреблением и половой жизнью. Последняя приобретает временами особые, праздничные формы, связанные как с природным циклом, так и с мифами о прошлом группы. Обычай гасить свет во время праздника, а также в период каждого новолуния сочетался у эскимосов с обычаем обмениваться женщинами, с оргией в "кашиме", зимнем жилище. Во время так называемого праздника масок маска, изображающая богиню Седну, соединяла в пары мужчин и женщин, не принимая во внимание их родства и руководствуясь лишь их именами. Праздничное соединение в пары в порядке, соответствующем соединению в пары мифических предков группы, имена которых носят живые люди, является нарушением сексуальных запретов, обязательных в непраздничное время, но зато возвращает группе связь с ее древними предками, как бы переносит ее в мифические времена.

Во время праздников группа людей связана не только с актуальной фазой цикла природы — живой и неодушевленной, земной и астральной, — но также и с циклом, причем главным, собственного, человеческого существования, с его предшествующими фазами, с предыдущими поколениями. День памяти умерших и участие предков в праздновании постоянно будут предметом нашего внимания — от древности до настоящего времени. Празднование, совершающееся в форме действа, обряда, зрелища, даров, жертвоприношений, плясок, сочетается с сильным и всеобщим эмоциональным напряжением, в котором мы постоянно обнаруживаем сопутствующие друг другу — обычно в очередные фазы праздника - чувства ужаса, страха, вины и чувства радости, освобождения, торжества.

Перенесемся теперь на территорию Древнего Китая, который от начала своей истории и по сегодняшний день известен нам как земледельческая страна. Надписи на костях и археологические находки, относящиеся к I тыс. до н. э., свидетельствуют, что уже тогда, в эпоху так называемой культуры Инь (или Шан), земледелие получило интенсивное развитие и его поддержка, организация были одной из главных задач тогдашних властителей.

Знаток китайской культуры М. Гране описывает место, роль и характер земледельческих, крестьянских праздников в архаическую и классическую эпоху: "Повседневная жизнь китайских крестьян была монотонной и трудной, но наступавшие в установленном ритме большие праздники возвращали им радость жизни. Эти праздники приобретали характер оргий. Философы сразу же осудили их. Конфуций, однако, сумел отметить и их благотворное значение. Он был против того, чтобы правитель (государь), "назначив народу сто дней труда, не отводил ему ни единого дня радости", поскольку не следует "держать лук натянутым, никогда не ослабляя тетивы [а также] держать его ослабленным, никогда тетивы не натягивая". Конфуций полагал, что праздники — это плод мудрости правителя (государя). В действительности же праздники восходят к незапамятным временам и дать им удовлетворительное объяснение можно, исходя из общих условий жизни в деревне ".

Праздники китайских крестьян — в противоположность описанным выше праздникам некоторых народов Сибири и эскимосов Аляски — отмечаются в рамках государственной организации и отчетливого деления общества на классы; поэтому к ним проявляют интерес феодальные властители и философы. Здесь мы впервые сталкиваемся с фактами неодобрения праздников, противодействия им и их осуждения. Такое осуждение, обнаруживаемое в дошедших до нас древних текстах, исходит, однако, не из той среды, не из той социальной группы, которая эти праздники отмечает, не из класса крестьян; неодобрение высказывают просвещенные люди того времени. Самый выдающийся представитель, Конфуций, влияние которого на жизнь Китая продолжает ощущаться вот уже две с половиной тысячи лет и который был теоретиком консервативного общественного строя, основанного на постоянном равновесии прав и обязанностей власти и подданных, осознал, однако, необходимость праздника и сумел представить его как свидетельство политического разума правящей группы. Его метафора о натянутом луке и ослабленной тетиве, в сущности, не что иное, как тезис о двух фазах в жизни общества: первая — это фаза напряжения, тяжелого труда, вторая — это фаза ослабления напряженности, фаза праздника, радости. Первая, диктуемая природной и социальной необходимостью, персонифицированная в особе правителя, длится во сто раз дольше, нежели вторая; власть регулирует ритм жизни, устанавливая ритм труда и празднования. Отныне связь между властью, прежде всего государственной, и праздником будет постоянно присутствовать как одна из тем в наших рассуждениях; следует, однако, помнить, что праздник — как необходимость и фаза жизни коллектива — возник и развился значительно раньше, нежели самая древняя государственная организация.

В связи с сезонным перерывом в сельскохозяйственных работах крестьяне отмечали два праздника: начала и окончания периода вынужденного отдыха. Первоначально это были праздники, которые действительно приходились на моменты начала морозов, а затем весенней оттепели. Со временем их уже связывали с точными астрономическими датами — дней равноденствия, — а в бытовой сфере они подверглись схематизации и обеднению. В празднике зимы, открывавшем эту фазу в жизни деревни, главная роль постепенно перешла к самым старшим из мужчин, которые, облачась в траурные одежды и с посохом в руке, приглашали всех предаться отдыху, подводили год к его окончанию.

Упоминавшиеся уже весенние праздники были праздниками инициации и массовых обручений молодых людей во время больших сборищ на открытой местности, среди полей, в присутствии всей деревенской общины. Места, где происходила эта социальная и сексуальная инициация молодых (которые, как считалось, только и могут обновить природу), постоянно использовались для празднования и иногда их признавали священными. Сексуальная инициация молодых происходила в полях, так как, согласно тогдашним верованиям, это содействовало плодородию земли. Ей предшествовали игры, в которых важное значение придавалось переходу юношей и девушек вброд через реку, где в весенних водах обитали духи, души умерших, которые поднимались туда из подземных глубин, чтобы во время праздников вступать в контакт с живыми.

Иной характер носили зимние праздники. Многие важные обряды были достоянием только мужчин, собиравшихся при этом в общем доме. Иерархия соблюдалась во время пиршеств, и места отводились в соответствии с возрастом, начиная со старейших. Иной была и эмоциональная атмосфера этих праздников, напоминавшая атмосферу праздников у эскимосов.

Праздники с особенной наглядностью раскрывают перед нами систему ценностей крестьянской культуры: место, которое занимают среди них урожайность, плодородие земли и высокая рождаемость среди людей, а также место, принадлежащее социальным институтам, семье и местной общности, поколениям, группам, объединенным по признакам пола, и трудовым группам. Наконец, пример древнего крестьянского праздника в Китае, сочетающегося с обрядовым и вошедшим в обычай расточительством сил и материальных средств, указывает на один из источников отрицательного отношения к ним городских ученых. Город и его духовные предводители осуждают крестьянские праздники как проявление нерационального, бесхозяйственного отношения земледельца к плодам собственного труда, за счет которого главным образом содержались государство и власти, находившиеся в городе. Неприязнь по отношению к праздникам имела, таким образом, классово-экономический характер; это и есть тот аспект проблем, который будет нами подчеркиваться при анализе праздников вплоть до настоящего времени. В позиции китайских ученых мы видим также осуждение, с которым рационалистически мыслящий интеллигент относится к вспышкам коллективного безумия, к экстазу и оргии.

Рассмотрим еще один пример, прежде чем попытаться обобщить наши соображения относительно происхождения праздников. Перенесемся на этот раз в Древний Египет, культура которого, развивавшаяся в рамках государственной организации в течение нескольких тысячелетий, оказала сильное влияние на культуру многих обществ, в том числе и тех обществ, которые заложили основы европейской культуры. Праздников в Египте насчитывалось очень много, в отдельные периоды ежегодно отмечались — наряду с другими — только двадцать семь праздников, посвященных памяти умерших. Праздники были тесно связаны с политическими судьбами страны, а также с ее социальной структурой. Кроме сохранившихся без перерывов в праздновании народных праздников, отмечавшихся с незапамятных времен, в Египте существовали местные праздники, связанные с местными культами, и общие праздники, связанные с официально господствующим культом. Жизнь Египта - как политическая в целом, так и частная жизнь его обитателей — была глубоко пронизана религиозными верованиями, а праздники прежде всего являлись выражением этих верований, весьма разнородных и зачастую противоречащих друг другу, но также и объединенных в синтетические формы, особенно в развитии теологической мысли.

Праздник в Египте отмечался главным образом в храмах, которые стали центрами культа, привилегированной территорией деятельности жреческого сословия. Таким образом, праздник получил свое место, зачастую к тому же весьма роскошное, даже теперь, спустя тысячелетия, поражающее как своими размерами, так и архитектурой, богатством художественного оформления. По случаю праздников храмы украшались, иллюминировались, в них совершались особенно торжественные богослужения, организовывались процессии, исполнялись пляски, песни, инсценировки мифов. К крупнейшим праздникам относились торжества в честь Осириса. Они открывались мистерией смерти и воскресения этого бога.

А вот описание праздника Опет, связанного с путешествием бога солнца Амона из храма в Карнаке в храм в Луксоре.

"Торжества открывались богослужением, которое лично совершал фараон в храме Карнака. В святилище фараон приносил жертвы перед установленной там ладьей Амона. Приносились также жертвы перед ладьями богини Мут, бога Хонсу, а также фараона, которые были установлены перед храмом. После богослужения начиналась торжественная процессия. Жрецы несли четыре ладьи на берег Нила, устанавливали их на кораблях, и начиналось путешествие Амона в Луксор. Во главе флотилии плыла ладья Амона, за ней следовали ладьи Мут, Хонсу, а также фараона и его жены. По берегу в процессии шествовали жрецы, солдаты, музыканты, певцы и танцовщицы. После прибытия священных ладей в Луксор приносились жертвы богам: сначала на берегу, а после того, как ладьи переносились в соответствующее святилище местного храма, фараон снова приносил им жертвы. В своем храме в Луксоре Амон пребывал несколько дней, после чего с такой же торжественностью совершался обратный путь в Карнак ".

Описанный выше праздник имеет уже главного действующего актера — фараона, равного богам и одновременно выполняющего главную культовую функцию — праздничное жертвоприношение. В праздничном ритуале важное место занимает шествие, процессия, демонстрирующая обычно не только элементы мифа, который отображается в формах песни, молитвы, декламации, танца или пантомимы, но также и ранг, иерархию, социальные функции участвующих в ней лиц. Процессия, праздничное шествие — исключительно древний способ празднования — будут практиковаться в разных видах целые тысячелетия вплоть до настоящего времени.

Первоначально египетские праздники носили характер земледельческих праздников. В древности фараон был первым жрецом, который совершал церемонию начала жатвы, срезая серпом колосья для первого снопа. Позже данный обычай был перенесен — уже как символический — в ритуал праздника Мина, бога плодородия; процессией в честь этого фаллического божества открывался период жатвы. В старинных египетских текстах можно встретиться с обозначением слова "праздник" в виде иероглифа, состоящего из двух соединенных частей: внизу изображались жертвенные сосуды, вверху — примитивное святилище. Сохранившиеся надписи свидетельствуют о том, что праздники в честь Мина отмечались уже во времена первых пяти династий, то есть в период так называемого Древнего царства (ок. 2800 — ок. 2250 гг. до н.э.). Те же самые источники указывают, однако, на существование праздников, связанных с историческими событиями. Речь идет прежде всего об объединении царств Верхнего и Нижнего Египта в одно государство: этот факт имел основополагающее значение для судеб страны. Мы узнаем, наконец, из источников, что во времена неизвестного царя из I династии отмечался праздник "Разгрома троглодитов" в память о победе египтян над их врагами, пещерными людьми.

Мы располагаем, наконец, многочисленными источниками и обширной научной литературой относительно праздника по случаю годовщины властвования фараона — праздника Сед, который, по мнению многих авторов, фараон отмечал в тридцатилетие своего правления. Праздник Сед отмечался с древнейших времен, начиная с Тинитского периода (ок. 3000 — 2850 гг. до н.э.) и до так называемого Позднего периода (ок. 1085 — 332 гг. до н. э.). В ритуал этого праздника входила церемония очищения, после которой фараон облачался в древний наряд из специальной ткани, садился на трон в белой короне для Верхнего Египта и красной — для Нижнего и, наконец, исполнял культовый танец, будучи одет лишь в некое подобие короткой юбочки с прикрепленным к ней хвостом.

Несмотря на то что все египетские праздники соединялись с религиозными церемониями — наиболее важные из них совершал сам фараон, — среди их обилия можно, однако, найти праздники, учрежденные явно для того, чтобы отметить важные для государства даты тех событий, которые сами по себе не носят религиозного характера: например, победа в войне или политическое объединение двух частей страны. Таким образом, в сферу нашего анализа вошел новый вид праздников, связанных уже не с ритмом природы, не с жизнью олицетворяющих ее богов, не с мифологическими временами и героями, а с ходом истории, с историей политической, социальной, династической.

Приведенные выше примеры дают нам достаточно четкое представление о происхождении праздников: их древности и тесной связи с жизнью коллектива, со способами, при помощи которых группы людей добывали основные средства к существованию, с формированием их первобытного мировосприятия, верований и с постепенным их развитием. Они раскрывают также своеобразный характер поведения людей во время праздников, показывают способы празднования, формы церемониала, обрядов, обычаев, демонстрируют культурное богатство праздничного творчества. Наконец, они свидетельствуют о тысячелетней истории критического, отрицательного отношения к празднику, а чаще — к определенным видам праздников.

Факторы, обосновавшие общественную потребность в празднике, имеют постоянный характер; обобщенно говоря, это — ритмические явления жизни, изменчивость отрезков времени, как в тех случаях, когда мы имеем дело с природным циклом, так и тогда, когда речь идет о времени человеческой жизнедеятельности, мифическом, легендарном или историческом, действительном. Желание осознать этот ритм, почтить его и обозначить, припомнить важные моменты прошлого, стремление слиться с этим ритмом и попытки оказать на него влияние, предотвратить его возможные нарушения — вот мотивы, в силу которых люди тысячи лет отмечают праздники. День удачной охоты на медведя являлся для первобытных таежных охотников особенным днем, отличным от будничного. Зима для эскимосов — особый период, совершенно отличный от лета. Весна и осень в жизни китайского крестьянина были периодами резкого и непродолжительного напряжения, переживаний иных, нежели те, которые все лето сопутствуют его тяжелому труду. Равноденствие, новолуние — это моменты повторяющиеся, но в определенном смысле необычные; тысячелетиями наблюдаемые, они вызывали восхищение и страх одновременно; время их наступления выделялось особо, становилось праздничным временем, когда жизнь коллектива и личности протекала по правилам празднования. День победного сражения, в результате которого город был спасен от уничтожения, и момент политического объединения, заложившего основы могущества и безопасности народа, представляют собой особенные моменты в жизни любого общества, отличающиеся от многих обычных, будничных дней, из которых складывается повседневное существование каждой группы людей. Эти даты требуют памяти и обновления, а также соответствующего церемониала, празднования. Счет времени, одно из величайших достижений человеческой культуры — календарь везде в своих истоках выступает как форма упорядочения, закрепления, заблаговременного исчисления праздничных дней и периодов. Всеобщность праздников позволяет считать их, начиная с эпохи каменного века постоянным элементом человеческой культуры, позволяет рассматривать соблюдение праздников как одну из основных форм коллективного поведения людей.

1.2 Классификация и типология праздников

Исторический опыт учит, что каждая постоянно существующая группа людей, в основу жизни которой положен упорядоченный счет времени, календарь, вносит также и определенный порядок в сферу праздников и празднования. Этот порядок всегда основан на отведении праздничным фазам определенных моментов времени, отрезков годового, месячного или недельного цикла. Обычно это день или несколько дней, иногда праздничная фаза затягивается, но в таких случаях сама она, как правило, делится на части, отчетливо различающиеся по своему характеру, и только одна из них является праздничной кульминацией, вершинным моментом праздника. Поэтому в проводимой в практических или теоретических целях классификации праздников именно время, на которое они приходятся, принимается во внимание как основная их черта. Несмотря на то что огромное большинство праздников находит место в календаре, по которому живет данное общество, есть праздники, связанные с обстоятельствами, не поддающимися предвидению, но требующими, чтобы их торжественно отметили, и возникающие таким образом в зависимости от свершения необычайного события. Отсюда и проистекает общее деление праздников на периодически отмечаемые и непериодические, обусловленные моментом.

Классическим примером периодического праздника, весьма часто наблюдаемого у первобытных, архаичных обществ, является праздник, связанный с культом луны, отмечаемый в начале двух ее фаз — новолуния и полнолуния. Там, где каждое новолуние или полнолуние считается праздником, а календарь, как правило, основан на лунном месяце, периодичность праздника зачастую рассматривается празднующей группой как естественная периодичность, обусловленная характером окружающего нас мира, высшей механикой космоса, волей предназначения, которое во многих религиозных концепциях призвано править даже богами. Закрепление счета времени, календарный ритм определяют повторяемость одних и тех же месяцев и дней. Установление даты праздника, в основе которого лежит историческое событие, например победа народа в войне, также придает ему ритм, преимущественно годовой, превращает его в периодически отмечаемый праздник, торжественную годовщину. Всякого рода годовщины — как исторически достоверных событий, так и событий легендарных или явно мифических в свете современного знания — играют большую роль среди праздников, и мы многократно будем сталкиваться с ними в ходе нашего анализа.

Бросив взгляд на современный польский календарь, легко заметить, что в Польше регулярно отмечаются праздничные годовщины: например, 22 июля— дата Июльского манифеста 1944 г. подобные примеры можно привести из календарей других стран, где торжественно празднуются, скажем, 14 июля — дата взятия Бастилии во время Великой французской революции 1789 г. или день штурма Зимнего дворца, начало Великой Октябрьской социалистической революции и рождение Советского государства, приходящееся на 7 ноября (25 октября) 1917 г. Название и дата этого "октябрьского" праздника сохраняются до настоящего времени как память о старом счете времени, юлианском календаре, по которому веками жила царская Россия и который был впоследствии уже после революции, в 1918 г., — заменен григорианским календарем. Здесь стоит напомнить, что при переходе на григорианский календарь (ныне принятый во всем мире, а в Польше введенный еще в XVI В.) дни недели не изменяются, то есть если какая- либо дата в 1917 г. по старому календарю приходилась на пятницу, то в пересчете на григорианский календарь она тоже придется на пятницу.

Календарные периодические праздники уже тысячелетия выступают в жизни общества как основной разряд праздников, и поэтому таким праздникам мы уделим самое пристальное внимание.

Гораздо реже встречаются и обычно имеют меньшее значение — особенно в плане проблем современной культуры — непериодические праздники, обусловленные моментом. К таковым можно отнести, например, праздники, отмечаемые по случаю необычайного события в общественной жизни: победы в войне, прекращения эпидемии, начала какого-либо крупного предприятия, строительства, важного события при дворе государя, рождения наследника престола или его бракосочетания. В хрониках минувших эпох встречаются упоминания о таких порой весьма торжественно отмечаемых праздниках; лишь незначительная их часть попала в календарь в виде праздничных годовщин.

Происходящие в процессе исторического развития, часто весьма резкие, политические, социальные и культурные изменения, которые иногда сопровождались сменой летосчисления, введением нового календаря и новых периодических праздников, как и прежде, являются, в силу определенных потребностей, обоснованием для деления праздников на старые и новые, праздники старой и новой веры, старого и нового режима, старого и нового строя. Такое деление, разумеется, всегда требует обозначения того момента, события, которое принимается в качестве рубежа, делящего историю данного общества на два явственно отличных друг от друга периода. В современную эпоху удачные примеры с этой точки зрения дает история деколонизации территорий, длительное время находившихся под властью европейских капиталистических государств; в странах, расположенных на этих территориях, отмечались, по крайней мере официально, праздники, значившиеся в календарях метрополий, праздники королевских дворов или республик. Отделение от метрополии, образование самостоятельного, независимого государства везде означало также разрыв с этой традицией, отмену таких праздников и введение собственных государственных праздников, нередко устанавливаемых как раз ради того, чтобы отметить дату завоевания независимости.

Нечто подобное, впрочем, произошло и в истории Польши: восстановление независимости страны в 1918 г. привело к установлению нового праздника — Дня независимости, отмечаемого 11 ноября.

При делении праздников в порядке их очередности, особенно важном для анализа религиозных праздников, разграничивают два класса праздников — постоянные и непостоянные с точки зрения даты, времени, на которое они приходятся. Постоянные праздники имеют в календаре точно определенное время, как, например, христианский праздник Рождества Христова, приходящийся на 25 декабря, или праздник солидарности трудящихся — Первое мая. По природе своей к этой категории праздников относятся годовщины, о которых говорилось выше: праздники, увековечивающие определенные события и приходящиеся на одно и то же календарное время. Непостоянные праздники не имеют точно определенного времени, выпадают на разные дни в рамках определенного интервала, соответственно принципу их вычисления, принятому в данном календаре. Примером может служить христианская Пасха, приходящаяся в календаре на разные воскресенья, в зависимости от первого весеннего полнолуния.

Наряду со временем — основной категорией, при помощи которой мы упорядочиваем праздники, — важна также, особенно для научного анализа, пространственная масштабность праздника. Речь идет о связи праздника с территорией, точнее говоря — с пространственным аспектом жизни общности, с географией человека. Распространенность праздника, как и других явлений человеческой культуры, можно представить в виде карты. Мы найдем на ней местные, локальные праздники, распространенность которых ограничена, праздники региональные, национальные, государственные и, наконец, международные праздники. Кроме карты, дающей нам представление о пространственном размещении праздников, можно составить также исторические карты, воссоздающие картину праздников в ту или иную минувшую эпоху. Ряд таких карт наглядно проиллюстрирует пространственную динамику праздника, его перемещения, зачастую обусловленные перемещением религиозных культов, обрядов и обычаев, но являющиеся также и следствием экономических, классовых и политических перемен. В широком историческом аспекте распространение праздника сочеталось в прошлом с изменением характера основных занятий населения, с переходом от кочевого образа жизни к оседлому, от охоты и пастушества к земледелию, наконец, с переходом от деревенской жизни к городской. Выше уже обращалось внимание на эту принципиальную обусловленность эволюции праздника, когда речь шла о его происхождении.

Каждый праздник связан с определенной ценностью, иногда с ценностью высшего порядка, которая является святыней (sacrum) для празднующей группы. Понятию "sacrum" я придаю здесь то же значение, в каком я его употребил, рассматривая генезис и формы существования культурных благ в работе "Введение в проблемы культуры ". Данное понятие шире того, которым обычно пользуются современные историки религии, идущие в русле концепций М. Элиаде, ибо оно охватывает также и культурные блага, являющиеся объектом нерелигиозного, светского культа. Именно применительно к празднику попытка выделить религиозное sacrum как нечто совершенно особое и противостоящее другим явлениям культуры явно не оправдывает себя. Это осознавал уже Э. Дюркгейм, подчеркивая, что у всякого праздника, даже целиком светского, обнаруживаются определенные черты, характерные для религиозных событий. Как мы увидим дальше, светские культы и связанные с ними святыни имеют свои праздники большой коллективной и индивидуальной значимости, глубокого эмоционального воздействия на их участников, постоянные и ритуализованные в церемониях.

Сказанное выше нисколько не умаляет научной и практической необходимости выделить категорию религиозных праздников, непосредственно связанных с религиозным культом; историческая и современная роль этих праздников огромна, без их анализа многих весьма существенных фактов и механизмов культуры вообще нельзя понять. Поэтому часть наших рассуждений будет специально посвящена религиозным праздникам и различным их типам.

Как религиозные, так и нерелигиозные праздники часто можно классифицировать в соответствии с придаваемым им рангом, зависящим от места связанного с ними sacrum в обширной системе ценностей, вокруг которой организуется жизнь празднующей группы. Такого рода ранги, особенно в развитых и кодифицированных системах религиозных верований, зачастую тоже точно определены и кодифицированы. Так, например, в конце прошлого века православные праздники разделялись на иерархизированные группы, в зависимости от того, в честь кого или в честь чего они были установлены. Самыми значительными были праздники, установленные в память важных событий из жизни Христа, а также связанных с его особой знаков и образов, креста и икон; затем шли праздники в честь Богоматери и ее икон. За ними следовали праздники в честь "бестелесных сил", ангелов, прежде всего — архангелов Михаила и Гавриила, наконец, праздники в честь отдельных святых, а также целых их категорий, например, праздник святых мучеников.

В публиковавшихся в России с 1772 г. православных календарях праздники, в зависимости от их религиозного ранга, имели соответствующие названия и дополнительно обозначались специальными знаками: черными и красными. Существовали три ступени праздников: малые, средние и большие. Малые и средние в свою очередь делились на меньшие и большие.

Эти ранги, разумеется, явились продуктом длительного исторического развития праздников и претерпевали различные изменения в зависимости от времени и места бытования последних. Надо, учитывать и тот факт, что официальная иерархия праздников, устанавливаемая высшими церковными властями, не отражала реального к ним отношения и оценок их верующими, особенно в отдаленных от центра регионах. В таких регионах ранг местного праздника в сознании соблюдающих обряды был обычно весьма высок, независимо от его места в официальном перечне; нередко местный праздник был в сущности трансформацией праздника, существовавшего ранее на данной территории, связанного со старым культом и религиозным мировосприятием, как правило, сурово осуждаемым новой верой. К такого рода явлениям мы еще обратимся во второй части данной работы, где речь пойдет об истории праздников.

В имеющихся публикациях можно встретиться с другими способами классификации праздников. Некоторые исследователи пытались, в частности, поделить их в зависимости от того, являются ли они:

— воспоминанием, напоминанием, свидетельством памяти о важных событиях прошлого, например о смерти мифического героя;

— торжественным началом какого-либо периода, например нового года;

— торжественным завершением какого-либо периода, например жатвы.

Другие исследователи за основу деления брали эмоциональный характер праздников, разделяя их на радостные и нерадостные (печальные).

Познавательная ценность такого деления обычно ограниченна. В анализе происхождения праздников, а также характера связанных с ними обрядов различные их элементы часто сходятся и переплетаются. Осенний праздник окончания сбора урожая — это одновременно начало очередного периода и память о смерти мифического героя, умирающего на зиму и воскресающего весной. Есть, правда, праздники, которые можно со всей очевидностью характеризовать как веселые, радостные, и праздники грустные, траурные, покаянные; однако зачастую радость и печаль переплетаются между собой или следуют друг за другом как эмоциональные состояния, сопутствующие очередным фазам праздника в его драматическом течении.

С точки зрения социологического анализа наиболее существенное деление праздников связано с определением их места в социальном пространстве. Нас больше всего интересует вопрос, кто празднует, среди какой человеческой общности отмечается праздник и каким образом он связан с ее происхождением, структурой, функционированием, изменениями. Мы затрагивали эту тему, говоря о происхождении праздников и отмечая их связь то с жизнью охотников, то с деревней и земледелием. Можно попытаться классифицировать праздники по их социальному происхождению, найти связь между определенным праздником и тем или иным типом общественной организации, кастой, сословием, классом, слоем, профессиональной группой или группой единоверцев, корпорацией, этнической группой, нацией.

Нередко на практике и в работах, посвященных данным вопросам, мы принимаем этот критерий классификации и говорим о народных праздниках, крестьянских или пастушеских, о праздниках придворных или цеховых. Но передвижение праздника приводит к тому, что он переходит, часто даже в мало измененном виде, из одной среды в другую, из деревни в город и из городов в деревню, перемещается на верхние и на нижние ступени социальной лестницы. Поэтому наиболее важным, в особенности при характеристике современных условий культурной жизни, становится анализ самой празднующей общности, и только на базе этого анализа можно провести классификацию праздников, а чаще — только установить их типологию.

1.3 Роль и место праздника в динамике общественной и культурной жизни

Феномен праздника представляет собой сложное и многогранное явление, которое нельзя толковать в виде простой механической суммы слагаемых. Здесь эти слагаемые пребывают во взаимодействии и тесно переплетены друг с другом. Проникнуть в сущность праздника и объяснить его роль в культуре и общественной жизни, руководствуясь каким-то одним принципом, невозможно. Вбирая в себя опыт культуры и искусства, праздник предстает как сложный синтез, по-своему использующий различные виды художественной деятельности. Праздник не раз являлся предметом научного изучения. Опыт в этом накоплен немалый, но он распылен по различным отраслям знаний: этнографии, фольклористике, искусствоведению, социологии, теории культуры, а также в опыте творческих работников - режиссеров массовых театрализованных зрелищ, театроведов, дизайнеров и т. д. Однако полных и исчерпывающих ответов на такие основополагающие вопросы, как сущность праздника, его место и роль в развитии культуры и искусства, его связь с другими сторонами общественной жизни - пока нет. Поэтому потребность в теоретических работах о празднике актуальна и сегодня. Исследовательский интерес к феномену праздника возникает в отечественной науке в 30-е годы XIX века. Первым сформулировал теоретическое определение праздника и сумел охарактеризовать некоторые его существенные моменты И. М. Снегирев. Его труд "Русские простонародные праздники и суеверные обряды" (1837) содержит сравнительно точные и весьма яркие характеристики народных 12 праздников, а также изложение их эстетической и социологической проблематики. Заслугой Снегирева является также то, что он связывал праздник не с одним из видов трудовой деятельности, не с одной из сторон духовного мира людей, а с народным миропониманием и жизнью в целом. Работу в этом направлении (условно обозначим его как эмпирико-описательное) продолжили А. П. Сахаров, А. В. Терещенко и другие. Ими были созданы многотомные труды о русских праздниках, но общей теории праздника в них не выявляется. Слабой стороной этих работ является неглубокий философский уровень, приоритет эмпирического начала, описательность, а сильной - подробность, богатый фактический материал, наглядность, тщательность изучения отдельных празднеств. Снегирев и его последователи впервые обратили внимание на существенное отношение праздников к свободному времени и времени вообще. Праздничные дни, названные именами святых или событиями церковного календаря, истолковывались ими как обозначение периодов времяисчисления в соответствии с теми календарными циклами, которые заложены в самой природе, в смене времен года. С этим связана предпринятая Снегиревым попытка периодизации типов праздника по сезонам, что легло впоследствии в основу цикловой концепции праздника. Создание общей теории праздника было впервые предпринято группой ученых, представлявших мифологическое направление в фольклористике. В эту группу входили А. Н. Афанасьев, Ф. И. Буслаев, А. А. Потебня. Сторонники мифологического направления на базе "солярной" концепции пытались по-своему типологизировать празднества в соответствии с теоретическим предположением о взгляде людей на природу как борьбу лета и зимы. По этой типологии своеобразие народных праздников и праздничной обрядности подчиняется делению 13 года на летний и зимний циклы, причем весна предстает преддверием лета, а осень - зимы.

Порядок праздников в продолжение года протекает в виде восходящей кривой от Рождества к Ивану Купале и нисходящей - от Ивана Купалы к Рождеству. Эти кривые образуют не четырех, как полагал Снегирев, а двуцикловой праздничный календарь года, в котором опорными пунктами являются летний и зимний солнцевороты. Этим самым сторонники мифологического направления признавали определенную миросозерцательную самостоятельность праздника как явления духовной культуры, его относительную независимость от процесса труда. Они зафиксировали не просто связь этого явления с жизнью природы, но и указали на привязанность праздничных дней к переломным, кризисным моментам природы. Представители последующего направления в фольклористике, так называемой школы заимствования, которую представляли Е. В. Аничков, А. Н. Веселовский, В. Ф. Миллер вывели изучение русских народных празднеств из рамок национальной замкнутости, показали сходство античных, византийских, славянских и румынских обрядово-зрелищных форм. Из этого сходства, на наш взгляд сделаны не совсем верные выводы.

Так, Веселовский полагал, что русские святки не что иное, как римские сатурналии, перешедшие через мифы к скоморохам и переданные через их посредство из Византии румынам и русским. Сторонники данной школы также акцентировали внимание на самых общих, в основном эстетико-культурных особенностях традиционного праздника, высказав по этому поводу ряд интересных идей и наблюдений. В полемике с разнрго рода мифологическими концепциями оформилась так называемая "трудовая" теория праздника, характерная для советской этнографической науки. В ее основе лежит общественно-трудовая деятельность человека, рассматриваемая как основной и 14 единственный источник праздника, его календаря и обрядовых форм. Приверженцем этой теории является В. И. Чичеров, для которого связь праздника с трудом является определяющей. В труде "Зимний период русского земледельческого календаря XVI - XIX вв." автор анализирует многие содержательные аспекты русского аграрного праздника. Слабым местом этой концепции является то, что все остальные типы празднеств оказываются за пределами данной теории.

Разновидностью "трудовой" теории является концепция В. Я. Проппа, согласно которой: 1) в основе народных праздников лежит мифология; 2) обрядово-зрелищным формам праздника свойственно магическое содержание; 3) праздничные обряды, развлечения и игры - это своего рода модель повседневного крестьянского труда, праздник является своеобразным продолжением труда, вольным повторением сложившихся в труде навыков, обычаев, отношений. "Трудовая" теория праздника во многом сходна с рекреативной концепцией, которая объясняет происхождение, календарь и содержание праздников как чередование ритмов труда и отдыха, как ответ на потребность в отдыхе (Н. О. Мизов, С. Т. Токарев). Концептуально наиболее четко на сегодняшний день представлена теория М. М. Бахтина, изложенная в книге "Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса". Согласно этой теории, праздник не просто дублирует труд, подводя итоги трудового цикла и подготавливая участников праздника к новой фазе трудовой жизни, но и что особенно важно, постоянно провозглашает народный идеал жизни, с которым он связан изначально.

Праздник, по Бахтину, не просто художественное воспроизведение или отражение жизни, а сама жизнь, оформленная игровым способом и, следовательно, связанная с человеческой культурой. Но праздник представляет и воплощает ее совсем 15 иначе, чем это делает труд, производящий материальные вещи, или художественная деятельность, ориентированная на создание произведений искусства. Не отрицая связи праздника ни с трудовой деятельностью, ни с искусством, данная концепция направляет внимание на особую социально-художественную специфику этого феномена, находящегося на границе искусства и реальной действительности. Бахтин дает также образец конкретно-исторического толкования карнавала как праздника: во-первых, как проявления двумирности средневековой жизни (официальной и народной); во-вторых, как "второй жизни народа", как ситуации снятия запретов, временного выхода за пределы обычного строя жизни; в-третьих, как особого идеально-реального типа общения между людьми; в-четвертых, как момента временной, но от этого не менее значимой победы "смеха и материально-телесного низа"; в-пятых, "неофициальной народной правды" над официальной высокой возвышенной, но сверхкорыстной и односторонней идеей "верха". Бахтин по сути заложил основу для рассмотрения праздника как культурологического явления, выделил наиболее устойчивые признаки и категории этого многоликого феномена ("праздничное время", "праздничное пространство", "праздничное мироощущение", "праздничная свобода", "праздничный смех"). Под влиянием этой концепции построено немало интересных работ, посвященных изучению праздничной культуры: А. А. Белкин "Русские скоморохи" (1975); Д. С. Лихачев, А. М. Панченко "Смеховой мир" Древней Руси (1976); В. Я. Пропп "Проблемы комизма и смеха" (1976) и ряд других. Особой популярностью в отечественной науке пользуется "игровая" концепция праздника, изложенная И. Хейзинги в книге "Человек играющий" (1938), в которой праздник рассматривается в связи с 16 игрой. Согласно Хейзинги исторический процесс в плане эволюции культуры - это постепенное, но неуклонное вытеснение из нее игрового элемента, начавшееся с XIX в.

Поскольку праздник всегда был связан с игрой, то утрата им игрового элемента или превращение его в "фальшивую игру" самым ущербным образом сказывается на содержании праздника. Кризис праздника и праздничности, возникший в Европе тем не менее в XIX в., продолжается до сих пор. Рассмотренные работы и представленные концепции праздника позволяют судить о широте проводимых исследований праздничной культуры. И все-таки эти, и другие наблюдения, многократно зафиксированные в научной литературе, не исчерпывают всей сущности, социальной значимости, места и роли праздника в развитии культуры и жизни людей. Они лишь могут служить основанием для постановки общих вопросов праздника как феномена культуры. То обстоятельство, что проблема праздника рассматривалась в рамках специальных наук, обусловило отсутствие целостного определения праздника. Этимологически само слово "праздник" заимствовано из церковнославянского и восходит к древнерусскому "порожънь", что означает "порожний, то есть свободный, незанятый, иными словами праздный". У В. И. Даля этимологический ряд выглядит следующим образом: "праздный, о месте, просторе, незанятый, пустопорожний; праздновать, быть праздным, или не делать, не работать". Сам праздник Даль трактует как "день посвященный отдыху, не деловой, не работный, противоположное будень, день празднуемый по уставу церкви или же по случаю, относящемуся до местности, до лица".

Таким образом, слово "праздник" означает определенный период времени, когда не занимаются делами. Оно характеризует такое свободное время, когда что-то отмечают, к примеру, определенное событие, которое необходимо выделить из потока других событий. Последнее достигается в праздничном обряде, ритуале, т. е. в определенном символическом действии. В русской науке такое толкование праздника восходит к Снегиреву. "Само слово праздник, - писал он, - выражает упразднение, свободу от будничных трудов, соединенную с весельем и радостью. Праздник есть свободное время, обряд - знаменательное действие, принятый способ совершения торжественных действий; последний содержится в первом" (85.5). Бахтин дает наиболее емкое понятие праздника. "Празднество (всякое) - это очень важная первичная форма человеческой культуры. Ее нельзя вывести и объяснить из практических условий и целей общественного труда или еще более вульгарная форма объяснения - из биологической (физиологической) потребности в периодическом отдыхе. Празднество всегда имело существенное и глубокое смысловое миросозерцательное содержание. Никакое "упражнение" в организации и усовершенствовании общественного процесса, никакая "игра в труд" и никакой отдых или передышка в труде сами по себе никогда не могут стать праздничными, к ним должно присоединиться что-то из иной сферы бытия, из сферы духовно идеологической. Они должны получить санкцию не из мира средств и необходимых условий, а из мира высших целей человеческого существования, т. е. из мира идеалов".

В основе данного анализа, проводимого с позиции социологической теории культуры, лежит тезис о постоянном чередовании в общественной и культурной жизни двух фаз: повседневной (будничной) и праздничной. Ритм этого чередования характерен для жизни каждой конкретной человеческой общности, имеющей свою культуру, начиная от малых таежных охотничьих групп и кончая целыми классами, группами единоверцев или многомиллионными народами. При этом следует особо подчеркнуть тот факт, что культура связана с обеими фазами: как с буднями, так и с праздником. Любая теория, ограничивающая сферу культуры только одной, исключительной, праздничной сферой, в которой проявляются феномены культуры, либо приписывающая культурное значение только повседневности, является односторонней и не способна во всей совокупности охватить и объяснить сложные механизмы культурной жизни. Ошибочно также отрывать одну фазу от другой, ибо это приводит к утверждению существования двух культур: будничной и праздничной. В действительности же обе ее фазы тесно связаны между собой и составляют органическую целостность. Все это надо подчеркнуть потому, что праздничная фаза иногда может выглядеть как типично культурная, поскольку она развивается вне повседневных хозяйственных занятий, производства, труда, обязанностей, выглядит красочно, насыщена культурными событиями.

Итак, культурная жизнь охватывает обе фазы общественной динамики, будни и праздники. Рассмотрим более подробно роль праздника в культуре.

Праздник активизирует и интенсифицирует культурную жизнь прежде всего потому, что в это время, свободное от будничных обязанностей, проявляются, актуализируются и открыто утверждаются основные, во всяком случае важные для празднующей группы, ценности, придающие смысл человеческой жизни и характерные для данной культуры и этапа ее развития, исторического бытия.

Всегда актуализируя ценности, применяя их к требованиям времени, праздник является институтом, обеспечивающим необходимую адаптацию ценностей группы, ее культурных традиций к современности. Наблюдение за праздником позволяет утверждать, что преобладает в данный момент в культуре: охранительные, консервативные тенденции или же стремление к переменам; оно позволяет судить, как относится группа к своим традиционным, основным ценностям, которые она считает фундаментом культуры, важнейшими и обязательными для жизни.

Праздник обычно и все чаще служит поводом для осмысления будущего, создания образца идеального общественного состояния, образца, являющегося существенной частью каждой развитой культуры. Эти идеальные образцы организации коллективной жизни, межчеловеческих отношений, личности — важный элемент культуры.

Праздник в своей развлекательной части содержит элементы сатиры, комизма и служит институтом, позволяющим исправлять недостатки людей посредством их публичного осмеяния. Праздничный комизм с общественной точки зрения представляет собой важную форму культурного общежития, порицания людей и явлений, не соответствующих общепринятым, по крайней мере официально, образцам и системам ценностей.

С праздником как фазой культурной жизни связаны культурные явления, в принципе не имеющие места вне праздника. Здесь имеется в виду необычайно широкий круг поступков, вещей, обычаев, знаков, символов, целых комплексов, составляющих ритуал, праздничную церемонию. К таким явлениям относятся также отдельные нормы товарищеского общения, семейной, соседской, вообще публичной жизни, привычки и традиции, словесные формулы и жесты, умение оперировать праздничными символами, знаками и предметами, праздничные магические действа, гадание, игры и забавы. С праздником связана особая сторона материальной культуры данной группы, куда входят костюмы и украшения, декорации и кухня, специальные временные сооружения и снаряжение, символы и формы пожертвований, даров.

С праздником на протяжении тысячелетий связывается значительная часть художественного творчества, для которого он является мощным импульсом, как идейным, так и престижным, создает организационные возможности и материальную заинтересованность. Это творчество охватывает:

а) архитектуру и праздничное оформление театрализованных действий, часто принимавших в прошлом и принимающих в настоящее время монументальные формы;

б) литературу: поэзию и прозу, праздничную драму, праздничную комедию — в формах, специально посвященных данному празднику, и в формах, предназначенных для создания соответствующей празднику атмосферы;

в) музыку и праздничный танец, вокальные и инструментальные произведения, песни, мелодии и хороводы;

г) праздничные зрелища, всякого рода процессии и шествия, мистерии и фарсы, инсценировки, конкурсы и состязания артистов;

д) пластическое искусство: живопись, графику, скульптуру; изготовление фигурок, кукол, масок, костюмов.

Праздник — период массового публичного представления художественного творчества, посвященного ему и создающего дух праздника, период соревнования талантов, завоевания наград, престижа.

Праздник есть время особенно интенсивной культурной инициации и социализации личности, которая именно в этот период получает возможность, открывающуюся для нее еще в детском возрасте, участия как в подготовке, так и в проведении праздника.

Для празднующей группы и ее членов праздник означает также время эмоционального подъема, особого праздничного настроя, атмосферы; участие в культурных событиях праздника вместе со всеми и на виду у всех оказывает более сильное влияние на членов группы и имеет более глубокие последствия для них, чем участие в культурных событиях повседневности.

Исторический анализ праздников, начиная с древнейших праздников Египта, Китая, Греции и Рима, показывает, что существует постоянная связь между характером, богатством, интенсивностью праздничной фазы в данной культуре и ее общим развитием. Можно сказать, что группа, обладающая слабо развитой, бедной или примитивной праздничной фазой, лишена одного из важнейших двигателей культурного развития. Столь же вредной, как учит исторический опыт, оказывается гипертрофия праздничной фазы, искусственно (особенно в жизни эксплуататорских классов) раздутой и потому пустой, поверхностной, декоративно-развлекательной, культурно бесплодной.

Праздник является чутким индикатором культурных изменений, идет ли речь о высших, основополагающих для культуры ценностях или же о вторичных, производных ценностях, всякого рода образцах. В праздновании утверждаются новые культурные элементы, когда они получают явное общественное одобрение. Изменение человеком среды его обитания также обычно приводит к принятию новых образцов празднования.

Праздник фиксирует кризисные явления в культуре данной группы. Они выражаются в отходе от давних ценностей или их отбрасывании, когда праздник превращается в собрание устарелых, архаичных обычаев, пустых условностей, никому не нужных ритуалов. В период кризиса центр тяжести празднования сдвигается в сторону развлекательных, художественных и заполняющих досуг элементов праздника, которые начинают трактоваться как автономная культурная ценность.

Принимая во внимание как исторический опыт, так и состояние современной человеческой культуры, праздник с момента его возникновения можно признать постоянным и исключительно важным источником каждой конкретной культуры, носителем которой является устойчивая группа. Есть все основания утверждать, что периодические кризисы тех или иных форм, типов праздников и празднования, органически связанные с периодическими кризисами ценностей, вокруг которых организовано коллективное бытие людей, нисколько не уменьшают ни общественной потребности в празднике, ни его культурной роли. Эта роль огромна. Более того, культура праздника систематически обогащает некоторыми своими элементами культуру обыденную, в первую очередь сферу материальной культуры. Многие предметы, вещи, некогда употреблявшиеся только во время праздников, затем вошли в повседневный быт; многие виды действий, мероприятий, зрелищ, некогда исключительно праздничных, затем укоренились в фазе будней и в их художественной культуре.

Некоторые элементы материальной культуры прошли обратный путь: из повседневной жизни они были включены в празднование. Многие символические действия, совершаемые во время праздников, являются всего лишь церемониальным повторением обычных действий с целью почитания, придания им особого значения, проявления ценностей, воплощаемых в них.

Фаза праздника и фаза будней, несмотря на такое их взаимопроникновение, остаются и, можно утверждать, останутся культурно различными; ведь праздник призван удовлетворять особые, отличные от будничных культурные потребности, что и совершается в исключительной, неповторимой праздничной обстановке.

2 Русские праздники: история и современность

2.1 Пасха

"Праздников праздник, торжество из торжеств" — так издревле называли на Руси Пасху. В наше время трудно себе представить, как звенели и сияли эти дни (Пасха — название всей недели). Трудно, но можно. Источника два: первый — биографические материалы, воспоминания и второй — собственная духовная интуиция. Основания для обращения к своей духовной интуиции простые и ясные — праздник реально происходит каждый год. Каждый год собирается множество людей, как верующих, так и просто любопытных, в храмы и ожидают события. Событие заключается не в красоте убранства, не в прекрасном пении, а в том улавливаемом духовной интуицией особом состоянии, особом ощущении, которое охватывает всех в переживании чувства единения друг с другом в радости повторяемого на разные мелодии возгласа: " Христос воскрес! "...

Однако результаты наблюдений, сделанных нами в ходе проведения исследования, обнаружили, что для тех из наших современников, которым мы предлагали ответить на вопросы нашей анкеты, с Пасхой редко связаны какие-то сильные впечатления. Мы встретили буквально лишь пару рассказов. Один из них принадлежит женщине средних лет, которая впервые зашла в храм на Пасху. Увиденное и услышанное потрясло ее, но чем именно, она объяснить не смогла. Другое воспоминание принадлежит человеку пожилому. Он-то рассказал о своих детских впечатлениях, в которые входили все моменты подготовки к празднику. Запомнил он ограничения в еде, одежде, играх и тот момент, когда ограничения сразу сменялись обилием всего. Постная еда менялась на "скоромную", одевалась новая рубаха, можно было играть. Одна из любимых пасхальных детских игр — это катание раскрашенных яиц. Но современные дети, да и взрослые о такой игре не вспоминают.

У каждого праздника свой ритм, свой оттенок. Пасха — Воскресение Христа — средоточие всех ритмов, всех красок. Ритмы Пасхи похожи на внезапный прорыв ликующей радости из мира иного. Эта радость такой силы, что не будь всей предшествующей празднику подготовки, человеку ее трудно вместить.

Пасха в России всегда была самым любимым праздником. Пасхальные ритмы во многом определили черты русского характера в том виде, как он складывался веками: такое его качество как потребность в громогласной открытости миру в радости —"звонить на всю Ивановскую". "3a окнами перезвон веселый, ликует Пасха. Трезвонит у Казанской, у Ивана Воина, дальше где-то... — тоненький такой звон. Теперь уж по всей Москве, всех пускают звонить на колокольни, такой обычай — в Пасху поликовать. Василь Василич все вчера руки отмотал, звонивши, к вечеру заслабел, свалился". В русском языке существует выражение "пасхальная радость". Наши предки знали, чувствовали, что оно означает.

Время праздника не уходит сразу. Пасха — это вся неделя — Святая неделя. "В субботу на Святой монахини из Страстного монастыря привозят в бархатной сумочке небольшой пакетец: в белой писчей бумаге, запечатанный красным сургучом, — ломтик святого Артоса. Его вкушают в болезни и получают облегчение. Артос хранится у нас в киоте, со святой водой, с крещенскими и венчальными свечами. После светлой обедни, с последним пасхальным крестным ходом, трезвон кончается — до будущего года. Иду ко всенощной и вижу с грустью, что Царские Врата закрыты. "Христoc Воскресе "еще поют, светится еще в сердце радость, но Пасха уже прошла: Царские Врата закрылись".

Ныне праздник Пасхи в такой глубине, красочности оттенков и протяженности во времени (и вне всякого времени) мало кому знаком. То, что это забвение произошло не без воздействия причин, внешних празднику, очевидно. В советское время Пасху "отмечать" запрещали почти всем, кроме "несознательных старушек". Даже обнаружение крашеных пасхальных яиц могло стоить партбилета либо "запрета на профессию" (например, учителя или "идеологического работника"). Не говоря уже о невозможности проникнуть через ряды милицейского ограждения на Пасхальный крестный ход. Наши корреспонденты сообщают, что даже в середине 80-х годов ХХ века на Пасхальную службу с ребенком не пропускали (милиционеры ссылались на инструкцию). Откуда же в таком случае взяться детским воспоминаниям о Пасхе?

О том, что причины видимого ослабления присутствия праздника в сознании и опыте людей — внешние, косвенно свидетельствует и тот факт, что, например, в Болгарии Пасха до сих пор самый почитаемый праздник. Правда, получены эти современные данные в болгарской "глубинке".

2.2 Рождество

В Советской России были попытки также расправиться и с Рождеством. Но любимейший праздник детей всего крещеного мира устоял. В нашей стране он сохранился, конечно, в измененном, иногда трудно узнаваемом виде. Как показывают наши многолетние исследования, похоже, что именно праздник Нового года вместил в себя не только что-то от праздника Рождества, но стал на время прототипом (образцом) праздника как такового.

Однако хочется увидеть Рождество в "неизмененном" виде. Как переживали рождественские дни, весь период Святок и те времена общих для всех праздничных ритмов? Что особенного, отличного от других, было в ритмах Светлой седмицы? Какое место тогда занимал Новый год?

Одна из особенностей восприятия ребенка - способность видеть одну и ту же местность, дом, улицу каждый раз как иные, в преломлении времени года, настроения и др. Так "наблюдатель" у Шмелева чаще всего находится, видимо, у одного из окон своего дома в Замоскворечье. А вот напротив этого окна "Барминихин сад" всякий раз разный. Над этим садом играет солнце" на Благовещенье и на Пасху, восходит Рождественская звезда и разгорается морозное Рождественское утро. "Синеватый рассвет белеет. Снежное кружево деревьев легко, как воздух. Плавает гул церковный, в этом морозном гуле шаром всплывает солнце. Пламенное оно, густое, больше обыкновенного: солнце на Рождество. Выплывает огнем за садом. Сад — в глубоком снегу, светлеет, голубеет. Вот оно, утро Праздника — Рождество. В детстве таким явилось — и осталось".

Ритм, который приносит этот праздник, другой — широкий, торжественный. Гул колокола далеко разносится в морозном воздухе. В мороз звук проникает дальше, чем обычно, наполняя «всю вселенную». Ритм Рождества — это ритм могучего, всепроникающего, вселенского торжества: "Христос рождается — славите! Христос с небес — срящите!" (т.е. "встречайте"!). Это праздник Дня рождения Спасителя.

Празднику предшествует продолжительный, но не такой строгий как Великий, Филипповский пост. Накануне Рождества — сочельник. "В сочельник, под Рождество, — бывало, до звезды не ели. Кутью варили из пшеницы, с медом; взвар — из чернослива, груши, шепталы... Ставили под образа, на сено. Почему?.. А будто — дар Христу. Ну... будто, Он на сене, в яслях". Слышатся разговорные интонации, — это опять взрослый рассказывает, а ребенок переспрашивает. Рассказывает взрослый Иван Шмелев маленькому племяннику Иву, полуфранцузу, никогда не бывавшему в России. Теперь он может увидеть "русское Рождество" таким, как оно отпечаталось в детской памяти: "Бывало, ждешь звезды, протрешь все стекла. Ноготком протрешь — звезды не видно? Видно! Первая звезда, а вон — другая... Стекла засинелись. И звон услышишь. И будто это звезды — звон-то! Морозный, гулкий, прямо серебро. В Кремле ударят — древний звон, степенный, с глухотцой. А то — тугое серебро, как бархат звонный. И все запело, тысяча церквей играет. Не Пасха, перезвону нет, а стелет звоном, кроет серебром, как пенье, без конца-начала... гул и гул".

Много радостей несли Святки детям. А взрослые сами на время могли стать как дети. Елка, подарки, катанья, представленья, коледования. Даже гадания, обычно считающиеся большим грехом, допускались в эти дни. Причина "послабления" — в словах мудрого старичка Горкина: "На то и Святки. Нынче не грех гадать. И волхвы гадатели ко Христу были допущены. Так и установлено, чтобы один раз в году судьба открывалась. А нонче Христос родился, и вся нечистая сила хвост поджала, крутится без толку, повредить не может". Сам Горкин, правда, лишь "играет" в гаданье, используя традицию в "педагогических" целях — он каждому из присутствующих подбирает полезное изречение "царя Соломона" незаметно для взрослых (но ребенок замечает все!).

Однако главное, к чему открыта душа ребенка, — это духовная сторона праздника. Душа ребенка активно ищет святое, свет. Она должна питаться светом, чтобы потом, во взрослой жизни уметь отличать свет от тьмы, доброе — от злого. А родившийся на земле Спаситель - это Свет, родившийся в мир: "В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков; и свет во тьме светит, и тьма не объяла его".

Слово "святое" одно из самых часто встречаемых в книге Шмелева. В том-то и смысл "лета Господня", чтобы через праздничные ритмы найти, увидеть, почувствовать духовный лик людей, событий, явлений: "Идешь из церкви. Все — другое. Снег — святой. И звезды— святые, новые, рождественские звезды. Рождество! Посмотришь в небо. Где она, та давняя звезда, которая волхвам явилась? Вон она: над Барминихиным садом, низко. Она голубая, святая. Бывало, думал: "Если к ней идти — придешь туда. Вот прийти бы... и поклониться вместе с пастухами Рождеству! Он — в яслях, в маленькой кормушке, как в конюшне... Ты видишь, Ивушка? А ты зажмурься... Видишь — кормушка с сеном, светлый-светлый мальчик.... "

Рождество дети проживали, проигрывали, они участвовали в этом празднике, он становился частью их опыта, их жизни. Детские спектакли на Рождественские сюжеты были повсеместны. Ходили дети (и взрослые) по домам "Христа славить" — колядовать.

2.3 Новый год

До Петра I на Руси летоисчисление строилось "от сотворения мира" и нумерация годов значительно отличалась от принятой на Западе. Смена года происходила 1 сентября, До сих пор новолетие по церковному календарю празднуется 1 (14 по новому стилю) сентября. При Петре I стали, как и весь западный мир, строить летоисчисление от Рождества Христова. Нумерация лет сделалась такой же, как в Европе. И порядок праздников первоначально был таким же. Сначала Рождество, а через неделю — Новый год. При послереволюционной смене календаря ситуация с Новым годом стала несколько парадоксальной. Сначала страна отмечала Новый год, а через неделю... следовало Рождество. Потом, через неделю - еще один Новый год, получивший название Старый.

Еще несколько десятилетий назад празднование Старого Нового года было верным признаком "отсталости". Например, в одном из популярных фильмов 50-х годов отрицательные герои праздновали Старый Новый год, а положительные — нет.

Был небольшой период времени, когда и сам Новый год было запрещено праздновать. Пожилые люди рассказывали, как в 30-е годы у них дома приходилось затемнять окна, чтобы с улицы не заметили огоньки на елке. Но запрет продержался недолго. Слишком необходимым оказался этот праздник. В чем его сила и поразительная живучесть?

Нам представляется, что здесь несколько причин, главная из которых, если проанализировать внимательно рассказы наших корреспондентов, состоит в том, что Новый год как бы вобрал в себя образы всех самых настоящих праздников и прежде всего — Рождества.

В современном обществе сохранилось не много праздников, которые бы объединили различные его слои в ритуальном действии, форма которого относительно стабильна на протяжении десятилетий. Современное рациональное мышление, урбанизация исключают ритуал как сценарий человеческой жизни. И Новый Год фактически остался единственным календарным праздником, не утратившим отдельных черт ритуала (вместе с не календарными свадьбой и похоронами).

Смысл и значение Новогодних ритуальных действий современным человеком уже давно забыты, поэтому их можно отнести к «пережиткам» нашего общества. «Пережитки», по определению Тейлора, это механическое воспроизведение некогда магически значимых действий.

Так зачем же современному урбанизированному человеку «пережитки» Нового года? Многие исследователи полагают, что это характеризуется «недостатком» ритуалов в городском обществе. Современное урбанизированное общество заменяет традиции модой. Мода - это не просто приоритеты сегодняшнего дня, это такие приоритеты, о которых точно известно, что завтра они быть таковыми перестанут. Поэтому за модой надо гнаться.

И эта постоянная гонка за модой выматывает городского жителя. Это в свою очередь приводит к психологическому кризису. В городе почти каждая ценность является модной, т.е. не просто изменяющейся, а заведомо изменяющейся. Отсюда наша ностальгия по ритуалу, т.к. он обладает огромным психотерапевтическим воздействием, будучи веками отработанным сценарием выхода из кризисной эмоциональной ситуации. Таким образом, психологическое назначение ритуала - воспроизвести однажды уже испытанный эмоциональный подъём.

Так почему же именно Новый год сохранил свои ритуальные черты, а ни какой-нибудь другой календарный праздник?

Для того чтобы ответить на этот вопрос нужно окунуться в историю этого праздника. Традиции отмечать начало нового года пошла ещё с древнейших времён. Для архаического человека рождение чего-то нового непременно должно сопровождать гибель старого, т.е. чтобы родился новый год, старый должен умереть. Смерть года есть обрыв в бытие мироздания, т.е. с концом года мир гибнет и рождается новый мир. Ежегодное крушение и создание мира - вот, что в основе представляет собой любой новогодний ритуал. Причём строгое соблюдение новогодних ритуалов для архаического человека являлось залогом сохранения неизменности миропорядка (т.е. перемены идут, но по постоянному, уже проверенному циклу). Они создавали препятствие для проникновения в мир стихийных, хаотических сил, способных нарушить привычный ритм жизни.

Исходя из этого, неудивительно, что такой важный для наших предков ритуал до сих пор не утратил силу своих традиций до конца.

Рассмотрим что же из себя представляет современный ритуал Нового года. Для начала отметим основные черты присущие этому празднику:

Во-первых, Новый год, как и любой ритуал, явление массовое, коллективное. Причём, это торжество одновременно и семейное, и всеобщее.

Во-вторых, он растянут во времени: празднование краткосрочного момента перехода из одного года в другой растягивается на две и даже более недели.

В-третьих, праздник несёт за собой строго установленную эмоциональную окраску. Новому году нужно обязательно радоваться, только тогда он принесёт тебе удачу.

И ко всему прочему, ритуал Нового года поглощает само событие. Большинству из людей трудно представить этот праздник вне его привычных форм. Нам кажется неправильным, если человек хотя бы как-нибудь не отпраздновал Новый год.

Перейдём же к самому ритуалу встречи Нового года в нашей стране. Само новогоднее торжество довольно хорошо регламентировано. Т.о. большинство семей РФ из года в год повторяют одни и те же действия (наряжают ёлку, пьют шампанское, запускают фейерверки и т.п.) В чём же смысл этих действий? Что они символизируют? И откуда берутся корни этой символики?

Чтобы понять всё это мы последовательно рассмотрим наиболее распространённые традиции, составляющие новогодний праздник. Сначала идёт подготовка к торжеству. Квартира тщательно убирается, сам хозяин в предновогодний день моется. К Новому году обязательно должна быть поставлена и наряжена ёлка. Традиция наряжать на Новый год ёлку пришла в Россию при Петре I из Европы, она имеет немецкое происхождение. Однако, почитание ели как священного дерева изначально не германское, а кельтское. В культуре Галлов ель была воплощением Дерева Жизни (Мирового дерева) благодаря своим вечно зелёным ветвям. А в народной славянской культуре ёлка была связана с миром мёртвых, поэтому обычай ставить ёлку под Новый год в народной среде приживался вплоть до революции.

Каждый вид украшений ёлки мифологичен. Но это не означает, что их символика прошла сквозь столетия в неизменном состоянии. Люди, создавая игрушки, шарики и блёстки, неосознанно обращались к архетипам и мифологемам, как обычно бывает с подавляющим большинством случаев.

На верхушке ёлки горит звезда. Глубинное значение этой звезды - вершина Мировой Оси (Мирового дерева), т.е. точка соприкосновения земного и небесного миров, откуда высшие силы посылают нам всяческое благо.

Но помимо звезды ёлку ещё украшают шариками и игрушками. Шарики - это современный вариант яблок и мандаринов, которыми наряжали рождественскую ель. Они символизируют плоды Дерева Жизни, дающие здоровье и долголетие (вспомним молодильные яблоки из русских народных сказок). Что же касается игрушек, то они, возникнув в советскую эпоху, недолго пробыли в изображении лётчиков и моряков. Вскоре их заменили образ различных животных и сказочных героев. Сказочность этих существ для нас очень важна - она означает, что перед нами образы существ из потустороннего мира, причём эти игрушки сакрализованые, они могут присутствовать только на ритуальном объекте (т.е. новогодней ёлке). Всё это связывает ёлочные игрушки с фигурками благих духов, к которым архаический человек обращался за помощью.

Ни одна современная ёлка не обходится без гирлянды лампочек и блёсток, т.е. множества мерцающих огоньков: горящих или отражённых. Именно так в мифологи представляется присутствие сомна духов (души умерших предков или сверхъестественные существа)

Последнее украшение на ёлке - серебряный дождик, спускающийся от её макушки до основания. В мифологической картине мира это образ вечно струящейся воды, соединяющей небесный, земной и подземный миры. Она выступает в роли своеобразной стены, защиты мироздания от внешнего хаоса. Помимо ёлки новогодним «дождиков» украшаются дверные проёмы, окна - весь периметр жизненного пространства.

Под ёлку часто ставят фигурку Деда Мороза. Там же 1 января появятся подарки для детей. Причём дети прекрасно понимают, что под ёлкой лишь изображение Деда Мороза, т.о. фигура под ёлкой, необходимая для прихода в дом иномирного существа, является аналогом языческого идола.

Итак кто же такой Дед Мороз и почему его образ неотрывно связан с временем Нового года?

Имя Дед Мороз содержит две его важнейшие характеристики: он стар, а следовательно мудр и он связан со стихией холода. Перед нами одно из ипостасей владыки Нижнего мира, мира мертвых. Но для архаического человека мир мёртвых не ад, и не кошмар, которым его себе представляет современный человек. Мир смерти - это обитель ушедших родственников, с которым архаический человек постоянно контактирует. Такой мир представляется подобием мира живых или миром изобилия. Его владыка властвует над несметными богатствами, которые раздаривает в мире живых (отсюда бесчисленные подарки Деда Мороза)

И вот наступает новогодняя ночь. Вся семья собирается у накрытого обильными угощениями стола. Финальное событие уходящего года - обращение президента к народу. Почему в эти минуты к нам обращается именно наш вождь? В мифологическом сознании вождь - посредник между миром людей и миром богов. И что же мы хотим услышать от высших сил? То, что нам скажет президент: «Этот год был тяжёлым, но следующий будем лучше» - чисто ритуальная речь.

Бьют куранты, а вслед их последнему удару звучит гимн. Все поднимают бокалы с шампанским, громко чокаются и кричат «Ура!» или «С Новым годом!». Именно звуки сопровождают переход из одного года в другой. И в мифе, и в ритуале музыка является средством открытия врат между мирами. Бой курантов и звон бокалов символически открывают дверь наступающему году.

Затем все выходят на улицу и запускают фейерверки. Это тоже символично: почти во всех мифологических системах творение мира есть творение света и огня.

Таким образом, способ праздновать наступление нового года является «современным» ритуалом. Составляющие его традиции своими корнями уходят глубоко в древность. Но в то время производимые действия имели какой-то смысл для архаического общества. На сегодняшний день этот смысл утерян. Ритуал перешёл в обычай или даже в ряд действий, совершаемых в силу привычки, в силу традиций.

2.4 День Победы

Для многих людей пожилого возраста, запомнилось само событие, в честь которого был учрежден государственный праздник. Это 9 мая 1945 года — День Победы. Война для всех была временем страданий и предельного напряжения сил. Ее переживали и те, кто воевал непосредственно на полях сражений, и те, кто был в тылу. Радость от победы была огромной силы. Люди, испытавшие ее, сохранили память об этом дне на всю жизнь.

День Победы до сих пор остается одним из любимых и общим для разных регионов и даже для разных возрастных групп праздником. В чем причина такой значимости события?

Великая Отечественная война отстоит от нашего времени почти на шестьдесят лет. Популярность праздника победы в той войне, конечно, связана и с тем, что праздновался он по-особенному. В конце 70-х годов 9 мая стало нерабочим днем. Повсюду проходили парады, народные гуляния, встречи ветеранов. Но и это не объясняет популярности праздника. Для того чтобы стать "настоящим праздником", он должен был укорениться в народной памяти и передаваться от поколения к поколению как важное событие. Сейчас, когда произошли другие войны, и есть совсем молодые ветераны этих других войн, нужно постараться понять, что связано с тем давним днем 9 мая 1945 года.

Великая Отечественная война была событием, коснувшимся всего народа, населявшего бывший Советский Союз. В далекой Бурятии, отстоящей на тысячи километров от военных действий, победе радовались так же, как и в Москве, и в Казани, и в разрушенном войной Смоленске.

Вспоминает 70-летняя тамбовчанка: "Я была вечером на полевом стане.... И вдруг приехал бригадир и объявил, что кончилась война.... Какое это счастье — жить без войны! Нас было два повара, и мы танцевали, кричали, обнимались.... И этот праздник — День Победы — останется в наших сердцах до конца дней".

Это событие запомнилось особенно ярко тем людям, чей возраст к моменту победы приходился либо на детские годы — 6-8 лет, либо на время ранней юности — 16-20 лет. Запомнились какие-то детали, другие события тех дней. 70-летняя москвичка вспоминает: " 8 мая 1945 г. в Тбилиси, в школе, в которой я училась, прошел слух, что закончилась война. На радостях мы всем классом ушли с занятий гулять. Ночью я не могла заснуть и думала, что если не закончилась война, то придется предстать пред "оком" директора школы. В 4 часа утра я услышала шум на улице с ликованием по поводу окончания войны, что было двойной радостью для меня. (Чем запомнилось?) — Вместе с радостью и ликованием народа в это же время было много горя. (Сколько Вам было лет?) — 16".

В воспоминаниях иногда используются слова из популярных песен о войне и победе, но это не сказывается на искреннем тоне рассказчика. 76-летняя москвичка вспоминает: "Самый замечательный праздник был 9 мая 1945 года. ВОВ (то есть Великая Отечественная война) закончилась героической победой нашего народа над фашизмом. Праздничный салют, всенародное ликование, люди от мала до велика, военные и штатские, женщины, мужчины и дети поздравляли друг друга, целовались и плакали. Это радость со слезами на глазах. Это радость с сединою на висках. Среди моих родственников Родину защищали мой отец, два двоюродных брата и два дяди, один из них погиб. (Чем запомнилось?) — Единением народа и верой, что война не должна повториться. Очень трогательно встречали солдат и офицеров. (Сколько Вам было лет?) — 20".

75-летний москвич немногословен: "Праздник Победы — 9 мая 1945 года. Хотя он запомнился ярко и навсегда, лучше и полнее, чем это описано за 50 лет, я сказать не сумею. (Чем запомнился?)— Всеобщим ликованием всего народа. (Сколько Вам было лет?) — 19".

Иногда воспоминание относится к неправдоподобно раннему возрасту. Но здесь путаницы быть не может, так как все легко подсчитать. 64-летний житель Москвы вспоминает время, когда ему, как он считает, было 4 года (на самом деле 7-8 лет): "День Победы 9 мая 1945 года. Я был с родителями в Тегеране. Было такое впечатление, что плохого больше никогда в жизни не будет. И все были счастливыми и красивыми. (Чем запомнилось?) — Простым человеческим счастьем".

64-летняя москвичка вспоминает: "День Победы, сколько радости по всей России... Все радостные пели, танцевали, а мама моя плакала во весь голос, так как наш папа погиб в 42 году, и брата убили. И мне это запомнилось на всю жизнь — и радость, и слезы. Но война кончилась, была радость на душе, по всей России".

И совсем краткое: "День Победы. (Чем запомнилось?) — Мой отец после войны остался жив! " (м., 66 лет).

Мы привели лишь часть рассказов о Дне Победы, но и из этих небольших отрывков видно, что в своих истоках настоящий праздник— это прежде всего само событие которое могло иметь место и 50, и 100 и тысячи лет назад.

Великая Отечественная война коснулась не только всех граждан нашей страны — и детей, и стариков, и воинов, это была еще и мировая война. В той или иной степени она явилась событием, затронувшим мир — "мир" в двух смыслах этого слова. Среди нас, постаравшихся собрать свидетельства о настоящем празднике и рассказать об опыте других людей, переживших радость Дня Победы, нет никого, кто сам видел своими глазами ликование на площадях в 1945 году, когда незнакомые люди бросались с объятиями друг к другу с криками "Победа!". Но мы можем обратиться к свидетельствам того времени, оставленным участниками. Для того чтобы понять и почувствовать радость Победы, надо прикоснуться и к тому, чем была та война для современников.

Из множества прекрасных книг о войне мы выбрали воспоминания, написанные простым, почти детским языком. Они и относятся ко времени ранней юности, когда молодых девушек, которым не исполнилось еще и двадцати лет, сажали на тихоходные и уязвимые со всех сторон самолеты из фанеры (ПО-2) и бросали в бой. "Опять мне приснился сон. Этот сон мне часто снится. После той ночи, когда я впервые увидела, как в воздухе горит самолет... Начинается он с картины бешено мчащихся всадников. Где-то далеко на горизонте. Силуэты людей и коней ярко-синие, а фон - оранжево-красный. Как зарево. Потом я различаю, что это пожар. Пляшут языки пламени, клубится красная пыль. Кони несутся лавиной. Их много, они приближаются, вырастают в огромные черные фигуры и, сливаясь, сплошь закрывают яркий фон. Я слышу громкий храп и топот копыт и просыпаюсь в ужасе.... " Летчицам не давали парашюты. Эти приспособления, которые могли бы спасти много жизней, они увидели в своем снаряжении только в конце войны. А так десятки их сгорали вместе с самолетами на глазах у подруг. "Истребитель! Фашистский истребитель вышел на охоту за нашими По-2. Так вот почему молчат зенитки! Они боятся поразить свой самолет и отдают По-2 на расправу истребителю. А тот спокойно расстреливает наши тихоходные самолеты, попавшие в лучи: лучшей мишени не придумаешь! ". Война - это и тяжелый труд почти за пределами человеческих возможностей. Девушки-вооруженцы на руках подносят "сотки". Бомбы тяжелые, девушки кряхтят. Подвесить стокилограммовую бомбу нелегко. Но они наловчились: две-три девушки, стоя на корточках, на коленях, быстро поднимают сотку, подводят ее к замку и подвешивают под крыло, закрепляя винтами. Потом другую. Когда бомбы подвешены, они уходят за новыми: уже подруливает следующий самолет". Так каждая из них за ночное время работы поднимает больше двух тонн груза: "И никто из них ни на что не жалуется: война.... "

Война нарушила нормальные ритмы жизни, нормальное распределение работы. Юные девушки не должны поднимать две тонны груза и гореть в самолетах, дети не должны бежать из родного дома и гибнуть под бомбами. Война — это заболевший ритм жизни мира. Однако смысл войны высвечивает победа.

Победа в Великой Отечественной — это событие, многие десятилетия питающее чувство национальной гордости всех народов нашей страны. Празднование Дня Победы сохраняет историческую память и о страшной цене, которой она досталась, и память о том, что это мы выдержали испытание, мы дошли до Берлина, уничтожая врага, грозившего всему миру и всем истинным человеческим ценностям.

Другой военный летчик, в другой стране почувствовал смысл последней мировой войны, когда она только начинала разгораться, переворачивая жизнь в родной Франции. Летчика звали Антуан де Сент-Экзюпери. Он оставил свое потрясающее свидетельство об этом мгновении обретения смысла.

Франция не так велика, как Россия. Пройти ее всю хороша подготовленным вражеским войскам не составляет особого труда. Но страна сопротивляется нашествию, хотя обречена на поражение. Летчиков дальней авиации, к которым принадлежал и писатель, бросают на выполнение бессмысленных, на первый взгляд, заданий. Из одного такого полета Антуан де Сент-Экзюпери приносит осознание всего происходящего такой глубины и силы, которое может даваться, возможно, только "у бездны на краю" (Пушкин).

Самое мощное, самое современное снаряжение не защищает от разрыва снаряда. Человек, летящий в самолете, — это и воин, опасный для врага, и он же особенно уязвим, пока парит в воздухе. Кроме войны между войсками, оснащенными снарядами и техникой, существует также битва между плотью, которая в любой миг может быть лишена жизни, и духом, требующим подчинения ему. "О теле нужно сказать несколько слов. Ведь в повседневной жизни человек слеп к очевидности. Чтобы она стала зримой, необходимы вот такие исключительные обстоятельства. Необходим этот дождь восходящих огней, необходимы эти надвигающиеся на тебя колья, необходимо, наконец, чтобы ты предстал перед трибуналом для Страшного суда. Вот тогда ты поймешь. Снаряжаясь в полет, я спрашивал себя: "Какими они будут, последние мгновения? " Испытание я представлял себе как испытание для моей плоти. Я считал, что риску подвергается прежде всего моя плоть. Точка зрения, на которую я по необходимости становился, была точкой зрения моего тела. Мы так много занимаемся своим телом! Так старательно одеваем его, моем, холим, бреем, поим и кормим. Мы отождествляем себя с этим домашним животным. О нем мы говорим: Это я. И вдруг вся эта иллюзия рушится".

В этом полете Антуан де Сент-Экзюпери обрел понимание сущности того, что происходит с его страной и с миром. Уныние поражения, испытанное им от зрелища бессмысленных, па первый взгляд, потоков беженцев, от умирающих деревень, вытаптываемых полей созревшей пшеницы, от разрушения всех основ жизни, сменяется осознанием силы жертвы, превосходящей силу самого мощного оружия. "Мы видели пылающую Францию. Мы видели сверкающее море. Мы состарились на большой высоте. Мы склонялись над далекой землей, словно над музейной витриной. Мы играли на солнце с пылинками вражеских истребителей. Потом мы опять снизились. Мы бросились в костер. Мы жертвовали всем. И там мы узнали о самих себе больше, чем узнали бы за десять лет размышлений". Это знание о том, что смерти боится только тело, а дух бессмертен, что сущность человека — любовь.

"Но тут речь идет о настоящей любви: о сети связей, которые делают тебя человеком". Это и предчувствие настоящих причин вражеского вторжения: "Мы все, во Франции, чуть не погибли от разума, лишенного сущности". Победивший дух — начало победы в этой войне.

Антуан де Сент-Экзюпери не вернулся из полета 31 июля 1944 года. События его книги "Военный летчик" относятся ко времени, когда в нашей стране еще не помышляли о вторжении, о бомбежках, мобилизации и похоронках. Но в конце той войны ожидание будущей победы объединяло всех людей — и во Франции, и в России, и в Англии, и в Чехословакии... Мир был способен пережить и прочувствовать этот миг будущей радости победы.

Поэтому День Победы — праздник не только для России. Удивительным совпадением оказалось и то, что для многих прошло незаметно. В 1945 году 9 мая приходилось на середину Светлой седмицы, так как Пасха была в воскресенье 6 мая. То есть День Победы в тот год совпал с Пасхальной неделей.

2.5 Семейные праздники

Среди всех семейных праздников традиционным и самым дорогим для каждого члена семьи должен быть день рождения. Именно в этот день проявляется отношение всей семьи к имениннику. В свою очередь и он имеет возможность выразить свою любовь и признательность каждому члену семьи.

Готовиться праздник заранее и принимать участие в нём должен каждый. Необходимо учитывать возрастные особенности детей и чем младше ребёнок, тем должен быть праздник ярче и длительнее - весь день, белее красивым и сказочным. Этот день полон сюрпризов и неожиданностей, подарков. Хорошо если есть возможность сфотографировать, чтобы позже образовалась целая серия разновозрастных фотографий. Все дарственные открытки тоже надо сохранять, потом по текстам этих поздравлений интересно проследить за изменениями характера ребёнка, его увлечений. Текст поздравления составить не просто. Желательно чтобы поздравление было в стихах и относилось именно к этому человеку. Такие стихи лучше сочинять самим и пусть они будут несовершенны, но от души и практика доказывает, что они оказывают очень благотворное влияние на виновника торжества.

В эти дни есть замечательная возможность применить педагогические принципы Антона Семёновича Макаренко, особенно в семьях, где ребёнок растёт не единственным, а в окружении братьев и сестёр, даже если они не родные, а сродные. Коллективная творческая деятельность объединяет малышей, учит взаимопониманию, взаимоуважению. В коллективном труде каждый может ярче проявить свои способности - сочинить стихи, нарисовать газету, оформить коллаж, сделать аппликацию и другое.

Самым волнующим моментом в жизни каждого именинника является получение подарков. В этом случае надо особенно продумать преподнесение подарка. Малышу будет приятно увидеть свой подарок сразу после пробуждения, рядом со своей кроваткой.

Открыв глаза, малыш увидит свои вещи и поймёт, что вырос на целый год. Сразу же эти вещи надевают на именинника, а старые вещи убирают.

Подарки могут ожидать малыша повсюду: под подушкой, под тарелкой, в корзине с игрушками, на его книжной полке. Целый день он встречается с такими сюрпризами, и восторгу нет предела!

Подарки это часть праздника. Ожидание чуда начинается задолго и первые элементы праздника - оформление. Если комната будет не украшена, то праздничное настроение будет недолгим. В оформлении может принимать участие и именинник. Здесь такой простор фантазии! На стенах, покрытых обоями, хорошо крепить всё иголками, а на стенках шкафов с внутренней стороны можно закрепить фотографии клейкой лентой или лейкопластырем. От люстры до карниза можно протянуть гирлянды из бумажных цветов, на которых отдельными буквами написано имя виновника торжества или “Поздравляем”. Потолок можно превратить в лесную полянку закрепив на потолке, как новогодний снег, отдельные цветочки. приятно увидеть в День рождения на зеркале смешную рожицу, которую можно нарисовать подкрашенной зубной пастой.

Именинный торт ждут все. Это может быть фирменный, который любят в этой семье, или новинка. Конечно лучше домашний торт. В приготовление этого сюрприза можно вложить столько любви!

Торт обязательно украшается свечками. Это именинный ритуал - тушение свечей очень нравится всем. Чем больше свеч, тем труднее их погасить и в этом случае снова видно взросление ребёнка.

Во время торжества можно проводить различные игры. Очень просто провести аукцион со словами “День рождения” и другими. Кто последним назовёт песню с этими словами является победителем и награждается памятным сувениром. конкурс на лучший комплимент лучше проводить для подростков. Можно провести беспроигрышную лотерею, для этого могут пригодится различные мелкие предметы - нитки, иголки, ручки, карандаши и т.д. лотерея пожеланий проводится тоже для подростков. пожелания пишутся на отдельных бумажках, сворачиваются, опускаются в шапку и потом каждый берёт себе пожелание. Пожелания шуточные и вызывают всеобщее веселье. Но особенно интересно проводится игра “Что бы это значило?”. На отдельных листах бумаги приклеивается фотография (можно именинника, а можно гостей), которая запечатлела смешную ситуацию.

В праздник можно превратить любое семейное событие. Даже выезд в лес может стать не очередной поездкой. а “встречей с зелёным другом”. Например, поездки за подснежниками. Это всегда большая радость видеть пробуждение природы, мощную силу зелёных росточков, которые преодолев плотность земли, тянутся к солнцу.

Встречи с Природой - это поход в мир красоты и гармонии. Целесообразность в природе удивительна, человеку только надо внимательно вглядываться в этот мир. именно на природных подсказках построена наука бионика. многие чудеса техники мы находим в природе, об этом нам рассказывают родители во время прогулок.

Семейные праздники - это прекрасная традиция. Это надо передавать по наследству, это надо развивать, этому надо учить, особенно молодых родителей. Ребёнок должен жить в счастливой семье и чувствовать любовь родных. Школа даёт знания, а воспитание идёт от семьи, поэтому очень важно учить ребёнка тем принципам и той морали, которая в этой семье. От воспитания в семье зависит, кем и каким будет ребёнок, став взрослым, какая будет его семья. Не надо жалеть на воспитание ребёнка сил, времени, денег.

Это всё только для блага ребёнка, а в этом состоит счастье родителей. Праздник в семье приготовить не сложно, нужно только пофантазировать. Через праздники и традиции можно привить ребёнку хорошие манеры, выработать привычки, научить вести себя за столом. Попадая в другое общество, ребёнок не будет чувствовать неловко себя от того, что он не может вести беседу, участвовать в играх, пользоваться приборами. Если его этому не научили, в том нет его вины, он может всё это освоить сам в более зрелом возрасте. Но лучше, если все хорошие привычки ребёнок закрепляет с детства. Теоретические знания не дают возможности превратится в привычку, если они не закреплялись практически.

Праздник - это своеобразный итог тому, что получил в своём воспитании ребёнок. Хорошо наблюдать ребёнка в гостях, где он должен уметь вести себя достойно и свободно. а это достигается благодаря привычкам. Даже на плохих примерах можно научить как не надо себя вести. хорошо воспитанные сын или дочь - это высшее достижение родителей. Ради этого стоит потрудится и приложить максимум любви, терпения, времени.

2.6 Влияние праздников на личность человека

До сих пор мы трактовали праздник как повсеместно распространенную, часто регулярную фазу коллективной жизни, цель которой состоит в том, чтобы институциональным образом отдать почести ценностям группы в специально выделенное для этого время. Теперь рассмотрим проблемы праздника в связи с индивидом, отдельной личностью.

Праздник имеет смысл для личности лишь тогда, когда он выводится из ее принадлежности к группе, установившей и соблюдающей этот праздник и данные формы его празднования. Таким образом, праздник оказывается прежде всего родом связи, возникающей из принадлежности к группе, живущей по определенным правилам и по определенному календарю. Участие в празднике входит в комплекс обязанностей, вытекающих из участия в группе, и потому часто принимает форму долга перед группой — религиозного, патриотического, национального, гражданского, классового или политического, а также профессионального, корпоративного, семейного. В качестве выполнения долга это участие обычно имеет принудительный характер — индивид, уклоняющийся от него, подвергается религиозным, юридическим, традиционным санкциям. Человек, принадлежащий к группе единоверцев и не отмечающий ее праздников, обвиняется в отступничестве от принципов веры; гражданин, игнорирующий праздник своего государства, может быть осужден за отсутствие лояльности к нему и его идеалам; член корпорации, уклоняющийся от обязанности общего профессионального праздника, подлежит осуждению в своем кругу. Аналогично член семьи, уклоняющийся от участия в семейном празднике, осуждается за пренебрежение семьей и добрыми обычаями.

Праздник по своей сути является формой обновления и подтверждения ценностей коллективной жизни; индивид может по-разному относиться к ним, что самым очевидным образом влияет и на его отношение к празднику. Если эти ценности для индивида безразличны, если он лишь декларирует или даже симулирует принятие, чтобы не подвергнуться санкциям со стороны своего окружения, вряд ли можно ожидать, что праздничные переживания будут для него чем-то глубоким и существенным. Чем сильнее и глубже вера в ценности, которым посвящен праздник, тем глубже он воспринимается; в религиозной жизни такое переживание может доходить до экстаза, до самозабвения, выражаться в радостном возбуждении или покаянном самоуничижении. В национальной, политической и общественной жизни личность, участвуя в празднике, демонстрирует в этот день свою привязанность, верность, готовность к защите идеалов и прежде всего неразрывную связь с празднующей группой, солидарность с ней. Праздник представляет собой такую фазу коллективной жизни, в которой индивид гораздо интенсивней, чем в обыденной жизни, публично проявляет свое единство с группой и ее ценностями. Участие в праздновании, обрядах, шествиях, надевание праздничных одежд, знаков праздничных отличий, убранство квартиры или дома — это всегда демонстрация, которая в определенных условиях, например, когда празднующая группа подвергается преследованиям, связана с риском для демонстрирующего.

Праздник может служить для вовлеченных в него людей мощным стимулом ко всякого рода творчеству, к активному участию в его художественном оформлении, в придании ему блеска, к созданию произведений пластических видов искусства, литературы, музыки, органически связанных с праздником. История искусства знает огромное количество таких творцов и их произведений — от скромных, безвестных до общепризнанных гениальных художников. Именно эта функция праздника, его роль как стимула специфического творчества личности, может быть также признана критерием общественной жизненности праздника и его идеи. Пока праздник вдохновляет людей творчества, он остается живым.

Праздник играет определенную роль в процессе социализации личности, осознании ею своего места и отношения к социальным группам. Своим эмоциональным климатом, зрелищностью, необычайностью, часто весельем и изобилием, возможностью воспользоваться благами, недоступными в повседневности, подарками, развлечениями и отступлениями от обычных правил, ограничивающих человеческое поведение, праздник на протяжении тысячелетий привлекает детей и молодежь, глубоко западает им в память. Он оказывается прежде всего поводом к самоотождествлению — в дни праздника молодежь часто яснее, чем в других случаях, осознает себя, свое единство с общественной группой. Церемониал, обряд, обычай праздника служат прекрасной школой культурной традиции, к которой молодежь приобщается естественным и достойным образом — через непосредственное участие в торжествах. Знание праздничного ритуала и обычая является, с одной стороны, условием действительного участия в празднике, с другой стороны, чертой принадлежности к определенной группе и ее культуре. Во время праздника в различных формах — зрелищной, вербальной, символической, метафорической или драматической, реалистической — отображается прошлое группы, мифическое и историческое, а также современность, нынешняя ситуация. Поэтому праздник служит и для ориентации молодежи во времени, в котором жила или живет группа, в том числе и каждый представитель молодого поколения, относящий себя к данной группе.

Праздник — это период исполнения особых общественных ролей открытым, публичным, коллективным образом. Независимо от того, проявляется ли публично обычная, нормальная общественная структура с ее иерархией или же на время создается иная, даже обратная структура, праздник всегда выступает периодом, когда подобные роли подчеркиваются, выражаются наиболее четко и недвусмысленно. Король, епископ, президент или ректор появляются во время праздника в соответствующих одеждах и регалиях; как правило, костюм ведущего, руководителя праздничного развлечения, сатирических представлений так же, как и его слова, определяет и подчеркивает его функцию. В праздники люди заслуженные надевают ордена, люди богатые — драгоценности, члены корпораций, профессиональных объединений — специфические формы или знаки отличия, артисты — трагические или комические маски. Общественные и культурные роли обнажаются в это время так, как никогда они не обнажаются в обыденной жизни. Поэтому праздник дает возможность увидеть эти роли в действии (по крайней мере некоторые из них).

Сказанное относится ко всем важным с социологической точки зрения местам проведения праздника от семейного очага, где такие роли, как хозяин, хозяйка, гость, находят свое полное выражение, до центральной площади в столице большого государства, руководители которого появляются в дни годовщин на почетной трибуне, перед глазами многотысячных шествий и миллионов телезрителей.

Праздник для личности сочетается также с расширением ее привычных прав, временным отходом от повседневных норм поведения, даже в таких сферах, которые обычно, связаны со строгими запретами (как, например, в сексуальном поведении). Последнее в особенности касается праздников в русле традиции культа плодородия и эротических культов, оставивших прочные следы во многих культурах.

Часто праздник сочетается с характерными формами развлечений, дающих индивиду возможность разрядки, позволяющих участвовать во всеобщности праздничного смеха, воздействующих на него очищающим образом.

Многие аспекты и функции праздника, разнообразные вторичные (по отношению к основной) ценности, актуализируемые и становящиеся доступными во время празднования, целая гамма событий, каждое из которых может оказаться для человека источником удовлетворения, привлечь его внимание так же, как неповторимое настроение праздника, его атмосфера, красочность и динамизм,— все это способствует тому, что в этот период личность обретает возможность гораздо более полной жизни, чем в будни.

Но было бы ошибкой видеть в празднике и праздновании некое идеальное состояние, только лишь счастливый и радостный фрагмент жизни человека. В действительности все обстоит гораздо сложнее: праздничному периоду сопутствуют типичные трудности, напряженности, конфликты и состояния разочарованности. Праздник — это время, в которое активизируется коллективная деятельность, выявляются связи и групповые принадлежности, общественные роли и положения. Именно праздник своим настроем и всеобщим ожиданием необычного особенно болезненно обнажает неудачи человеческих судеб, трудность положений, в которых оказывается человек по своей и не по своей вине. Одиночество, ощущение покинутости, отсутствие контактов с другими людьми во время праздника причиняют человеку боль сильней, чем когда-либо, и могут даже привести к душевному надлому. Изгнанники, узники, больные, увечные, обездоленные особенно драматически ощущают свою отрешенность от мира или неполноценность своего участия в жизни.

Обнажая истинное положение индивида в обществе, его ранг, богатство или нищету, его возможности, праздник для отдельных людей оказывается временем наибольшего унижения, степень которого возрастает с усилением соперничества между празднующими, а оно, как мы уже говорили, проявляется в самых разнообразных формах. Праздники таят в себе угрозу взрыва конфликтов между людьми, которые должны именно в это время забывать о них, однако на деле выходит иначе: праздник активизирует человеческие столкновения и драматизирует их.

С исчезновением убеждения в ценности праздника, как его идеи, так и самого празднования, с ослаблением связи с празднующей группой индивид начинает тем или иным способом избегать праздник, отходить от него. Когда ослабевают санкции за такое поведение со стороны общности людей, по крайней мере некоторые представители этой общности используют предоставившуюся возможность для духовного или физического (а иногда того и другого вместе) бегства, лишь бы не участвовать в означенный период в коллективной жизни. Иногда отход от какого-то вида праздника является следствием перемен в мировоззрении человека: порывая, например, с религиозным праздником, он в то же время может активно включиться в празднование революционных или национальных годовщин. Современные люди в развитых индустриально-городских обществах, принадлежа к различным социальным группам, часто празднуют по разным календарям: порывая с одним, придерживаются другого.

Еще в XIX в. французский философ П. Ж. Прудон в своем исследовании выходного дня утверждал, что не существует никакого социального равенства по отношению к празднику, так как для образованных и богатых все дни одинаковы, выходных дней у них, в сущности, нет. Поэтому можно предположить, что потребность в празднике всегда будет уменьшаться там, где возрастает богатство и уровень образованности, где человеку не надо много и тяжело трудиться, когда ослабевают его связи, в особенности эмоциональные, с традиционными празднующими группами, к которым он формально принадлежит, когда он не зависит от ритма природы и сам рациональным образом определяет ритм собственной жизни. Потребность в празднике уменьшается с исчезновением метафизических интересов и охлаждением к идеологии, усилением рационализма, прагматизма и культа индивидуализма, выражающегося в желании оградить личную жизнь от посторонних посягательств и в усмотрении в этой личной жизни, в праве на интимность, на изоляцию в собственном кругу основного права современного человека.

Однако исчезает ли при таких условиях потребность в празднике вообще? Думаю, что нет, поскольку исчезновение наиболее глубоких причин для учреждения праздника, дифференциации человеческого времени и исчезновение потребности в публичном проявлении, обновлении и почитании коллективных ценностей, связанных с этим временем,— далеко не одно и то же. Ведь подобные ценности все же необходимы для такой жизни человека, которая бы удовлетворяла его. Поэтому с исчезновением праздника как в общественной жизни, так и в индивидуальной, тоска по празднованию и возникновение различных суррогатов праздника— обычно наблюдаемые явления.

Для того, что бы исследовать отношение к праздникам тамбовчан, мы составили несколько вопросов и провели опрос среди 30 жителей г. Тамбова. (приложение 4).

Среди них мы выделили три группы по возрастному признаку:

1 группа - 14-25 лет;

2 группа - 30-55 лет;

3 группа - 60-75 лет. (диаграмма 1)

Диаграмма 1

Количество респондентов по трем возрастным категориям

Вопросы мы задавали на центральных улицах г. Тамбова и, задав первый вопрос, пришли к выводу, что в основном любимые праздники жителей г. Тамбова - это Новый год, День Рождения и День Святого Валентина (у молодежи), День Победы (у старшего поколения) и Рождество, Пасха (у людей среднего возраста).

По ответам людей было ясно, что:

Жители г. Тамбова в 1 возрастной группе 14 человек (от 14 - до 25 лет) называли любимыми праздниками Новый Год, День Рождения и День Святого Валентина;

2 возрастная группа 7 человек (от 30 - 55 лет) называла в основном такие праздники, как Пасха и Рождество;

3 возрастная группа 9 человек (от 60 - 75 лет) очень часто называла среди любимых праздников - День Победы.

При ответах на второй вопрос, ассоциациях со словом «праздник», тоже прослеживается разделение. В младшей возрастной группе чаще всего - это слово «веселье», а в старшей - «радость», в средней же - и то, и другое слово встречается одинаково часто.

Итак, праздник всегда у людей ассоциируется с хорошим настроением и положительными эмоциями. При чем у старшей возрастной группы очень важный элемент праздника - это общение с близкими и друзьями, которого им так не хватает.

Далее мы просили закончить фразу: «Для меня праздник - это...» При ответах мы увидели, что ассоциации и влияние праздника на жизнь каждого человека, безусловно, положительные и для каждого респондента праздник является положительным моментом в жизни.

Из данного исследования мы можем сделать выводы, что:

В ходе данной дипломной работы мы познакомились с происхождением, функциями, общественным и культурным значением праздника, рассматриваемого как постоянная и широко распространенная фаза в жизни людей с древнейших времен до наших дней. Осознание места, какое праздник занимал и занимает в человеческой культуре, очень важно именно потому, что институт этот во многих странах переживает кризис.

Понимание сущности праздника, разнообразия выполняемых им функций необходимо прежде всего для сохранения способности понимать прошлое собственной социальной группы, собственного общества, народа, а также историю других обществ. Переставая понимать праздник во всех его аспектах, мы утрачиваем ключ к пониманию предыдущих поколений, их жизни и культуры, так органично связанной с праздничными днями. А ведь именно проблема сохранения преемственности, связи с прошлым, проблема исторического сознания, особенно у молодежи, является одной из важных проблем современной культуры в странах, переживающих глубокие перемены, ориентированных на будущее и его созидание.

Но знание и понимание праздника как явления прошлого — это только часть проблемы. Главный вопрос связан с современной и будущей ролью праздника, с его местом в культуре, которую в настоящее время мы стремимся творить и развивать. Признавая праздник институтом, непосредственно связанным с ценностями общественной жизни, мы должны также признать его необходимым звеном в неустанных усилиях по сохранению и распространению этих ценностей. Культура не возрождается сама, мир человеческих ценностей должен возобновляться и перестраиваться постоянными усилиями людей. Поэтому важны и механизмы, которые служат этому обновлению, напоминанию, осознанию ценностей, интеграции вокруг них членов сообщества посредством коллективного действия. Утопичной является точка зрения, что эта цель может быть достигнута с тем же успехом в обычные, будничные дни. Ибо праздник является также выражением отношения людей к времени, к его периодам, проявлением осознания различий во времени: ведь время историческое, общественное, культурное всегда различается. Можно отказаться или отречься от тех или иных способов его различения, отбросить значение мифического или легендарного времени — трудно отказаться от различения времени вообще. Общественная жизнь заменилась бы тогда монотонным и прагматичным, рационально повторяющимся циклом производства и потребления, периодами труда и отдыха, циклом, в котором не было бы места для отдельных дат и годовщин, для традиционных, узловых моментов совместной жизни, для необычных дней. Издавна многие такие дни тесно связаны с цикличными переломными моментами жизни природы, окружающего нас мира. Одной из многих проблем современной культуры являются последствия загрязнения природной среды в результате деятельности человека, оторванность от природы, частью которой мы все являемся. А праздник часто является формой связи с природой, способом коллективного осознания ее жизни, ритма. Уничтожая традиции и потребность в празднике, мы ослабляем наши связи не только с историей и ее ритмом, но также и с ритмом природы.

В прошлом праздник был одним из главных источников творчества, двигателем развития культуры. Будний день, даже при наилучшей его организации, вряд ли может вполне заменить эту творческую функцию праздника. Отмирание праздника в обществе обедняет значительную часть той почвы, на которой тысячелетиями расцветала культура.

Наконец, с точки зрения развития личности, опыт участия в празднике является чем-то уникальным, неповторимым. С угасанием праздников сокращается возможность такого опыта, обедняется жизнь, уменьшаются культурные шансы человека.

Все данные, которыми мы ныне располагаем, свидетельствуют, что праздник находит свое место в современной культуре. Древний институт приспосабливается к требованиям эпохи и ее условиям.

Какова же перспектива праздника в культуре России? Можно сделать вывод, что наряду с традиционными праздниками, жизненность которых в нашей стране оказалась большей, нежели во многих других обществах, будут развиваться и укореняться религиозный праздники (Пасха, Рождество и др), которые возрождаются после долгого забвения и из которых черпает свои соки культура русского народа.

Заключение

В ходе дипломной работы мы рассмотрели праздник, как исторически возникший и развивающийся элемент современной культуры ипришли к следующим выводам:

Праздник активизирует и интенсифицирует культурную жизнь, прежде всего потому, что в это время, свободное от будничных обязанностей, проявляются, актуализируются и открыто утверждаются основные, во всяком случае важные для празднующей группы, ценности, придающие смысл человеческой жизни и характерные для данной культуры и этапа ее развития, исторического бытия.

Праздник через обновление ценностей, напоминание важных событий, связанных с ним, выполняет роль мощного механизма передачи культурных традиций из поколения в поколение, позволяет людям осуществлять свою культурную самоидентификацию.

Праздник играет определенную роль в процессе социализации личности, осознании ею своего места и отношения к социальным группам. Своим эмоциональным климатом, зрелищностью, необычайностью, часто весельем и изобилием, возможностью воспользоваться благами, недоступными в повседневности, подарками, развлечениями и отступлениями от обычных правил, ограничивающих человеческое поведение, праздник на протяжении тысячелетий привлекает детей и молодежь, глубоко западает им в память. Он оказывается, прежде всего, поводом к самоотождествлению — в дни праздника молодежь часто яснее, чем в других случаях, осознает себя, свое единство с общественной группой. Церемониал, обряд, обычай праздника служат прекрасной школой культурной традиции, к которой молодежь приобщается естественным и достойным образом — через непосредственное участие в торжествах. Знание праздничного ритуала и обычая является, с одной стороны, условием действительного участия в празднике, с другой стороны, чертой принадлежности к определенной группе и ее культуре. Во время праздника в различных формах — зрелищной, вербальной, символической, метафорической или драматической, реалистической — отображается прошлое группы, мифическое и историческое, а также современность, нынешняя ситуация. Поэтому праздник служит и для ориентации молодежи во времени, в котором жила или живет группа, в том числе и каждый представитель молодого поколения, относящий себя к данной группе.

Праздник — это период исполнения особых общественных ролей открытым, публичным, коллективным образом. Независимо от того, проявляется ли публично обычная, нормальная общественная структура с ее иерархией или же на время создается иная, даже обратная структура, праздник всегда выступает периодом, когда подобные роли подчеркиваются, выражаются наиболее четко и недвусмысленно. Король, епископ, президент или ректор появляются во время праздника в соответствующих одеждах и регалиях; как правило, костюм ведущего, руководителя праздничного развлечения, сатирических представлений так же, как и его слова, определяет и подчеркивает его функцию. В праздники люди заслуженные надевают ордена, люди богатые — драгоценности, члены корпораций, профессиональных объединений — специфические формы или знаки отличия, артисты — трагические или комические маски. Общественные и культурные роли обнажаются в это время так, как никогда они не обнажаются в обыденной жизни.

Потребность в празднике и праздновании — это не только естественная, но и культурная потребность, и потому она должна вновь возрождаться в каждом новом поколении. Отношение человека к празднику определяется прежде всего ранними периодами его жизни и социализации, детством и юностью, когда в процессе воспитания он воспринимает культурные нормы, обычаи и, главное, ценности старшего поколения. Участие индивида в праздновании является важным доказательством его устойчивой связи с группой, отмечающей праздник, показателем усвоения ее культурных ценностей. Этот довод особенно важен тогда, когда ослабевают механизмы контроля и принуждения в праздновании, когда празднование все чаще становится — как тому свидетельствует современный мир — добровольным делом человека, проявляющего таким образом свое стремление к участию в коллективной жизни и свое отношение к ее ценностям.

В ходе данной дипломной работы мы провели исследование роли праздника в жизни тамбовских людей.

Для того, что бы исследовать отношение к праздникам тамбовчан, мы составили несколько вопросов и провели опрос среди 30 жителей г. Тамбова. Среди них мы выделили 3 группы по возрастному признаку:

1 группа - 14-25 лет;

2 группа - 30-55 лет;

3 группа - 60-75 лет.

Следующие три вопроса мы задавали всем респондентам:

1. Какой Ваш самый любимый праздник?
2. Назовите слова, которые приходят Вам в голову в связи со словом «праздник».
3. Закончите предложение: «Для меня праздник это...»

Из данного исследования мы сделали выводы, что:

1. Не зависимо от возраста праздник вызывает только положительные эмоции.
2. У молодежи праздник ассоциируется с весельем, подарками, гуляньями.
3. У людей пожилого возраста праздник превращается в день общения с родственниками и друзьями.
4. У людей среднего возраста различные точки зрения на праздник, тем не менее радость, веселье и общение очень часто назывались ими как атрибуты культуры.

Итак, наряду с традиционными праздниками, жизненность которых в нашей стране оказалась большей, нежели во многих других обществах, будут развиваться и укореняться религиозный праздники (Пасха, Рождество и др), которые возрождаются после долгого забвения и из которых черпает свои соки культура русского народа.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1. Асов А.И. Звездная книга Коляды/М: Наука и религия, 1996. - 432с.
2. Бердяев Н. А. Философия творчества, культуры и искусства. В 2-х т. - М.: Искусство, 1994. - 523с.
3. Бицилли П.М. Элементы средневековой культуры. СПб., 1995. - 256с.
4. Богданов В.В. Этническая и эволюционная история Руси. М., 2001. - 534с.
5. Бондаренко Э.О. Праздники христианской Руси. Калининград: Кн. изд- во, 1993. - 412с.
6. Быстрова А.Н. Мир культуры (основы культурологии): Учебное пособие. - М: Изд-во Ф.Конюхова; Новосибирск: ООО «Издательство» ЮКЭА, 2002.
7. Введение в культурологию: Учебное пособие для Вузов/под ред. Е.В. Попова. - М.: Владос, 1996. - 336с.
8. Велецкая Н.Н. Языческая символика древних архаических ритуалов/М.: Наука, 1978. - 247 с.
9. Веселовский А. Н., Опыты по истории развития христианской легенды // Журнал Министерства народного просвещения. 1876, №5. - с. 17-23.
10. Виноградова Л. Н., Зимняя календарная поэзия западных и восточных славян: Генезис и типология колядования. М. 1982 — 324с.
11. Воловикова М.И, Тихомирова С.В., Борисова А.М. Психология и праздник: Праздник в жизни человека.— М.: ПEP СЭ, 2003. - 143 с.
12. Власов В.Г. Формирование календаря славян//Календарь в культуре народов мира.М.: Мысль, 1993.
13. Герасимова Н. М., Фигура медиации в русской волшебной сказке //Кунсткамера: Этнографические тетради. СПб. Вып. 8. 1995 - 324с.
14. Гуревич П.С. Культурология. - М.: Гардарика, 2000. - 280 с.
15. Духовная культура Северного Белозерья: Этнодиалектный словарь / Сост. И. А. Морозов и др. М. 1993. - 423с.
16. Жигульский К. Праздник и культура, Пер. с польск.- М.: Прогресс, 1985. - 336 с.
17. Забыин И.И. Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. М. 1990. - 265с.
18. Задорожная М.Я. народные и православно-христианские праздники. М, 1991.
19. Зеленин Д. К., Избранные труды: Статьи по духовной культуре. М, 1994 — 312с.
20. Зуев Т.В., Кирдан Б.П. Русский фольклор: Учебник для высших учеб. заведений. - 5-е изд. - М.: Флинта, 2003.
21. Извекова Н.А., Латов Н.В. Праздник в семье М.: Педагогика, 1986. - 328с.
22. Капица Ф.С. Славянские традиционные верования, празники и ритуалы. Справочник. - М.: 2001.
23. Культурология. История мировой культуры: Учеб.пособие для Вузов/А.Н. Макарова, Л.Я.Никитич, Н.С. Кривцова и др.М.: Культура и спорт, Юнити, 1995. - с. 184-198.
24. Круглый год. Русский земледельческий кулендарь/сост. А.Ф. Некрыловой. - М.: Правда, 1001. - 469с.
25. Лихачев Д.С. Русская культура. - М.: Искусство, 2000, - 52-64с.
26. Локалова М.С. Праздник в подарок/Ярославль: Академия развития: Академия, К; Академия холдинг, 2003. - 336 с.
27. Мазаев А.И. Праздник как социально-художественное явление. М.: Наука, 1978. - 235с.
28. Макаренко А. А., Сибирский народный календарь. Новосибирск. - 1993. - 156с.
29. Макашина Т. С., Ильин день и Илья-пророк в народных представлениях и фольклоре восточных славян // Обряды и обрядовый фольклор. М. - 1989. - 145с.
30. Невский А. А., Будни и праздники старой России. Л. - 1985. - 412с.
31. Некрылова А. Ф., Русские народные городские праздники, увеселения и зрелища. Конец XVIII — начало ХХ века. Л. - - 216с.
32. Немиро О.В. Праздничный город. Искусство оформления праздников. История и современность.- Л.: Художник РСФСР, 1987.- 232 с., ил.
33. Неуступов А, Д., Святочные обычаи в Кадниковском уезде // Известия Архангельского общества изучения Русского Севера. 1993. № 1. - с. 21-27.
34. Полищук В.И. Культурология: Учеб. пособие. М.: Гарадарики, 1999
35. Праздники и знаменательные даты..., Праздники и знаменательные даты православного и народного календаря. Жизнеописания святых. Обычаи, гадания, поверья, приметы. СПб. 1993. - 339с.
36. Пропп В. Я., Русские аграрные праздники (Опыт историко-этнографического исследования). СПб. - 1995. - 216с.
37. Степанов Н. П., Народные праздники на Святой Руси. СПб. - 1988. - 231с.
38. Терещенко А.В. Быт русского народа. - М.: Молодая гвардия, 1989.
39. Праздники, обряды, традиции. М.: Молодая гвардия, 1976. - 128 с.

В статье анализируется динамика форм праздничной культуры, обосновывается связь этой динамики со сменой объекта сакрализации праздника и изменением его символики в игровом аспекте.

Являясь одним из наиболее устойчивых компонентов культуры, праздник чрезвычайно чувствителен к происходящим в обществе изменениям, в соответствии с которыми меняются формы означивания ценностей культуры социума и их репрезентация. Как пишет А. Новиков, праздник позволяет «сканировать состояние общества или, во всяком случае, культурного режима» [Новиков, 2000, 212 ].

Нередко при интерпретации праздника как феномена культуры одним из основных посылов является то, что праздник - это противоположность обыденности. Советские праздники были действительно событием исключительным. Так, празднование годовщины Октябрьской революции (главный государственный праздник СССР) было сакральным по своей сути событием, связывающим советского человека с «осевым временем», точкой отсчета новой эры, а потому празднование проводилось с большим размахом и предварялось длительным периодом тщательной подготовки. В последнее десятилетие XX в., в связи с распадом СССР, в России произошли кардинальные изменения в идеологической, политической, экономической и социально-культурной сферах. Как следствие - потребовались новые праздники, новые точки отсчета, поскольку события, к которым отсылали советские праздники, потеряли былую значимость в обществе.

В известном смысле праздничный календарь - это кристаллическая решетка, скрепляющая общество, расставляющая акценты в истории и общественном сознании. Эпохе слома любых традиций свойствен идеологический вакуум, который и возник в России после 1991 г. Началась переоценка исторических событий, что привело к выпадению одних праздников и появлению других. Духовный и идеологический вакуум в праздничной культуре восполнялся и возрождением в сознании народа религиозных праздников, как языческих, так и монотеистических. Смена идеологических ориентиров привела к коммерциализации сферы культуры, включая и культуру праздничную. В связи с этим, безусловно, можно говорить о некоторой десакрализации праздника как одного из инструментов саморепрезентации власти. Однако постепенно в стране начала формироваться новая система празднования.

Миф как одна из несущих конструкций культуры формирует также и праздничную культуру. Мифологизация праздника при этом является основой и истоком его сакрализации. Вновь появившимся праздникам необходимо создавать «историю», тем самым упрочивая их положение в общественном сознании. Например, День защитника Отечества, отмечаемый 23 февраля, возник в 1918 г. как день рождения Красной армии. Но ни 23 февраля 1918 года, ни в другие ближайшие к этой дате дни Красная армия не одерживала побед над кайзеровскими войсками Германии. Более того, самой Красной армии тогда еще не существовало. В 1922 г. 23 февраля было объявлено Днем Красной армии. С 1946 г. он стал называться Днем Советской армии и Военно-морского флота.

Создание истории праздника, снабжение его мифологической аурой имеют огромное значение с точки зрения укрепления государственной идеологии, а также закрепления праздника в общественном сознании. «Праздник - это главным образом символическая игра, которая реориентирует практику в направлении мифа, придающего ей смысл» [Жигульский, 1985, 69 ]. Как пишет Новиков, «мы живем уже в постидеологическую эру, когда новые режимы и новые политические элиты прямо не объявляют о замене одной идеологии на другую. Но помимо “словесной идеологии” есть еще идеология символов, язык сакральных и сакраментальных культов, находящих свое выражение прежде всего в артефактных событиях (праздниках)» [Новиков, 2000, 212 ]. Артефактами автор называет все праздники, возникшие «после исторических действий, предметом которых они пытаются стать». Здесь важны уже не сами исторические события, важно отношение к ним, их интерпретация. Подобное произошло с празднованием 9 мая. Победа в Великой Отечественной войне стала еще одной точкой отсчета истории, режим интерпретировал ее как собственную победу. Точку отсчета как точку опоры ищет и современная власть. В качестве одного из доказательств этого можно привести не так давно установленный День народного единства (4 ноября). В обществе новый праздник воспринимается очень неоднозначно. События польской интервенции XVII в. давно преданы забвению в народной памяти, и это привело к тому, что 4 ноября воспринимается как обычный выходной день, но не как праздник, наполненный неким смыслом. Рой Медведев так прокомментировал эту дату: «Этот праздник придуман, это искусственная дата, и ни население России, ни историки не воспринимают этот день как праздник. Режим должен опираться на те ценности, которые существовали в прошлом во все эпохи. Нам же навязывают абсолютно бессмысленные праздники» (из выступления на радио «Эхо Москвы», 20 ноября 2005 г.). Рой Медведев прав в том отношении, что нет мифологизации данного праздника. Добавим к этому, что нет еще и объекта сакрализации. Предполагалось, что этот объект - некое «народное единение», но дело в том, что метафизическая категория не может быть сакрализованной, объект должен быть конкретным или символическим. Ни того, ни другого не было предложено взамен праздника Октябрьской революции - символа социального равенства и справедливости.

В современных научных подходах праздничная культура уже не всегда рассматривается в контексте антиномии «праздник – повседневность». К примеру, французский исследователь Филипп Мюрэ, рассуждая о тенденциях, характерных для современного общества, говорит о том, что «проведение всевозможных праздников… стало трудовой деятельностью нашей эпохи и ее главным открытием» [Мюрэ, 2001]. Мюрэ называет современную нам культуру «гиперфестивной» и утверждает, что «в гиперфестивном мире праздник больше не противопоставляется повседневной жизни, не противоречит ей: теперь он - сама повседневность» [Там же]. Праздник (и тут можно согласиться с Мюрэ) в определенной степени перестает быть событием уникальным, он тиражируется за счет организации всевозможных «праздничных» мероприятий (имеются в виду средства технического тиражирования, многочисленные телепередачи, концерты, фестивали, в изобилии представленные на телеэкране). Этому в значительной степени способствуют и всеобщие процессы информатизации, развитие системы связи и медиакультуры. Пространственные границы праздника, как и культуры в целом, становятся все более размытыми: теперь каждый с помощью телевидения или сети Интернет может «побывать» на праздничных мероприятиях, фактически на них не присутствуя. При этом праздник теряет историю своего празднования, становится единичным событием, ни к чему не отсылающим и не имеющим продолжения или, наоборот, продолжающимся без основания, примером чего могут служить многочисленные воскресные телевизионные «праздники» (различные музыкальные и «юмористические» концерты, развлекательные передачи).

В динамично изменяющейся социокультурной ситуации, характеризующейся стремительным развитием медиакультуры, бытование праздника зачастую сводится к развлекательной форме, при этом смыслообразующая составляющая праздника постепенно утрачивает свои позиции, а зрелищный компонент праздника становится доминирующим. Именно по зрелищным формам можно судить о ценностях, на которые опирается общество, об идеологических тенденциях, характерных для той или иной культурной общности. Так, в условиях потребительского общества от зрелища требуется по преимуществу внешняя эффектность, привлекательность, яркость. Очевидно, этого требуют и резко возрастающие информационная и техногенная нагрузки. Праздничные формы культуры в данном случае выполняют функцию эмоциональной разрядки, которая сегодня возможна без особых усилий со стороны участника праздника. Думается, это сродни тому эффекту, о котором говорил А. Ф. Еремеев, описывая особенности первобытного праздника как естественное состояние постоянного веселья, радости: «Праздник был частью образа жизни, способом выработки положительных эмоций и состояний, снятия локальных социальных стрессов» [Еремеев, 1997, 190 ]. Современная социокультурная среда представляет для человека не менее, а порой и более агрессивную среду, чем в первобытную эпоху. И многочисленные праздники, в том числе искусственно созданные, одной из своих функций имеют именно отвлечение от жизненных реалий.

Первобытный праздник имеет характер импровизационный, он возникает стихийно, будто бы неожиданно для самих участников. Такой праздник - явление всегда новое, неповторяющееся, со множеством комбинаций. В таком празднике не существует четкого разделения на участников и зрителей. Каждый в любой момент может принять участие в праздновании и выйти из него, как только пожелает. Праздник «возникает и продолжается как всеобщий», «стало быть, праздник для каждого его участника является не формальным выполнением какой-то навязанной извне воли, а внутренним, необходимым душевным порывом и реализацией присущего ему настроения» [Там же, 187 ]. Таким образом, древний праздник - это всегда игра, удовольствие, он ненавязчив, желаем и происходит не под идеологическим давлением.

«Между праздником и игрой по природе вещей существуют самые тесные отношения», - говорит один из самых авторитетных исследователей феномена игры в культуре Й. Хейзинга . Хейзинга настаивает на том, что «культура возникает в форме игры, культура первоначально разыгрывается» [Там же, 83 ], т. е. игра не есть какая-то начальная стадия культуры, а сама культура изначально является игрой. «В этом двуединстве культуры и игры игра является первичным, объективно воспринимаемым, конкретно определенным фактом, в то время как культура есть всего лишь характеристика, которая наше историческое суждение привязывает к данному случаю» [Там же]. Хейзинга отмечает, что если изначально культура была ярко выраженной игрой, то впоследствии игра как бы растворяется в различных проявлениях культуры по мере ее развития: в поэзии, в сакральной сфере, в политике и т. д.

Развивая игровую концепцию Хейзинги, Гадамер также соотносит игру с праздником: «Игра обладает своей собственной сущностью, не зависимой от сознания тех, кто играет. Субъект игры - это не игрок; в лучшем случае игра достигает через играющих своего воплощения» [Гадамер, 1988, 148 ]. Играющие здесь представлены только как исполнители, через которых игра имеет возможность выявить себя. Следует поэтому отличать саму игру от поведения играющих. Игра позволяет вытеснить реальность на какой-то другой уровень, «всякая целевая соотнесенность, определяющая бытие с деятельностью и заботами, не то чтобы исчезает, но своеобразно витает в воздухе» [Там же, 147 ]. В этом игра имеет сходство с праздником, которому также свойственно вытеснять реальность из праздничного пространства. По Гадамеру, в игру играют потому, что она приходит, т. е. праздник как игра не зависит от racio субъекта. «Структурная упорядоченность игры дает игроку возможность как бы раствориться в ней и тем самым лишает его задачи быть инициативным» [Там же, 150 ]. В ней уже все определено, нет никакой надобности придумывать что-то, нужно просто следовать правилам игры. Хейзинга подчеркивает, что игра - это в первую очередь свободная деятельность, тем не менее правила игры накладывают свои рамки. Можно, конечно, попытаться обойти правила, и пример карточных шулеров весьма показателен в этом смысле. Говорят, правда, что за это раньше их били канделябрами. Наказание за попытку обмануть игру свидетельствует о том, что пока игра разыгрывается, она наделяется сакральным смыслом. «Внутри игрового пространства царит собственный, безусловный порядок… малейшее отклонение от него расстраивает игру, лишает ее собственного характера и обесценивает» [Хейзинга, 2001, 24 ]. Однако попытка жить только игрой в искусственно созданном пространстве, где все лишь игра, отгороженная от забот реального мира, не может заменить жизнь. Подобное игровое пространство описал Г. Гессе в романе «Игра в бисер»: его Касталия представляла собой замкнутый искусственный мир, более упорядоченный, более защищенный мир, где Игра (именно с большой буквы) была поднята на высочайший уровень, будь то интеллектуальная игра или игра на скрипке.

Игровое пространство определяется каждой игрой в соответствии с ее правилами. В случае с праздником внешние границы устанавливаются специфическими правилами. В разных случаях они могут варьироваться. «Пространство игрового движения - это не просто свободное пространство для разыгрывания, оно специально вычленено и оставлено для игрового движения. Человеческие игры требуют игровой площадки» [Гадамер, 1988, 153 ]. Выделение игрового пространства необходимо для того, чтобы к игровому движению не примешивались проявления мира реального. Театральные представления позволяют очертить невидимую границу, за которой будет происходить разыгрывание чего-либо. Наличие зрителей в данном случае необходимо, поскольку «всякое изображение - это изображение для кого-нибудь» [Там же, 155 ]. По мнению Гадамера, несмотря на то, что игра разыгрывается для зрителей в выделенном пространстве, зрители могут, наблюдая игру, сами становиться на место играющих, переносясь в другое пространство, сопереживая игре, втягиваясь в нее. Приемы «втягивания» зрителя в игровое пространство с большим успехом демонстрирует сегодня театральная культура. К примеру, приемы камерного театрального действа - это не только сопереживание игре, но и соучастие в ней.

Некоторые современные исследователи праздничной культуры считают, что не следует отождествлять праздник с игрой. К примеру, Жигульский пытается опровергнуть заключения Хейзинги: «Прежде всего игра, по крайней мере не всегда, означает выключение из обыденной жизни; в детстве и юности человека игра, забава составляет часть его жизни, часть наиболее естественную. Пространственные и временные ограничения также не специфичны для игры как вида деятельности» [Жигульский, 1985, 105 ]. Однако подобные рассуждения не кажутся убедительными. Например, в детстве игры представляют собой именно уход в другую реальность, в мир фантазии. Дети представляют себя мотоциклистом (или даже мотоциклом), при этом исключая себя из обыденной жизни, где они просто маленькие дети. Игра позволяет им нарушать пространственные и временные рамки и даже позволяет им преобразиться из человека в механизм. Как пишет Хейзинга, «человеческая игра во всех своих высших проявлениях, когда она что-то означает (здесь и далее выделено автором. - В. П., Л. Ш .) или что-то знаменует, находит себе место в сфере праздника и культа, в сфере священного» [Хейзинга, 2001, 22 ]. Таким образом, по Хейзинге, праздник представляет собой единство игры, смысла и священных культов. Праздник пронизан символическим смыслом, как и игра. Практически все праздники именно разыгрываются (в этом смысле показательно употребление устойчивого выражения сыграть свадьбу ), и как правило в порядок проведения праздника включаются различные игры, нередко носящие соревновательный характер.

Неотъемлемым элементом праздников является веселье, смех. Исследователи связывают это с тем, что «смех - это исключительная принадлежность жизни» [Пропп, 2000, 120 ]. С помощью смеха человек преодолевает страх и негативные эмоции. Поэтому в празднике смех чрезвычайно важен. Подлинно человеческий, являющийся проявлением разума и духа, а не «формальный» смех вызывает то, чему человек может придать смысл. Но смысл может быть придан лишь тому, что понятно. Что не понятно, то не смешно. Поэтому наличие смысла и в этом аспекте очень важно. Однако смех как реакция на понимание мира возникает лишь тогда, когда человек, во-первых, начинает понимать мир по-новому, а во-вторых, преодолевает в себе страх перед собственным, особенным пониманием мира. Смех возникает как ответ на событие (или явление), достойное осуждения и отрицания, но не с точки зрения традиционных или официальных заповедей. Побеждая страх перед нарушением последних, смех раскрывает для человека мир по-новому. В своей философской концепции смеха М. М. Бахтин вышел на проблему метафизического, сверхопытного смысла смеха, который не сводится просто к социальному или психологическому использованию смеховой культуры. В концепции М. М. Бахтина философская суть смеха - во взращивании человеческой духовности. Не случайно ученый связывал смех со свободой духа: «Рядом с универсализмом средневекового смеха необходимо поставить вторую его замечательную особенность - неразрывную и существенную связь его со свободой» [Бахтин, 1990, 102 ]. Отсюда очень важна правильная постановка проблемы народного смеха. В литературе до сих пор еще имеет место грубая модернизация его: в духе смеховой литературы Нового времени его истолковывают либо как чисто отрицающий сатирический смех, либо как чисто развлекательный, бездумно веселый смех, «лишенный всякой миросозерцательной глубины и силы» [Там же, 13 ], на что и делается акцент сегодня в многочисленных развлекательных программах, претендующих заменить традиции праздничной культуры.

Празднество всегда имело существенное и глубокое, смысловое, миросозерцательное содержание (см.: Там же). Таким образом, праздничность сегодня не может быть объяснена просто как необходимость в разрядке, снятии напряжения. Праздник, конечно, освобождает от всякой утилитарности и практицизма, но это временный уход от реальности.

Итак, праздник - это выключение из обыденной жизни (преимущественно, хотя и необязательно), радостный тон деятельности, смех, пространственное и временное ограничение, подлинная свобода - таковы важнейшие общие черты праздника как игры.

«Производство радости» и смех, столь характерные для первобытной эпохи, были чрезвычайно важны и для эпохи Средневековья. Если раньше человек слабо выделял себя из природы, то и праздник носил ничем не ограниченный в пространстве характер. Городской образ жизни меняет пространство, в котором развивается человеческая культура. Меняется и пространство праздника. Город накладывает четкие территориальные границы. С развитием государственной власти праздник теряет характер всеобщности: теперь существует культура официальная и культура народная. В определенном смысле народная культура, в отличие от официальной, продолжала носить характер первобытного праздника. В Средние века она противостояла культуре феодальной и церковной, порой вторгаясь в ее пространство: «Почти каждый церковный праздник имел свою, тоже освященную традицией, народно-площадную смеховую сторону» [Бахтин, 1990, 9 ]. В первобытном празднике все обряды и праздничные формы обладали священностью. Они не противопоставлялись какой-либо другой культурной традиции, а были единственной и естественной формой противопоставления внешнему миру (природе). Бахтин пишет, что «официальные праздники Средневековья не создавали никакой второй жизни. Напротив, они освящали, санкционировали существующий строй и закрепляли его. Официальный праздник утверждал стабильность, неизменность и вечность всего существующего миропорядка» [Там же, 14 ]. И этим средневековый официальный праздник существенно отличается от первобытной праздничной культуры.

Основной формой проведения народного праздника в Европе в Средние века стал карнавал, который торжествовал освобождение (хотя бы временное) от существующего строя и отмену иерархии и запретов. В карнавале Бахтин отмечает «наличие сильного игрового элемента», карнавал близок к театрально-зрелищным формам. Только в этом театре нет разделения на зрителей и актеров. В карнавале живут все, и все - в масках: «В маске воплощено игровое начало жизни, в основе ее лежит совсем особое взаимоотношение действительности и образа, характерное для древнейших обрядово-зрелищных форм» [Там же, 48 ]. При своем появлении в Западной Европе карнавал призван был преодолеть языческие обряды и непременную их составляющую - кровавые жертвоприношения. На карнавале эти обряды просто разыгрывались, вместо людей использовали чучела. Кроме того, для карнавала выделили специальное время. Чтобы преодолеть безудержность карнавала, не дать ему перерасти в оргию, ему отводили специальные пространственные рамки. Таким образом, европейский средневековый карнавал - это игровое проявление народной смеховой культуры, противостоящей официальной праздничной культуре, сакрализирующей существующий строй и миропорядок. В России же дело обстояло иначе. Русский праздник встроен в повседневность и очень трудно поддается регламентации.

Концентрация карнавального смеха в Европе была очень высокой, но зато потом, после карнавальной разрядки, никаких «смеховых» срывов быть не могло. По традиции и теперь «западный человек шутит и смеется в строго отведенных на то местах и в строго отведенное время» [Елистратов, 2000, 625 ]. Русская же народная праздничная культура осталась близка к первобытной своей «игривостью», стихийностью, естественностью.

Со второй половины XVII в. как в Европе, так и в России происходит постепенный отход от карнавальных (смеховых) форм праздничной культуры. С одной стороны, государство начинает доминировать в праздничной жизни, с другой - праздничная культура становится частью повседневной культуры, «происходит бытовизация ее». Как писал Бахтин, «особое карнавальное ощущение с его всенародностью, вольностью, утопичностью, устремленностью в будущее начинает превращаться просто в праздничное настроение» [Бахтин, 1990, 41 ]. Эпоха Нового времени строго регламентировала праздничную культуру, разделив ее на три составляющих: 1) официальные (государственные) праздники, 2) церковные и 3) народные традиционные, имеющие своей основой мифологию и сакрализацию обрядовой стороны повседневной жизни (к примеру, языческий праздник Масленица, свадебные и поминальные обычаи, отличающиеся от церковных обрядов). В России еще со времени правления Петра I официальный праздник становится частью культурной программы государства. Народный праздник полностью отделяется от государственного. Праздник превращается в заранее подготавливаемое, планируемое торжество, а его создание становится одним из видов профессиональных видов деятельности. Государство теперь на европейский манер определяло не только место и время проведения праздника, но и то, как и когда человек должен веселиться. «Запрограммированность начисто уничтожила последние остатки былой культуры празднеств» [Плаггенборг, 2000, 300 ]. Все было поднято на государственный уровень. Театральные действа, приуроченные к государственному празднику, также были подчинены политическому строю. Что интересно, в театрализованных действах «личины» были только на врагах (загримированы были цари, генералы, полицейские), а все остальные действующие лица оставались самими собой, играли самих себя. Площадь по-прежнему оставалась действующей ареной праздника. Но только если в Средневековье площадь стирала иерархию, то сейчас она подчеркивала ее еще больше. Репрезентация идеологических установок стала основной функцией праздничной культуры XX в. В эпоху главенства тоталитарных режимов (советская эпоха в России и время нацистской диктатуры в Германии) определяющей формой выражения праздника стал парад - как высшая форма репрезентации власти и демонстрации силы.

Современный праздник - это специально разработанная система празднования, рассчитанная на определенную аудиторию. До определенной степени это не собственно праздник, с такими присущими ему характеристиками, как четко очерченное пространство и время, особое праздничное настроение, отличность от обыденной жизни, а симулякр «игры в праздник», во многих случаях навязанный обществу. При этом и игра, и праздник воспринимаются обществом поверхностно, человек не вникает в суть бесконечной череды праздничных мероприятий, которые сведены к яркому зрелищу. Таким образом, трансформация форм праздничной культуры связана со сменой объекта, наделенного сакральным смыслом: от сакрализации сверхъестественного (первобытная культура) общество переходит к сакрализации светского (Новое время). Современный праздник утрачивает четко очерченные пространственно-временные границы, растворяясь в так называемых «праздничных мероприятиях», «праздничных концертах», «юмористических программах», тиражируемых потребительским обществом средствами медиа. Объектом сакрализации современного официального праздника по-прежнему остается государство во всех его проявлениях (президент, армия, Конституция), но символика праздника изменена: в ней нет культа силы, постоянно подчеркивается связь государственного праздника с народным через смеховой аспект (любой праздник или просто воскресный день навязчиво сопровождается бесконечными юмористическими программами), нет в символике современных официальных праздников и явных идеологических акцентов. Сказанное дает достаточно оснований сделать вывод, что генезис форм праздничной культуры связан как со сменой объекта сакрализации праздника как игры, так и символики игры в праздник.

Литература

Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья. М., 1990.

Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики. М., 1988.

Гессе Г. Игра в бисер. М., 2003.

Елистратов В. С. Арго и культура. М., 2000.

Еремеев А.Ф. Первобытная культура: происхождение, особенности, структура. Кн.2. Саранск, 1997.

Жигульский К. Праздник и культура. М., 1985.

Мюрэ Ф. После истории. Фрагменты книги / Пер. с фр. Н. Кулиш // Иностр. лит. 2001. № 4 [Электрон. ресурс]. Режим доступа: http://magazines.russ.ru/inostran/2001/4/mure.html.

Новиков А. Праздник нового типа // Знамя. 2000. № 6.

Плаггенборг Ш. Революция и культура, культурные ориентиры в период между Октябрьской революцией и эпохой сталинизма. СПб., 2000.

Пропп В. Я. Русские аграрные праздники (опыт историко-этнографического исследования). М., 2000.

Финк Э. Основные феномены человеческого бытия // Пробл. человека в запад. философии. М., 1988.

Хейзинга Й. Homo ludens. М., 2001.

Статья поступила в редакцию 01.10.2007 г.

© В. Н. Попова, Л. А. Шумихина, 2008

Попова В. Н. Трансформация форм праздничной культуры: игровой аспект / В. Н. Попова, Л. А. Шумихина // Известия Уральского государственного университета. – 2008. – № 55. – С. 25-33.

http://proceedings.usu.ru/?base=mag/0055(01_15-2008)&xsln=showArticle.xslt&id=a03&doc=../content.jsp

№ 2(76), 2010. Гуманитарные науки.
Искусствоведение и культурология

Л. М. Немченко , Ф. В. Каплан

Праздник и искусство: варианты взаимодействия. По фестивальному спектаклю Д. Крымова

УДК 394.2 + 792

Проанализированы основные черты праздника как особой деятельности по производству положительных эмоций и обретению свободы. Показаны праздничные основания искусства: выразительность чувственной формы, особая символика, единство социокультурных функций. Взаимодействие искусства и праздника анализируется на материале театра. В качестве предмета исследования выбран феномен фестивального спектакля Д. Крымова.

Ключевые слова : искусство, праздник, ритуал, театр, фестивальный спектакль.

Проблематика праздника в качестве предмета научной рефлексии отнюдь не нова. Праздник как феномен культуры выступал объектом исследования философии (от Платона и Аристотеля до Ф. Ницше, В. Беньямина и Ж. Бодрийяра), культурологии (Э. Дюркгейм, Й. Хейзинга), фольклористики (И. М. Снегирев, И. П. Сахаров, А. А. Терещенко, А. Н. Афанасьев, А. А. Потебня, А. И. Веселовский). Существует немалое количество этнографических работ, исследующих конкретно-исторические типы праздника (исследования Д. Фрезера, В. Тернера, Б. Малиновского, К. Леви-Стросса и др.). Специфику праздника с точки зрения психоанализа обозначили 3. Фрейд, К. Юнг и Э. Фромм. Праздник как эстетический феномен был рассмотрен в работах Г. Гадамера, А. Ф. Еремеева, А. И. Мазаева и И. В. Гужовой, а темпоральная специфика праздника отражена в работах А. Ф. Лосева и М. Элиаде. Обобщение разнообразного этнографического материала позволяет исследовать праздник как специфический вид культурной деятельности, обладающий особым инструментарием создания пространства и времени, своей символикой и своим поведением. Зародившись в первобытности, праздник не существовал автономно от других видов духовно-практической деятельности. По мере выделения искусства в самостоятельную подсистему культуры (речь идет об «автономизации искусства» [Каган, 322 ]) праздник продолжал сохранять свое влияние на искусство (Ф. Ницше, Г. Гадамер, А. Ф. Еремеев).

Взаимодействие праздника и искусства может осуществляться в разных аспектах - генетическом, аксиологическом, экономическом и др. В контексте становления культурных форм праздник связан с ритуальной деятельностью и мифологическим сознанием. Праздничное бытие всегда носило ритуальный характер, так как деятельностной стороной мифологии выступал ритуал (зачастую миф становился сценарием ритуала). Так, исследователь архаического сознания В. Н. Топоров писал: «Наиболее часто праздник мотивируется мифом: событие, рассказываемое в мифе, рассматривается как прецедент, отмечаемый соответствующим праздником, в котором может воспроизводиться и сам этот миф» [Топоров, 331 ]. В свою очередь, искусство, обретая самостоятельность, не порывает и с ритуально-мифологической составляющей культуры, и с возникшей на ее почве праздничной составляющей. Искусство производит и воспроизводит особое праздничное состояние, связанное с переживанием событий, значимых для индивида и коллектива. Субъективный план праздничного состояния непосредственно связан и с его «овеществлением», т. е. созданием особой, эстетически сформированной вещной средой (концертная одежда, театральное или галерейное пространство и т. п.). Эстетическое как избыточность, неутилитарность формы (оформления) делало праздник желанным, узнаваемым, вызывающим чувство радости, восторга, удивления. Правомерным оказывается суждение И. В. Гужовой, утверждающей, что «праздник есть символико-ритуальная форма выражения человеком (обществом) эстетического отношения» [Гужова,10 ].

Исследования архаических праздников дают нам колоссальный эмпирический материал, из которого ясно, что праздник выполнял важнейшую функцию «производства радости, положительных эмоций, плюс-гармонии, оптимальных состояний, дополнительных наслаждений, удовольствия…» [Еремеев, 189 ]. Все эти функции впоследствии будет выполнять и искусство, выступая «самосознанием культуры» [Каган, 313 ].

Таким образом, эстетические характеристики праздника, его чувственная форма затрагивали как внешний, так и внутренний план человеческого существования. Праздник и праздничное бытие формировали еще одну важнейшую ценность человеческого существования - ценность свободы. Праздник как прерывание цикличного, трудового, рутинного, повседневного впервые оценивается с экзистенциальной точки зрения в Ветхом Завете. Праздник Субботы трактуется не в повседневно-бытовом ключе в виде предписания отдыха в день седьмой, а как особый вид духовной работы, вид сакрального. Эрих Фромм обращал внимание на то, что «Бог почивает… не потому, что “устал”, а потому, что полная мера Божественной свободы воплощается лишь в состоянии Отдохновения, гармонии со Своим творением. Поэтому и человек является в полной мере Человеком лишь в состоянии гармонии и свободы» [Фромм, 59 ]. Последующая десакрализация праздника не отнимет его важнейшей функции «добывания» свободы, но возникнет особый самостоятельный феномен культуры, в котором производство духовной свободы станет содержанием его жизнедеятельности, этим феноменом будет искусство. Неутилитарность искусства делает его растратно-избыточным в системе прагматических отношений, а культура с необходимостью производит и поддерживает факультативные явления. Точно такой же избыточностью характеризуется и праздник. В празднике человек ищет не возвращения к норме, а превосхождения нормы. Объяснение такой потребности мы находим в психоаналитической традиции, в частности в работах З. Фрейда. По Фрейду, праздник - это «разрешенный, больше - обязательный эксцесс, торжественное нарушение запрещения. Не потому, что люди, весело настроенные, следуя какому-нибудь предписанию, предаются излишествам, а потому, что эксцесс составляет сущность праздника. Праздничное настроение вызывается разрешением обычно запрещенного» [Фрейд, 507 ], «при всех запретах и ограничениях, накладываемых на “Я”, с неизбежностью происходит периодический “прорыв запретного”. Сумму всех ограничений, которым подчиняется “Я”, охватывает “Я-идеал”, и потому упразднение идеала - величайший праздник для “Я”». [Там же, 819 ].

Экстатическое праздничное начало, как известно, послужило одним из оснований возникновения театра. И в ХХ в., когда театр искал возможности отказа от доминанты слова, аффективное начало активно использовалось режиссерами-реформаторами. В отечественной культуре Александр Таиров в начале прошлого века создал театр «эмоционально-насыщенных форм». Таировские спектакли «Сакунтала», «Саломея», «Веера» вызывающе демонстрировали нежелание соответствовать злобе дня, служить целям утилитарным, они были решительно и бескомпромиссно нацелены на внутреннюю энергетику игры. Зритель приходил в театр для того, чтобы расстаться с политической повседневной реальностью и испытать сильные чувства.

Однако самой масштабной фигурой реформаторского театра «эмоций» стал Ежи Гротовский, польский режиссер-постановщик, один из создателей так называемого «бедного театра», в котором не было ни света, ни костюмов, ни музыки, ни реквизита - только актер и зритель. Он был готов сломать в театре все и оставить сидящих на голой земле зрителя и актера, и это была бы подлинность. В театре Гротовского праздничное состояние (противоположное уныло-повседневному) формировалось без внешней атрибутики, это был своеобразный праздник «зазеркалья». Актеру необходимо было освободиться от всех условностей, разрушить невидимую стену между собой и зрителем, потому что зритель должен почувствовать все, даже если пьеса идет на незнакомом ему языке. Публика должна быть вовлечена в действие, а для этого ее необходимо постоянно держать «в руках». Театр Гротовского не призывал широкие массы в зрительский зал, не ставил злободневных пьес. Ежи Гротовский говорил о том, что театр - это место, где можно, наконец, не притворяться, где позволено быть собою под маской другого, но открыться и раскрыться самому, «пространство, в котором мы открываем самих себя, в котором мы можем шагнуть за пределы наших возможностей» [Гротовский, 185 ].

Театр Гротовского создавал ощущение праздничного единства, прерывающего мнимую коллективность (коммунальность) повседневности. Непродуктивность праздника (растратность) с точки зрения сиюминутной прагматики хорошо прослеживается в судьбе театра Гротовского. Когда в 1976 г. мастер сосредоточился на изучении творческого процесса, конечный результат - спектакль - стал необязательным этапом, он мог состояться, а мог и не состояться. В театре-лаборатории сложилась уникальная ситуация: казалось бы, отрицался и разрушался сам институт театра. Гротовский фактически открывал новый путь к вершинам творчества, к священнодейству, к акту жертво-приношения. Театр становился своеобразной формой светской религии, замкнутой и самодостаточной системой. По сути, это был возврат к истокам театра, обновление и возрождение его ритуальной основы. Питер Брук в своей книге «Пустое пространство» восхищался идеями коллеги по цеху и тем, как он работал с актерским материалом, создавая эффект архаической праздничной ритуальности. «Гротовский - как монах, для которого в песчинке заключена Вселенная…» - вспоминает Питер Брук [Брук, 113 ].