Судьба посмеялась над моей гордыней. Будущее нам неведомо – вот почему человеку свойственно заноситься

Осторожно, соль отравлена! Эту заметку часто ставят в наших группах, мы её повторяем и рекомендуем к прочтению, внимание ваше спасёт ваше здоровье! Последнее время все больше наталкиваюсь на продукты, которые веками использовали наши предки в их натуральном виде, однако наша «передовая» современная пищевая промышленность, похоже, делает все, чтобы отравить нас и обеспечить работой здравоохранение (порой кажется, что они неразрывно связаны). Сейчас такое время, что продукция в магазинах крайне некачественная, ненатуральная, содержащая кучу разных добавок, порою даже опасных для жизни. Так вот, сейчас даже такая привычная для нас приправа как СОЛЬ идет с добавками. В последнее время я стала чувствовать, что бы я не приготовила из солёных блюд со специями, все эти блюда имеют определенный тонкий горьковатый привкус. А после, этот горький привкус оседает в полости рта. Я старалась понять, что является его источником? Сковородка? Или какие-то специи? Неужели асафетида? Убираю асафетиду - всё равно такой привкус. Думаю про имбирь - не кладу его, а всё равно этот привкус есть. За неделю до моих поисков, я слышала как моя свекровь, рассказывала своему мужу, что прочитала про соль, в которую кладут антислеживатель - добавка Е-535 /536 . Она выразила своё возмущение по поводу того, что нас совсем уже травят. Так как этот разговор произошел не со мной, я не придала этому никакого значения. Просто ум, краем уха что-то записал. Так вот, когда я искала ответ на вопрос, почему же всё что я готовлю, кроме каш, выпечки, напитков имеет такой привкус, ум - нащупал! Соль! Действительно! Когда ты питаешься кашами и прочими блюдами без соли - этого привкуса нет, ни в блюдах, ни в полости рта!Я пошла на кухню, достала пакет с солью «Белоснежка», и на те! "Содержит антислеживающую добавку Е-536". Мне и в голову не приходило, что в соль могут что-то добавлять, поэтому - никогда не читала упаковку. Пришла свекровь, и мы достали три вида соли - кристалами, морскую, и мою – «Белоснежку» с добавкой. Пробуем первые две. Вкус- чисто солёный. Соль кристаллами, кажется приятнее. Пробую Белоснежку - и вот оно! Вот он этот горьковато-соленый, иссушающий вкус от которого я хожу и мучаюсь! И страшно подумать, сколько уже времени я пользуюсь такой солью, ведь когда я готовлю, я ничего не пробую! Читаю в интернете: «Желтая кровяная соль (пищевая добавка E536) - ферроцианид калия, комплексное соединение двухвалентного железа, существующее, как правило, в виде тригидрата. Такое странное название появилось из-за того, что ранее это вещество получали путем сплавления КРОВИ С БОЕН с поташом и железными опилками. В наши дни его получают на производстве из отработанной массы, содержащей цианистые соединения, после очистки газов на газовых заводах.» И тут оказывается я не одна такая: «Купил вчера две разные пачки соли, для сравнения, на будущее... Подумалось...: Какая будет по-зернистей..., да и так, для разного дела. Читаю на этикетке..., глазам не верю... Соль и вдруг- " Е-535 " !!! Ну думаю...,- это, что бы соль не протухла... хммм... Попробовал осторожно так.., с кончика ножа...фууу...Во рту привкус какой-то пыли и жжение!!! Залез в Интернет..., смотрю. - читаю: * Ферроцианид натрия Е-535 Назначение: Антислёживающий агент, осветлитель. Внешний вид: Желтые кристаллы или кристаллический порошок. Получение: Из отработанной массы после очистки газов на газовых заводах; химическим синтезом. Гигиенические нормы: В РФ разрешён в качестве добавки, препятствующей слёживанию и комкованию, в соль поваренную и солезаме-нители в количестве до 20 мг/кг индивидуально или в комбинации с другими ферроцианидами в пересчёте на ферроцианид калия; в виноматериалах остатки не допускаются. Соль с добавкой Е535 ОПАСНА ДЛЯ ЖИЗНИ. Так как такая соль начинает тормозить движение крови в теле. Действие этой соли очень медленное и губительное. Может занять многие месяцы прежде, чем водохлеб поймет что с ним что-то не так. Одним из ранних признаков может стать ощущение холода в пальцах рук. Такая соль распространена очень широко. Даже иногда нет пометки на упаковке с солью о содержании в ней добавки Е535. Отличить можно на вкус, но только тот, кто уже испытал на себе губительное свойство такой соли. Обычно такая соль чуть темнее или белее обычной соли. И на вкус она противнее. Если вам показалось, что ваша любимая соль из недавно купленной новой партии стала белее чем прежде, то причина может быть именно в добавлении Е535.» "Также в пачках соли может встретиться другая пищевая добавка E536 (ферроцианид калия) - производное цианида калия или иначе цианистого калия, известного яда мгновенного действия. Ферроцианид калия зарегистрирован в качестве пищевой добавки E-536, препятствующей слёживанию и комкованию продуктов. В чистом виде ферроцианид калия токсичное вещество. Само вещество (ферроцианид калия) токсично и, кроме того, никогда химический продукт чистым не бывает. Т.е при производстве Е-536 образуются дополнительные цианиды, включая синильную кислоту (в зависимости от способа получения E-536). По отзывам посетителей сайта, ферроцианид калия (Е-536) предприятия добавляют только по желанию заказчика (преимущественно в соль в красивой упаковке и завышенной ценой). Может использоваться для получения синильной кислоты." Е-535 – ферроцианид натрия. Антислёживающий агент, осветлитель. Жёлтые кристаллы или кристаллический порошок. Получают из отработанной массы после очистки газов на газовых заводах химическим синтезом. Как следует из названия, вещество содержит цианистые соединения. E-536 – ферроцианид калия. Производное цианида калия или иначе цианистого калия, известного яда мгновенного действия. Ферроцианид калия зарегистрирован в качестве пищевой добавки E-536, препятствующей слёживанию и комкованию продуктов. Токсичен. При его производстве образуются дополнительные цианиды, включая синильную кислоту (в зависимости от способа получения E-536). Вот такая бомбочка! Кстати, не удивлюсь, если большинство из вас обнаружат на своей кухне именно такую соль (Белоснежка), сейчас её в магазинах навалом. А вообще – внимательно читайте упаковки! Я теперь пользуюсь морской, солью для консервации, говорят Илецкая тоже без добавок. Люди, будьте бдительны! Сообщите об этом друзьям! Скорочтение https://bit.ly/2MkD4aP Эмоциональный интеллект https://bit.ly/2x5Vdo5 Курс "Доходное поместье" https://bit.ly/2vl4vLj Курс "Все секреты щедрого сада"

Накануне его дня рождения в теперь уже нашу квартиру влетел взбудораженный Пол. Сердце сжалось от недоброго предчувствия. Они с Димой заперлись в другой комнате и о чем-то долго разговаривали. Потом муж сообщил мне, что должен уехать. Я не верила собственным ушам.

Куда уехать? Завтра твой день рождения. Мы ведь собирались провести его вместе.

Случилось нечто важное, - напряженно произнес он. - Оказывается, в мое отсутствие кое-кто решил развалить все, чего я с таким трудом добивался. Мне предъявлено обвинение в мошенничестве и сбыте краденого. Я должен лететь в Нью-Йорк и сам во всем разобраться. Хуже всего, что должен явиться для рассмотрения дела второго марта утром, иначе сочтут, что я умышленно укрываюсь от полиции. Кто-то сделал так, что информация дошла до меня только сегодня. Ближайший рейс завтра, в 16.00. Я должен лететь. Мила, от этого зависит наше с тобой благополучие.

Понимаю, - сдавленно пробормотала я. - Возьми меня с собой.

Пол еще не успел оформить визу. Тебя не выпустят из страны, - с сожалением вздохнул Дима. - Иначе это бы даже не обсуждалось. - К сожалению, мы толком и не отпразднуем завтра с тобой. Нам нужно с Полом подготовиться к защите. Просмотреть документы, попытаться вычислить, кто все это делает.

Я понимаю, Дим. Не беспокойся обо мне, - жалобно пролепетала я.

Дима решил заняться делами уже сейчас. Собрал вещи, наскоро попрощался со мной и поехал с Полом в гостиницу. Вот и неприятности, которых следовало ждать. Но дай Бог, чтобы они заключались только в деньгах и материальных благах. Лишь бы с самим Димой все было в порядке.

В эту ночь я не спала, следующий день никуда не выходила, ожидая звонка от Димы. Позвонить сама боялась. Вдруг помешаю. Как же так, даже поздравить не могу по-человечески любимого мужа. Наконец, в 15.00 он позвонил. Я ринулась к телефону. Едва не выронила, так дрожали пальцы. Наконец, выдохнула в трубку:

Димочка, любимый, как ты? С днем рождения тебя!

Как же хотелось его увидеть!

Можно хоть в аэропорт тебя проводить?

Хотел бы сказать, чтобы ты не беспокоилась и сидела дома, но я страшный эгоист. Не смогу улететь, не поцеловав тебя на прощанье.

Так я приеду?! - радостно завопила я. - Ты уже в аэропорту? Я мигом! Только возьму такси и сразу примчусь.

Жду тебя, милая. Как приедешь, позвони, мы с Полом подойдем к выходу. Кстати, Пола я оставляю с тобой.

Это еще зачем? - пробормотала я.

Что ты говоришь? - видимо, не расслышал он.

Ничего. Спрашиваю, как ты без него обойдешься?

Уж как-нибудь. Главное, буду знать, что ты под защитой. В этой стране опасность подстерегает на каждом шагу.

Я усмехнулась. Слишком долго Дима прожил за границей. Жизнь в России не так страшна, как ему кажется.

Никак не желала отпускать Диму. Рыдала, цеплялась за него, словно провожая не на несколько дней, а навсегда. Еще не покидало это проклятое тревожное чувство, что если сейчас отпущу его, пока не окончится первое марта, он никогда не вернется. Дима смеялся и целовал меня, успокаивая, как маленькую.

Милочка, ничего страшного не случится. Поверь!

А как же пророчество твоей бабушки? - всхлипнула я.

Но я ведь тебя нашел и мы теперь муж и жена. Так что все плохое развеялось, как дым.

А вдруг я не та, что тебе нужна?

С ума сошла? Не представляю, кого мог бы полюбить сильнее, чем люблю тебя!

Объявили посадку, и Дима передал меня на попечение Пола. Тот почти насильно удерживал меня, чтобы я не кинулась вслед мужу. Дима помахал нам на прощание, одарив белозубой улыбкой, и двинулся к терминалу.

Пойдем, я отвезу тебя домой, Мила, - мягко произнес Пол.

Не нужно. Сама доберусь.

Не глупи.

Он потащил меня к выходу, а я чувствовала такую опустошенность, что не нашла в себе сил сопротивляться.

По дороге домой не хотелось ни думать, ни разговаривать. Я бесцельно смотрела в окно, где терялись в сгущающихся сумерках улицы. Мысленно я была не здесь, а в самолете, уносящем моего любимого все дальше от меня.

Не знаю, сколько я провела в таком состоянии. Тревожное чувство заставило, наконец, прийти в себя. Оптовые склады. Это же на другом конце города. Какого черта нам здесь понадобилось? Вспомнилась наша первая поездка с Полом. Тогда я испугалась до полусмерти, решив, что мне хотят причинить вред. Но все оказалось недоразумением. Странно, куда он везет меня теперь? Многоэтажки сменились частными домами. Недоумение нарастало. Я обернулась:

Куда мы едем?

Свернув на обочину, Пол затормозил. В его руке сверкнул пистолет.

Пол, что это значит?..

Сиди спокойно, - он направил ствол на меня.

Дай телефон, - потребовал он - и не задавай глупых вопросов.

Трясущимися руками передала ему мобильник. Пол выбросил его через окно и снова вырулил на дорогу.

Я не понимаю…

Где тебе, с куриными мозгами? - Он ухмыльнулся. - Надоело корчить из себя идиота. Ты ведь думала, что я влюблен в тебя, да? А в моей жизни есть только одна женщина, ради которой я готов на все. Тебе интересно, кто? Моника. Великолепная, страстная и горячая. Вулкан, а не женщина. И как это Дмитрий после нее обратил внимание на тебя? Это же небо и земля. Честно говоря, не понимаю его.

Моника - бывшая жена Димы? - я поразилась.

На его счастье, он оказался весьма практичен. Нанял частного детектива, а уже потом подал на развод. Да, Моника не отличалась примерным поведением. Но виноват в этом только он сам. Совершенно не уделял ей внимание. На суде он сумел доказать, что это она разрушила брак постоянными изменами. Вместо половины состояния бросил ей жалкие крохи. - Глаза Пола горели лихорадочным огнем. Он вцепился в руль так сильно, что побелели костяшки пальцев. - Монике пришлось пройти через публичное унижение, когда в суде всплыли фотографии, уличающие ее в измене. Я всегда боготворил ее, и когда она обратила на меня внимание, просто потерял голову от счастья.

То есть, вы с ней решили заставить Диму раскошелиться, так? Погоди, а ситуация с махинациями, из-за которой он уехал? - я напряженно застыла, ожидая ответа.

Пустышка, - хохотнул Пол. - Кто, как не Моника, знала об одержимости Дмитрия бабкиными сказками. Мы только ждали подходящего момента, чтобы это использовать. Но, честно говоря, даже не думали, что он настолько влюбится в тебя. Это увеличивает наши шансы во много раз. Теперь ты у нас в руках, посмотрим, как он запоет.

Почему ты мне это рассказываешь? - внутри похолодело.

Он молчал. Быстро глянул на меня, глаза холодно блеснули, щека дернулась от нервного тика. Тут же отвернулся. Повисшая тишина, как смертный приговор. Мне не выбраться. При любом раскладе. Даже, если Дима отдаст им все. По спине пробежала холодная струйка пота. К глазам подступали слезы. Изо всех сил сдерживала их, не желая показать слабость.

Пока Дмитрий разберется, что к чему, мы сумеем тебя надежно спрятать. Ну, а потом он получит записочку с дальнейшими инструкциями. Я все это время буду рядом, верный и преданный друг, контролирующий каждый его шаг.

Ты - чудовище! - ужаснулась я.

Дернулась, попыталась наброситься на него сзади, но тут же вскрикнула от боли, получив удар в висок рукояткой пистолета. В голове заплясали искры. На некоторое время отключилась, а когда снова пришла в себя, обнаружила, что за окном уже не видно построек. Дорога скользила мимо заснеженных деревьев и полей. Стало до слез себя жалко.

Как же я могла быть такой слепой?! Поверить тебе! Скажи, зачем тебе понадобился этот цирк с брачным контрактом?

Небольшая проверка. Хотел знать, насколько он тебя ценит.

Так это ложь, что он меня использует? - несмотря на весь ужас ситуации, на сердце потеплело. Замешательство и ужас от происходящего смешивались с облегчением.

ЛИНИЯ СЕРДЦА

Аннотация

Жизнь приносила Миле одни несчастья и разочарования. Она уже отчаялась, что это может измениться. Но судьба приготовила неожиданный подарок в день ее тридцатилетия. Потрясающий мужчина, богатый и успешный, вытаскивает ее буквально с того света и предлагает выйти за него замуж на следующее утро после знакомства. Она знает о нем только имя и фамилию, он о ней – и того меньше. Но так ли все замечательно, как кажется на первый взгляд?..

Глава 1

Наверное, это худший день рождения в моей жизни. Хотя, я никогда не любила этот праздник. Кто-то, возможно, ждет его с трепетом и предвкушением сказки, а я - с гложущим предчувствием беды. И дело не в том, что каждый год делает мои шансы на счастье все призрачнее, а на лицо прибавляет морщины. В каждый день рождения со мной обязательно случается неприятность. И началось это с того счастливого беззаботного возраста, в который так мечтают вернуться женщины после тридцати. В шестнадцать лет. В тот день рождения мой отец ушел из семьи.
Помню, мы сидели за праздничным столом. Вся семья. Бабушки и дедушки, тетя Лена, лучшая подруга Даша, родители. Мама разрезала утку с яблоками, мое любимое блюдо. На лицах улыбки. Ненавязчиво фонит телевизор. Тогда я подумала, что абсолютно счастлива. Это оказалось фатальной ошибкой.
Звонок в дверь. Уже тогда сердце сжалось от недоброго предчувствия. Хотелось удержать отца, бросившегося к двери. Кто знает, если бы я тогда это сделала… Может, вся жизнь перевернулась бы. Но я словно приросла к стулу. Из коридора доносились голоса, сначала тихие, потом громкие. Мама пошла посмотреть, в чем дело. Вернулась белая, как наша праздничная скатерть. Села за стол и залпом опрокинула рюмку водки, налитую для отца.
В комнату вошел и он сам. Вид до крайности виноватый и смущенный.
– Катя, дай я объясню.
Ворвалась незнакомая женщина, худая и черноволосая. Взгляд острый и неприятный.
– А что тут объяснять? Ты сам мне говорил, что тебя здесь ничего не держит, кроме ребенка. Вижу, что девочка уже взрослая. Пора и для себя пожить. А у меня, между прочим, ребенок будет.
– Оль, подожди в коридоре, – жалобно пролепетал отец.
– Хорошо. Только долго ждать не стану.
Лица сидящих за столом выглядели потрясенными и растерянными. Никто, в том числе и отец, не знали, как себя вести. Папа опустился на колени возле мамы, взял ее руку и тихо сказал:
– Я не хотел, чтобы ты узнала об этом так. Оля в таком состоянии… Она стала нетерпеливой и раздражительной. Я говорил ей, что сам все тебе скажу, но она…
– Уходи, - отчеканила мать сильным и твердым голосом. – Собирай вещи и уходи. Сегодня. Сейчас.
– Может?..
Мама смерила его таким презрительным взглядом, что он осекся. С трудом поднялся и попятился к двери. Торопливо пробормотал всем присутствующим:
– До свиданья. Простите, ради Бога.
Подруга ободряюще сжала мою руку.
– Люда, не плачь, пожалуйста.
– Я не плачу, – сказала и тут же на тарелку с любимой тушеной уткой упала соленая капля.
Даже не осознавала, что по щекам катятся слезы.
Хлопнула входная дверь. Звук отъезжающего лифта. Он даже вещи не забрал, так спешил освободиться. От мамы. От нас.
А потом был ужасный год, когда родители разводились. Делилось все, начиная от подержанной мебели, заканчивая импортным телевизором. А я превратилась в домоседку. Только и делала, что ела, ела и ела, запершись в своей комнате и читая книги. Я прочитала всю нашу библиотеку, особенно не разбирая, что именно читаю. Иногда приходила Даша, пыталась вытянуть меня на улицу. Я давала ей понять, что и ее предложение и само присутствие мне неинтересны. А потом я отстраненно поняла: Даша не заходила уже несколько месяцев. Даже не удивилась этому. От людей, даже самых близких и родных, не стоит ждать постоянства.
Следующий день рождения мы с мамой отмечали в новой однокомнатной квартире, на другом конце города. Присутствовали только бабушка и дед по материнской линии, мама и я. Мне подарили хула-хуп. Я удивилась этому подарку. Старательно отводя глаза, мама сказала, что мне стоило бы заняться физкультурой. Зачем? Она подвела меня к зеркалу и, сглатывая слезы, произнесла:
– Посмотри, во что ты себя превратила, Люда.
Как я могла не видеть этого? Словно пелена упала с глаз. Это похожее на поросенка, заплывшее жиром создание, с торчащими в разные стороны рыжими волосами, - неужели, я? Мотнула головой, не желая верить. Стиснула зубы и твердо решила заняться собой.
Потом я поступила в институт. Из-за того, что отец больше не помогал нам деньгами, приходилось экономить на всем, в том числе и на одежде. Пять лет травли и насмешек. Каждый год и каждое день рождение – в студенческом общежитии, среди ненавидящих меня соседок по комнате. Мать уехала в другой город, на заработки. Возникли трудности, пришлось продать нашу квартиру, чтобы рассчитаться с долгами. Она уехала снова. Потом маме улыбнулась удача, она вышла замуж и почти перестала интересоваться моей судьбой.
Я впервые узнала, что такое голод. Крохотной стипендии хватало ненадолго. Иногда немного денег присылала мама. Но и это курам на смех. С завистью смотрела, как хорошо одетые и беззаботные соседки поедают домашние пирожки и варенье. Однажды даже решилась тайком взять один пирожок. Что тут было! Мне устроили «темную» и пригрозили вообще превратить мою жизнь в ад.
В этой ситуации оказался только один плюс. Я похудела. И без хула-хупа. Но что толку. На нескладную, плохо одетую девчонку парни совершенно не обращали внимания. Рыжая, еще и в веснушках. Все силы бросила на учебу, закончила наш местный нархоз с красным дипломом. По специальности бухгалтер.
Пыталась устроиться на работу, но везде отказ. Нужен опыт работы, а где его набраться, если никуда не берут. Пришлось устроиться торговать на рынок.
Мой двадцать пятый день рождения. Муж хозяйки, который бросался на любую оказывающую в поле зрения женщину, обратил внимание и на меня. Видно, перебрал лишку. Пригласил в местную чебуречную. Вечер мы заканчивали в моей съемной обшарпанной комнатке. Я стала женщиной. А утром он пригрозил, что если хоть кому-то скажу о том, что произошло, он меня со свету сживет. Но шила в мешке не утаишь, и слухи дошли до хозяйки и без моего участия. Меня уволили с работы.
Может, и к лучшему. Устроилась в продуктовый магазин. Пошли одинокие, скучные, но все-таки спокойные годы. Однако, каждый раз, когда близился день рождения, начинало грызть тревожное предчувствие. Сегодня мне исполнилось тридцать лет. И меня обвинили в краже денег из кассы. Не понимаю, как они могли исчезнуть. Начальник не желал ничего слушать. Угрожал даже милицией, если я не верну деньги. Пришлось пойти на его условия. Три месяца я проработаю бесплатно, а потом отправлюсь на все четыре стороны.
Оторвавшись от горьких мыслей, сняла черные вязаные перчатки и подула на озябшие пальцы. Руки, пожалуй, единственное, что можно назвать во мне красивым, - мелькнула нелепая мысль, тут же сменившаяся осознанием собственной ущербности.
Я почти примерзла к этой лавочке в парке. С неба неспешно валил снег, образуя на земле белую скатерть. Это мой единственный праздничный стол. Никуда не хотелось идти. Сидеть тут до бесконечности, незаметно уснуть, чтобы никогда не проснуться. Старая искусственная шуба, полинявшая местами, уже не согревала. Меня колотила дрожь, зубы выстукивали чечетку. Я упрямо сидела. Только сильнее надвинула на лоб вязаную белую шапку. Мамин подарок на восемнадцатилетие. Кому и что я пыталась доказать? Сама не знаю.
Постепенно исчезло ощущение холода. Сменилось блаженным сонным теплом. Голова кружилась, неудержимо клонило в сон. Все вокруг превратилось в сверкающую карусель. Ресницы отяжелели от набившихся на них снежинок. Губ и носа вообще не чувствовала. Беспамятство.
Так легко и спокойно. Парю в пустоте, а вокруг чистое голубое небо. И солнышко так приятно согревает. Жарко. Утираю пот со лба и сбрасываю шубу и шапку. Так хорошо. Вокруг тот же парк, только летний. Лавочка с облупившейся зеленой краской. Деревья шелестят кронами. Где-то смеются дети. Хорошо…
Резкий хлопок. Щеку болезненно обожгло. Застонала, возвращаясь к реальности.
– Не хочу… Нет…
Губы едва шевелились. Чье-то прикосновение. С меня стягивают перчатки. Обжигающе-горячие ладони растирают мои руки. Чувствительность начинает возвращаться. Кричу от боли. Словно миллионы иголок впиваются в кожу.
Из глаз хлынули слезы. Разлепляю неподъемные веки и сквозь туманную пелену различаю чье-то лицо. Пытаюсь сфокусировать зрение. Поднимаю одну руку, чтобы вытереть мешающие слезы. Резкая боль. Рука дрожит. Закусываю потрескавшиеся губы, чтобы не заорать.
– Тише, девочка. Сейчас все пройдет.
Ласковый грудной голос, пробирающий до самого сердца. Мужской. Уже давно никто не говорил со мной так. Тем более, мужчина. Он продолжает растирать мои руки, а я все еще не могу разглядеть его лица. Слезы катятся градом.
Острый запах спирта. Мне в губы тычется край стакана.
– Выпей. Только залпом.
– Я не…
Мужчина вливает мне в рот жидкость. Захлебываюсь, кашляю, фыркаю. Морщусь от отвращения. В горле – жар, его словно раздирает. Постепенно боль утихает. Спиртное разливается по телу приятным теплом, согревая изнутри. Руки перестают казаться сплошным очагом боли. Поспешно вытираю слезы. Разглядываю сидящего рядом со мной на корточках человека.
Невольно ощущаю неловкость. Я не привыкла находиться рядом с такими мужчинами. Без сомнения, человек состоявшийся в жизни. Холеный, хорошо одет. Волосы ухоженные, темно-каштановые. Уже не молод. Лет сорок точно, но ни одного седого волоска. Мужественное угловатое лицо с чуть длинноватым носом и выдающейся нижней челюстью. От всего облика исходит ощущение уверенности и силы. Он продолжает держать одну мою руку, растирая ее, хотя в этом уже нет необходимости.
Хочется, чтобы он посмотрел на меня. Узнать, какие у него глаза. Я всегда при знакомстве с людьми сразу обращаю внимание на глаза. Не столько важен цвет или форма, сколько то, добрые они или злые.
Он будто почувствовал мое желание. Поднял голову. Показалось, что я медленно падаю в бездну, а вокруг роем вьются светящиеся огоньки. Что такого я увидела в этих глазах? Слегка усталые, темно-карего цвета, глубоко посаженные. Но они заворожили меня. Взгляд одновременно жесткий и мягкий, недоверчивый и открытый. Загадка, которая вызывала почти мучительное желание ее разгадать.
Представляю, как сейчас выгляжу, - мелькнула неприятная мысль. Я отвела глаза и попыталась подняться. Он мягко удержал меня и опустился на диван рядом.
– Вы в порядке? – интонации его голоса рассыпались по телу россыпью мурашек.
– Теперь да, – хрипло ответила, сжав рукой саднящее горло.
Наверняка, завтра слягу с простудой. Как тогда на работу пойду? Жестокая реальность снова безжалостно напомнила о себе. Этот мужчина – светлый эпизод в жизни, редкий и потому особенно дорогой. Скорее всего, когда я уйду из его квартиры, он даже не вспомнит обо мне. А я буду вспоминать еще долго, наслаждаться, как вкусом изысканного французского вина, о котором читала только в книгах. Кстати, о квартире. Почему я решила, что это квартира?
Обвела взглядом обстановку. Здесь чисто и презентабельно, но как-то не очень уютно. Увидела ключ с биркой на тумбочке около дивана. Ясно. Гостиничный номер. Напрягла зрение, чтобы разглядеть цифры на бирке. 312. Не знаю, почему мне оказалось так важно их запомнить. Все, связанное с этим мужчиной, вызывало интерес. Даже цифры его гостиничного номера.
– Выпьете? – спросил он.
Я с опаской глянула на стоящий на той же тумбочке граненый стакан, в котором еще плескалась адская жидкость.
– Не это, – рассмеялся он, проследив за моим взглядом. – Здесь неплохой бар. Могу даже попытаться сделать коктейль из того, что есть.
Выпитое спиртное, тем временем, давало о себе знать. Появилась легкость и бесшабашность. Слегка заплетающимся языком произнесла:
– Пожалуй. Всегда хотелось попробовать «Кровавую Мэри».
– Ну, боюсь, «Кровавая Мэри» не получится. Нет всех ингредиентов. Но могу соорудить сухой мартини, например.
Я засмеялась невпопад:
– Я не против.
Никогда не пила мартини. Устроилась поудобнее на мягком диване, поджав под себя ноги. Тут же почувствовала, как к щекам прилила краска - заметила стрелку на колготках. Торопливо села на ту ногу, чтобы не видно было, но настроение испортилось. Однако вид мужчины, готовящего коктейль для меня, вызывал непривычное будоражащее чувство. По телу пробегала дрожь. Я любовалась его фигурой. Довольно высокий, отлично сложенный. Одет в брюки и пиджак, по всей видимости, сшитые на заказ, а не купленные где-то на рынке.
Взяв два бокала, вернулся ко мне и сел рядом.
– Не думаю, что то, что получилось, можно назвать сухим мартини, но не судите строго, – обезоруживающе улыбнулся, протягивая напиток.
От этой улыбки бросило в жар. Нервно поправила колючий ворот бесформенного свитера. Совершенно не знала, как себя вести. Мой единственный опыт отношений длился одну ночь. Да и тогда все прошло без затей. Выпили вместе, он повалил меня на диван. Даже не заметил, что я - девственница. Утром чувствовала себя гадко и противно.
А вообще, с чего я взяла, что привлекаю этого потрясающего мужчину? Стоит ему кивнуть, и целая очередь модельных красоток выстроится. Взяла протянутый бокал, едва не пролив его содержимое, и торопливо отхлебнула. Кто знает, а может, его на экзотику потянуло? Надоели сошедшие с конвейера Барби и Синди, захотелось неуклюжую куклу Машу. То ли от собственного остроумия, то ли от выпитого, глупо захихикала.
– Похоже, кому-то хватит, – заметил он. – Давайте я провожу вас в спальню.
– Ого, а вы быстрый! – осмелела я. – Даже без прелюдии решили обойтись. Хотя, чего со мной церемониться. Я же не Клаудия Шиффер.
Заметила, что уголки его губ поползли вверх. Еще и смеется, гад! Ну, и пусть ты хозяин жизни, это же не повод так себя вести. Вскинула подбородок, демонстрируя, какая я гордая и неприступная. Он вздохнул и устало потер лоб.
– Я не это имел в виду. Просто вам нужно отдохнуть. Уже поздно. Могу вызвать такси, если хотите.
Мой апломб мгновенно слетел, стоило представить, что из этого рая я снова попаду в серые будни.
– Но вы даже не знаете меня. Вдруг, я воровка какая-нибудь окажусь, – пролепетала я.
Из глаз хлынули слезы, стоило вспомнить, что сегодня произошло.
– А, между прочим, у меня сегодня день рожденья… – икая, добавила.
– Правда? – его брови взметнулись. – Почему же вы проводили его не с родными и близкими, а в парке, на лавочке?..
Он осекся и деликатно проговорил:
– Простите, это не мое дело, конечно.
Я опять зарыдала и залпом допила остатки мартини.
– Возьмите, – протянула ему пустой бокал. – А вы знаете, – всхлипнула я. – Это ведь самый приятный день рожденья в моей жизни. Вернее, то, как он закончился.
Его лицо вытянулось. Наверное, считает меня сумасшедшей.
– Замерзнуть почти насмерть в парке и очнуться в номере незнакомого мужчины – это для вас приятный день рожденья? Какими же были предыдущие?
– Лучше не спрашивайте.
Он и не спросил. Снова сделал мне коктейль и молча наблюдал, как я пью. Слезы утихли. Перед глазами все плыло, как на карусели. В амбаре, несмотря на сложность дела и на громадный оборот, бухгалтера не было, и из книг, которые вел конторщик, ничего нельзя было понять. Каждый день приходили в амбар комиссионеры, немцы и англичане, с которыми приказчики говорили о политике и религии; приходил спившийся дворянин, больной, жалкий человек, который переводил в конторе иностранную корреспонденцию; приказчики называли его фитюлькой и поили его чаем с солью. И в общем вся эта торговля представлялась Лаптеву каким-то большим чудачеством. Он каждый день бывал в амбаре и старался заводить новые порядки; он запрещал сечь мальчиков и глумиться над покупателями, выходил из себя, когда приказчики, с веселым смехом, отпускали куда-нибудь в провинцию залежалый и негодный товар под видом свежего и самого модного. Теперь в амбаре он был главным лицом, но по-прежнему ему не было известно, как велико его состояние, хорошо ли идут его дела, сколько получают жалованья старшие приказчики и т. п. Початкин и Макеичев считали его молодым и неопытным, многое скрывали от него и каждый вечер о чем-то таинственно шептались со слепым стариком. Как-то в начале июня Лаптев и Початкин пошли в Бубновский трактир, чтобы позавтракать и кстати поговорить о делах. Початкин служил у Лаптевых уже давно и поступил к ним, когда ему было еще восемь лет. Он был своим человеком, ему доверяли вполне, и когда, уходя из амбара, он забирал из кассы всю выручку и набивал ею карманы, то это не возбуждало никаких подозрений. Он был главным в амбаре и в доме, а также в церкви, где вместо старика исполнял обязанности старосты. За жестокое обращение о подчиненными приказчики и мальчики прозвали его Малютой Скуратовым. Когда пришли в трактир, он кивнул половому и сказал: — Дай-ка нам, братец, полдиковинки и двадцать четыре неприятности. Половой немного погодя подал на подносе полбутылки водки и несколько тарелок с разнообразными закусками. — Вот что, любезный, — сказал ему Початкин, — дай-ка ты нам порцию главного мастера клеветы и злословия с картофельным пюре. Половой не понял и смутился, и хотел что-то сказать, но Початкин строго поглядел на него и сказал: — Кроме! Половой думал с напряжением, потом пошел советоваться с товарищами, и в конце концов все-таки догадался, принес порцию языка. Когда выпили по две рюмки и закусили, Лаптев спросил: — Скажите, Иван Васильич, правда ли, что наши дела в последние годы стали падать? — Ни отнюдь. — Скажите мне откровенно, начистоту, сколько мы получали и получаем дохода и как велико наше состояние? Нельзя же ведь в потемках ходить. У нас был недавно счет амбара, но, простите, я этому счету не верю; вы находите нужным что-то скрывать от меня и говорите правду только отцу. Вы с ранних лет привыкли к политике и уже не можете обходиться без нее. А к чему она? Так вот, прошу вас, будьте откровенны. В каком положении наши дела? — Всё зависимо от волнения кредита, — ответил Початкин, подумав. — Что вы разумеете под волнением кредита? Початкин стал объяснять, но Лаптев ничего не понял и послал за Макеичевым. Тот немедленно явился, закусил, помолясь, и своим солидным, густым баритоном заговорил прежде всего о том, что приказчики обязаны денно и нощно молить бога за своих благодетелей. — Прекрасно, только позвольте мне не считать себя вашим благодетелем, — сказал Лаптев. — Каждый человек должен помнить, что он есть, и чувствовать свое звание. Вы, по милости божией, наш отец и благодетель, а мы ваши рабы. — Всё это, наконец, мне надоело! — рассердился Лаптев. — Пожалуйста, теперь будьте вы моим благодетелем, объясните, в каком положении наши дела. Не извольте считать меня мальчишкой, иначе я завтра же закрою амбар. Отец ослеп, брат в сумасшедшем доме, племянницы мои еще молоды; это дело я ненавижу, я охотно бы ушел, но заменить меня некому, вы сами знаете. Бросьте же политику, ради бога! Пошли в амбар считать. Потом считали вечером дома, причем помогал сам старик; посвящая сына в свои коммерческие тайны, он говорил таким тоном, как будто занимался не торговлей, а колдовством. Оказалось, что доход ежегодно увеличивался приблизительно на одну десятую часть и что состояние Лаптевых, считая одни только деньги и ценные бумаги, равнялось шести миллионам рублей. Когда в первом часу ночи, после счетов, Лаптев вышел на свежий воздух, то чувствовал себя под обаянием этих цифр. Ночь была тихая, лунная, душная; белые стены замоскворецких домов, вид тяжелых запертых ворот, тишина и черные тени производили в общем впечатление какой-то крепости и недоставало только часового с ружьем. Лаптев пошел в садик и сел на скамью около забора, отделявшего от соседнего двора, где тоже был садик. Цвела черемуха. Лаптев вспомнил, что эта черемуха во времена его детства была такою же корявой и такого же роста и нисколько не изменилась с тех пор. Каждый уголок в саду и во дворе напоминал ему далекое прошлое. И в детстве так же, как теперь, сквозь редкие деревья виден был весь двор, залитый лунным светом, так же были таинственны и строги тени, так же среди двора лежала черная собака и открыты были настежь окна у приказчиков. И всё это были невеселые воспоминания. За забором в чужом дворе послышались легкие шаги. — Моя дорогая, моя милая... — прошептал мужской голос у самого забора, так что Лаптев слышал даже дыхание. Вот поцеловались. Лаптев был уверен, что миллионы и дело, к которому у него не лежала душа, испортят ему жизнь и окончательно сделают из него раба; он представлял себе, как он мало-помалу свыкнется со своим положением, мало-помалу войдет в роль главы торговой фирмы, начнет тупеть, стариться и в конце концов умрет, как вообще умирают обыватели, дрянно, кисло, нагоняя тоску на окружающих. Но что же мешает ему бросить и миллионы, и дело, и уйти из этого садика и двора, которые были ненавистны ему еще с детства? Шёпот и поцелуи за забором волновали его. Он вышел на средину двора и, расстегнувши на груди рубаху, глядел на луну, и ему казалось, что он сейчас велит отпереть калитку, выйдет и уже более никогда сюда не вернется; сердце сладко сжалось у него от предчувствия свободы, он радостно смеялся и воображал, какая бы это могла быть чудная, поэтическая, быть может, даже святая жизнь... Но он всё стоял и не уходил, и спрашивал себя: «Что же меня держит здесь?» И ему было досадно и на себя, и на эту черную собаку, которая валялась на камнях, а не шла в поле, в лес, где бы она была независима, радостна. И ему, и этой собаке мешало уйти со двора, очевидно, одно и то же: привычка к неволе, к рабскому состоянию... На другой день в полдень он поехал к жене и, чтобы скучно не было, пригласил с собой Ярцева. Юлия Сергеевна жила на даче в Бутове, и он не был у нее уже пять дней. Приехав на станцию, приятели сели в коляску, и Ярцев всю дорогу пел и восхищался великолепною погодой. Дача находилась недалеко от станции в большом парке. Где начиналась главная аллея, шагах в двадцати от ворот, под старым широким тополем сидела Юлия Сергеевна, поджидая гостей. На ней было легкое изящное платье, отделанное кружевами, платье светлое кремового цвета, а в руках был всё тот же старый знакомый зонтик. Ярцев поздоровался с ней и пошел к даче, откуда слышались голоса Саши и Лиды, а Лаптев сел рядом с ней, чтобы поговорить о делах. — Отчего ты так долго не был? — спросила она, не выпуская его руки. — Я целые дни всё сижу здесь и смотрю: не едешь ли ты. Мне без тебя скучно! Она встала и рукой провела по его волосам, и с любопытством оглядывала его лицо, плечи, шляпу. — Ты знаешь, я люблю тебя, — сказала она и покраснела. — Ты мне дорог. Вот ты приехал, я вижу тебя и счастлива, не знаю как. Ну, давай поговорим. Расскажи мне что-нибудь. Она объяснялась ему в любви, а у него было такое чувство, как будто он был женат на ней уже лет десять, и хотелось ему завтракать. Она обняла его за шею, щекоча шелком своего платья его щеку; он осторожно отстранил ее руку, встал и, не сказав ни слова, пошел к даче. Навстречу ему бежали девочки. «Как они выросли! — думал он. — И сколько перемен за эти три года... Но ведь придется, быть может, жить еще тринадцать, тридцать лет... Что-то еще ожидает нас в будущем! Поживем — увидим». Он обнял Сашу и Лиду, которые повисли ему на шею, и сказал: — Кланяется дедушка... дядя Федя скоро умрет, дядя Костя прислал письмо из Америки и велит вам кланяться. Он соскучился на выставке и скоро вернется. А дядя Алеша хочет есть. Потом он сидел на террасе и видел, как по аллее тихо шла его жена, направляясь к даче. Она о чем-то думала и на ее лице было грустное, очаровательное выражение, и на глазах блестели слезы. Это была уже не прежняя тонкая, хрупкая, бледнолицая девушка, а зрелая, красивая, сильная женщина. И Лаптев заметил, с каким восторгом смотрел ей навстречу Ярцев, как это ее новое, прекрасное выражение отражалось на его лице, тоже грустном и восхищенном. Казалось, что он видел ее первый раз в жизни. И когда завтракали на террасе, Ярцев как-то радостно и застенчиво улыбался и всё смотрел на Юлию, на ее красивую шею. Лаптев следил за ним невольно и думал о том, что, быть может, придется жить еще тринадцать, тридцать лет... И что придется пережить за это время? Что ожидает нас в будущем? И думал: «Поживем — увидим».

Как Анне не хотелось, но её слова сбывались. Шли дни, а Владимир не появлялся. Через неделю пришлось смириться с горькой правдой.
- На что ты надеялась? - иронично спрашивала Анна у мрачного отражения. – За этим красавцем девушки табунами бегают. Станет он вспоминать беременную второкурсницу. И хорошо, что исчез! Не придется краснеть за обман.
Мысли были разумными, но не лечили тоску. Анне не хватало Владимира, его уверенного голоса, веселых шуток, мальчишеской улыбки. Напрасно говорят: «С глаз долой – их сердца вон». С каждым днем разлуки сероглазый красавец всё больше занимал её мысли. Даже во время лекций Анна не переставала думать о нем. Она разучилась улыбаться, едва прикасалась к еде и пару раз пропустила вопросы лектора, что не лезло ни в какие ворота.
Наблюдательная Ольга первая забила тревогу:
- Анютка, признавайся, ты часом не влюблена?
Обычно откровенная с подругой, Анна заупрямилась:
- Интересно в кого? Я кроме лекций нигде не бываю.
- А Корф? Почему ты молчишь про поездку? Каждое слово клещами из тебя тяну! Давай, выкладывай, что там у вас случилось?
- В том-то и дело, что ничего, - мрачно пожала плечами Анна.
- Даже не целовались? – недоверчиво округлила глаза Ольга. – Странно, Сашка говорил, что Корф с красотками не церемонится.
- Просто я ему не понравилась. И всё! – отрезала Анна, спеша закончить неприятный разговор.
Ольга усмехнулась: - Верится с трудом.
- Тогда куда он пропал?
- А это мы узнаем! – не взирая на протесты, Ольга набрала телефон приятеля и, выяснив всё, что хотела, торжествующе улыбнулась: - Твой Корф уже неделю, как в Лондоне. Через несколько дней вернётся.
После Ольгиных слов на душе стало легче. Впрочем, Анна уже не знала, чего хочет. Она и боялась увидеть Владимира, и не представляла жизни без него. По ночам ей снились кошмарные сны, в которых, узнав о нелепом обмане, сероглазый красавец с презрением отворачивался от неё. Просыпаясь на подушке, мокрой от слез, Анна безуспешно убеждала себя, что скоро забудет Владимира, что сначала надо получить специальность, встать на ноги, а после думать о любви. Но все благие намерения были забыты, когда спустя два дня, подойдя к дому, она увидела знакомый BMW. Губы сами расплылись в улыбке, глаза засверкали от счастья и, забыв о лифте, Анна побежала вверх по ступенькам. Возле двери она замерла без сил и долго стояла, не решаясь войти. Пришлось разозлиться на себя и, повернув ключ, решительно шагнуть в квартиру, из которой доносился до боли знакомый голос.

Мне самому не нравится моя поспешность, но сегодня вечером я должен улететь обратно, - виновато объяснял Владимир.
Марфа Петровна вздохнула:
- Я не стану возражать. Пусть решает Анна...
В повисшей тишине негромкий щелчок закрывшейся двери показался оглушительным.
- Вот и Анечка вернулась, - бабушка взволнованно выглянула в коридор. Следом за ней шагнул Владимир. За неделю разлуки Анна успела забыть, какой он родной и близкий. Но стоило серым глазам ласково посмотреть на неё, и сердце сладко заныло. Он здесь, он приехал, он хочет видеть меня. Безудержная радость вспыхнула в груди и тут же погасла. Не стоит спешить. Скорей всего Владимиру опять понадобились услуги переводчицы.
Сбивчивые мысли прервала бабушка:
- Аня, не стой в мокрой одежде. Раздевайся и иди с гостем в комнату, а я похлопочу на кухне.

Молния на узком плаще долго не поддавалась непослушным пальцам, а когда Владимир заботливо склонился помочь, Анна не сумела сдержать дрожи. Глубоко вздохнув, она велела себе успокоиться и почти обычным голосом поблагодарила улыбнувшегося красавца. Дальше пошло проще. Короткие приветствия, вежливые вопросы о делах. Беседа входила в обычное русло. Но Владимир всё испортил. Он сел слишком близко и строго заявил:
- Я сказал Марфе Петровне, что собираюсь сделать Вам предложение руки и сердца. Она не против.
Щеки Анны заалели румянцем: - Это шутка?
- Ни в коем случае. Выходите за меня замуж. Вам и Вашему ребенку нужен человек, который будет заботиться о вас. Уверен, у меня неплохо получится.

Красавец из волшебной сказки склонил голову, ожидая ответа. Не было сомнений - предложение сделано серьезно. На миг обманщица пожалела, что не ждет ребенка. Вместо радостного «да» придется признаваться в позорной лжи.
- Я не могу принять Ваше предложение, - начала Анна издалека, понимая, что сейчас провалится сквозь землю от стыда: - Тогда на Капри...
- Подождите отказываться, - торопливо перебил её Владимир. – Брак нужен нам обоим. Я помогу Вам, а Вы мне. Дело в том, что я должен жениться.
Радуясь отсрочке, Анна удивленно выдохнула: - Но зачем?
- Мне предложили возглавить известную международную фирму. Один из владельцев одобрил мою кандидатуру, но второй страшный ретроград. Он требует, чтобы новый директор имел семью. У меня неделя сроку.

Услышав неромантичное объяснение, Анна с трудом сдержала разочарование.
- Наверняка у Вас немало знакомых девушек, которые с радостью станут Вашей супругой.
Владимир усмехнулся: - Мне не нужны лицемерки, которых заботят только деньги. Мы неплохо ладили в поездке, и я подумал: почему бы и нет? - он осторожно заглянул в глаза порозовевшей Анне: - Пока Вы ждете ребенка, мы останемся друзьями. А там, кто знает? Возможно, мы понравимся друг другу.
Анна замерла. В голове горьким эхом пронеслось: - Мне не нужны лицемерки.
Воздух стал тяжелым и душным, словно в комнату впустили дым. Ещё мгновенье, и вернется ночной кошмар. Она признается в обмане, и лицо Владимира скривится в холодном презрении. Надо говорить, а губы, как назло, не издают ни звука...

Избавление пришло протяжным дверным звонком. С кухни выскочила бабушка, оправляя нарядный передник.
- Сидите, сидите, я открою.
Владимир нахмурился, но тревога оказалась ложной. Соседка с любопытством скользнула глазами по гостю и, заняв немного соли, исчезла.
Марфа Петровна развела руками:
- Принесла нелегкая. Не обращайте внимания, я сейчас уйду.
Владимир вздохнул, вставая с дивана.
- К сожаленью, мне пора, - он бережно прижался губами к дрожащей руке Анны.
- Ничего не говорите сейчас. Я приеду через три дня и узнаю ответ.
Словно во сне девушка следила, как темноволосый красавец накинул плащ, попрощался с бабушкой и шагнул за дверь. С порога донеслось:
- До субботы!

Закрыв за гостем дверь, Марфа Петровна развязала нарядный передник, села на диван рядом с притихшей внучкой и ласково обняла её за плечи.
- Что-то вид у тебя невеселый, девонька. Всю неделю тосковала, а теперь не рада? Неужели не по сердцу такой красавец?
С губ само сорвалось: - Ещё как по сердцу.
- Тогда за чем дело стало? Соглашайся и не бойся ничего. Если любишь, всё сладится.
Анна зябко передернула плечами.
- Нет, бабуля. Не сладится у нас. В субботу Владимир вернется, и я отвечу «нет».

- Ничего не понимаю. Если по сердцу, почему «нет»? Или спешка напугала?
Анна горько усмехнулась. Разве скажешь бабушке о придуманном ребенке? У неё всю неделю давление скачет, а от этой истории совсем плохо станет. Хватит с Марфы Петровны забот и без внучкиных новостей. Тем более что Владимиру всё равно: та ли невеста, другая. Быстро найдет замену...
Отчаяние, долго сидевшее глубоко внутри, покатилось по щекам горючими слезами. Увидев соленые ручьи, бабушка крепко прижала Анну к груди: - Не плачь, ласточка моя. Всё устроится.
- Ничего не устроится, - выдохнулось сквозь слезы. – Не любит он меня. Просто хочет жениться и поскорей.
Марфа Петровна усмехнулась: - И поэтому он к тебе из-за моря прилетел? Там ничего подходящего не нашёл?
- Ты не понимаешь. Со мной ему удобнее, - всхлипнула Анна.
- Хорошо, что удобнее. Семья не только вздохи и поцелуи. Жить вместе дело серьезное. Твой Владимир взрослый человек и знает, кто ему для счастья нужен. Так что не выдумывай себе проблем.
Анна уткнулась в бабушкино плечо: - Я не выдумываю.
- Вот и славно, - улыбнулась Марфа Петровна: - Значит согласишься?
- Нет, - покачала головой Анна. - Не хочу замуж выходить и от тебя уезжать, - хитро добавила она, уже жалея, что расплакалась и огорчила старуху.
Марфа Петровна вздохнула и отвернулась к серому от дождя окну. Анна встала и, обойдя диван, присела перед ней на корточки.
- Тебе ведь будет скучно без меня? – улыбнулась она старухе, ожидая, что та по обыкновению ласково погладит внучку по волосам и с грустью скажет, что не представляет, как станет жить одна.
Но Марфа Петровна молчала. Сердце Анны сжалось от недоброго предчувствия:
- Бабуля, что случилось? Что-то не так?
Марфа Петровна нахмурилась.
- Солнышко моё, не хотела я раньше времени тебя огорчать, но придется... Расхворалась твоя бабуля. Через месяц придется лечь в больницу. Операция серьезная.
Анна изо всех сил стиснула деревянный подлокотник. Так вот как в дом приходит беда. Украдкой, когда не ждешь. Тикают ходики на стене. Ветер стучит в окно. Всё как прежде, только в груди растет тупая боль, а плакать нельзя. Пришла пора стать взрослой и самой позаботиться о бабушке.
Обняв старуху за колени, Анна ласково заглянула ей в глаза. – Бабуля, не волнуйся. Я сделаю всё, что нужно. Найду лучших врачей, достану любые лекарства, и ты поправишься.
Марфа Петровна покачала головой:
- Ничего не ищи. Я у себя в больнице всю жизнь проработала. Лучше, чем там, меня нигде не вылечат. А если хочешь помочь, выходи замуж за своего Владимира. Он о тебе позаботится, и мне легче станет. Душа изболелась от мыслей, как ты тут одна останешься. Порадуй старуху. Хочется мне до больницы на твоей свадьбе поплясать...

Весь вечер Анна держалась молодцом, а ближе к ночи, закрывшись в ванной, беззвучно зарыдала. Какой эгоисткой она была! Занималась собой и не замечала, как бабушка стала чаще грустить, вспоминать о старости и смерти. А ведь Марфе Петровне нет семидесяти. Даже на пенсии не успела отдохнуть - всё работала и растила внучку. Только жизнь стала налаживаться, а тут новая беда, - Анна обхватила голову руками: - Лучше не думать о страшном. Надо верить, что всё будет хорошо, и поддерживать бабушку. Как Марфа Петровна расцвела, когда услышала, что внучка выйдет замуж. Стала обсуждать свадебные платья, даже вытащила старые журналы. Пусть отвлечется от грустных мыслей. Ради самого родного человека можно покривить душой. В конце концов, Владимиру без разницы, ждет невеста ребенка или нет. Лишь бы на людях достойно выполняла обязанности супруги. С этим Анна отлично справится. А правду лучше не говорить. По крайней мере, пока не поправится Марфа Петровна. Вдруг, услышав про обман, жених передумает.